Чтение 200–й страницы книги ~Граф Монте-Кристо~

Затем, не отводя взгляда от точки, привлекшей его внимание, он велел
подать подзорную трубу.

Моя мать передала ему трубу; лицо ее стало белее гипсовой колонны, к
которой она прислонилась.

Я видела, как рука отца задрожала.

"Лодка!.. две!.. три!.. - прошептал он, - четыре!.."

Я помню, как он встал, схватил ружье и насыпал порох на полку своих
пистолетов.

"Василики, - сказал он моей матери, и видно было, как он дрожит, -
наступила минута, которая решит нашу участь; через полчаса мы узнаем от-
вет великого властелина. Спустись с Гайде в подземелье".

"Я не хочу покидать вас, - сказала Василики, - если вам суждена
смерть, господин мой, я хочу умереть вместе с вами".

"Идите туда, где Селим!" - крикнул мой отец.

"Прощайте, мой повелитель!" - покорно прошептала моя мать и склони-
лась, как бы уже встречая смерть.

"Уведите Василики", - сказал мой отец своим паликарам.

Но я, на минуту забытая, подбежала и протянула к нему руки; он увидел
меня, нагнулся и прикоснулся губами к моему лбу.

Этот поцелуй был последний, и он поныне горит на моем челе!

Спускаясь, мы видели, сквозь виноград террасы, лодки: они все росли
и, еще недавно похожие на черные точки, казались уже птицами, несущимися
по воде.

Тем временем двадцать паликаров, сидя у ног моего отца, скрытые пери-
лами, следили налитыми кровью глазами за приближением этих судов и дер-
жали наготове свои длинные ружья, выложенные перламутром и серебром; по
полу было разбросано множество патронов; мой отец то и дело смотрел на
часы и тревожно шагал взад и вперед.

Вот что осталось в моей памяти, когда я уходила от отца, получив от
него последний поцелуй.

Мы с матерью спустились в подземелье. Селим попрежнему стоял на своем
посту; он печально улыбнулся нам. Мы принесли с другого конца пещеры по-
душки и сели около Селима; когда грозит большая опасность, стремишься
быть ближе к преданному сердцу, а я, хоть была совсем маленькая, я
чувствовала, что над нами нависло большое несчастье...

Альбер часто слышал, - не от своего отца, который никогда об этом не
говорил, но от посторонних, - о последних минутах янинского визиря, чи-
тал много рассказов о его смерти. Но эта повесть, ожившая во взоре и го-
лосе Гайде, эта взволнованная и скорбная элегия потрясла его невыразимым
очарованием и ужасом.

Гайде, вся во власти ужасных воспоминаний, на миг замолкла; голова
ее, как цветок, склоняющийся пред бурей, поникла на руку, а затуманенные
глаза, казалось, еще видели на горизонте зеленеющий Пипд и голубые воды
янинского озера, волшебное зеркало, в котором отражалась нарисованная ею
мрачная картина.

Монте-Кристо смотрел на нее с выражением бесконечного участия и жа-
лости.

- Продолжай, дитя мое, - сказал он по-гречески.

Гайде подняла голову, словно голос Монте-Кристо пробудил ее от сна, и
продолжала:

- Было четыре часа; но, хотя снаружи был ясный, сияющий день, в под-
земелье стоял густой мрак.

В пещере была только одна светящаяся точка, подобная одинокой звез-
дочке, дрожащей в глубине черного неба: факел Селима.

Моя мать молилась: она была христианка.

Селим время от времени повторял священные слова:

"Велик аллах!"

Все же мать еще сохраняла некоторую надежду. Спускаясь в подземелье,
она, как ей показалось, узнала того француза, который был послан в Конс-
тантинополь и которому мой отец всецело доверял, так как знал, что воины
французского султана обычно благородные и великодушные люди. Она подошла
поближе к лестнице и прислушалась.

"Они приближаются, - сказала она, - ах, только бы они несли мир и
жизнь!"

"Чего ты боишься, Василики? - ответил Селим мягко, ласково и в то же
время гордо. - Если они не принесут мира, мы подарим им смерть".

Он оправлял пламя на своем копье, и это движение делало его похожим
на Диониса древнего Крита.

Но я, маленькая и глупая, боялась этого мужества, которое мне каза-
лось жестоким и безумным, страшилась этой ужасной смерти в воздухе и
пламени.

Моя мать испытывала то же самое, и я чувствовала, как она дрожит.

"Боже мой, мамочка, - воскликнула я, - неужели мы сейчас умрем?"

И, услышав мои слова, невольницы начали еще громче стонать и мо-
литься.

