стенами, выложенными голубыми с пунцовой прожилкой изразцами, было прохладно
и сумрачно. Листва, провисающая подобно потолку, просевшему под собственной
тяжестью, мерцала крупными каплями влаги. На плоских чистых камнях стояли
прозрачные лужицы.
пылью и сухими арыками, ты мог куражиться, шуметь, строить из себя
отчаянного. Здесь же, в остолбенелой тишине и прохладе, немедленно пробирал
запоздалый озноб, а отчетливый, внятный звук оборвавшейся капли заставлял
вздрогнуть.
тени, огромный, грузный, восседал, как и подобает чиновнику государя, не на
коврике, а на высоком резном стуле. Один глаз судьи был презрительно
прищурен, другой раскрыт широко и беспощадно. Белоснежная повязка небрежно
приспущена чуть ли не до кончика горбатого мясистого носа. И хотя смотрел
досточтимый исключительно на обвиняемого, каждый из свидетелей, несомненно,
успел уже десять раз раскаяться в том, что ввязался в эту историю.
поправил свою повязку, подтянув полотно до самых глаз. Опасливо покосился на
дверь и тут же, спохватившись, снова уставился на судью.
из предгорий. Лица - каменные. Металлические зеркала прямоугольных парадных
щитов недвижны, словно не в руках их держат, а к стене прислонили. Бесстыжий
все-таки в Харве народ... Весь срам наружу, как у женщин: рот, нос... Тьфу!
..
неподвижный, но по несколько иной причине. Государь единой Харвы,
непостижимый и бессмертный Улькар, был изваян из мрамора в обычной своей
позиции: гордо вздернутая и чуть отвернутая в сторону голова, в руках -
пучок молний и свиток указов. И тоже весь срам наружу. Вот и поклоняйся
такому...
брезгливо, не то с ненавистью. Наконец вздохнул и покосился на истца, с
самым преданным видом подавшегося к судейскому креслу.
известно... - Тут владелец кофейни кое-как совладал с собой и продолжал
дрожащим от обиды голосом:
Пришел - значит пей, в кости играй, беседуй... А чтобы песенки петь - это
вон на улицу ступай... Домой вон иди и пой...
прищурилось, а прищуренное - хищно раскрылось. Истца это поразило настолько,
что он осекся на полуслове.
Ар-Маура. Лицо его как-то странно передернулось под повязкой, и он снова
въелся яростным своим оком в обвиняемого. - И о чем же?
Ну... просто песенки... Так, чепуха какая-то... И не складно даже...