"Сохрани тебя бог, дитя, - сказала мне Василики, - дожить до такого
дня, когда ты сама пожелаешь смерти, которой страшишься сегодня".

Потом она едва слышно спросила Селима:

"Какой приказ дал тебе господин?"

"Если он пошлет мне свой кинжал, - значит, султан отказывает ему в
прощении, и я все взрываю, если он пришлет свое кольцо - значит, султан
прощает его, и я сдаю пороховой погреб".

"Друг, - сказала моя мать, - если господин пришлет кинжал, не дай нам
умереть такой ужасной смертью; мы подставим тебе горло, убей нас этим
самым кинжалом".

"Да, Василики", - спокойно ответил Селим.

Вдруг до нас долетели громкие голоса; мы прислушались; это были крики
радости. Наши паликары выкрикивали имя француза, посланного в Константи-
нополь; было ясно, что он привез ответ великого властелина и что этот
ответ благоприятен.

- И вы все-таки не помните этого имени? - сказал Морсер, готовый ожи-
вить его в памяти рассказчицы.

Монте-Кристо сделал ему знак.

- Я не помню, - отвечала Гайде. - Шум все усиливался; раздались приб-
лижающиеся шаги: кто-то спускался в подземелье.

Селим держал копье наготове.

Вскоре какая-то тень появилась в голубоватом сумраке, который созда-
вали у входа в подземелье слабые отблески дневного света.

"Кто ты? - крикнул Селим. - Но кто бы ты ни был, ни шагу дальше!"

"Слава султану! - ответила тень. - Визирь Али получил полное помило-
вание: ему не только дарована жизнь, но возвращены все его сокровища и
все имущество".

Моя мать радостно вскрикнула и прижала меня к своему сердцу.

"Постой! - сказал ей Селим, видя, что она уже бросилась к выходу. -
Ты же знаешь, я должен получить кольцо".

"Это правда", - сказала моя мать; и она упала на колени и подняла ме-
ня к небу, словно моля бога за меня, она хотела, чтобы я была ближе к
нему.

И снова Гайде умолкла, охваченная таким волнением, что на ее бледном
лбу выступили капли пота, а задыхающийся голос, казалось, не мог выр-
ваться из пересохшего горла.

Монте-Кристо налил в стакан немного ледяной воды и, подавая ей, ска-
зал ласково, но все же с повелительной ноткой в голосе:

- Будь мужественна, дитя мое!

Гайде вытерла глаза и лоб и продолжала:

- Тем временем наши глаза, привыкшие к темноте, узнали посланца паши;
это был наш друг.

Селим тоже узнал его, но храбрый юноша не забыл приказ: повиноваться.

"От чьего имени пришел ты?" - спросил он.

"Я пришел от имени нашего господина, Али-Тебелина".

"Если ты пришел от имени Али, тебе должно быть известно, что ты дол-
жен передать мне".

"Да, - отвечал посланец, - и я принес тебе его кольцо".

И он поднял руку над головой; но он стоял слишком далеко, и было не-
достаточно светло, чтобы Селим с того места, где мы стояли, мог разли-
чить и узнать предмет, который тот ему показывал.

"Я не вижу, что у тебя в руке", - сказал Селим.

"Подойди, - сказал посланный, - или я подойду к тебе".

"Ни то, ни другое, - отвечал молодой войн, - положи то, что ты мне
показываешь, там, где ты стоишь, чтобы на него упал луч света, и отойди
подальше, пока я не посмотрю на него".

"Хорошо", - сказал посланный.

И он отошел, положив на указанное ему место то, что держал в руке.

Наши сердца трепетали; нам казалось, что это действительно кольцо. Но
было ли это кольцо моего отца?

Селим, не выпуская из рук зажженный факел, подошел, наклонился, оза-
ренный лучом света, и поднял кольцо с земли.

"Кольцо господина, - сказал он, целуя его, - хорошо!"

И повернув факел к земле, он наступил на него ногой и погасил.

Посланец испустил крик радости и хлопнул в ладоши. По этому сигналу
вбежали четыре воина сераскира Куршида, и Селим упал, пронзенный пятью
кинжалами.

Тогда, опьяненные своим преступлением, хотя еще бледные от страха,
они ринулись в подземелье, разыскивая, нет ли где огня, и хватаясь за
мешки с золотом.

Тем временем мать схватила меня на руки и, легкая и проворная, побе-
жала по известным только нам переходам к потайной лестнице, ведшей в
верхнюю часть убежища, где царила страшная суматоха.

Залы были полны чодоарами Куршида - нашими врагами.

В ту секунду, когда моя мать уже собиралась распахнуть дверь, прогре-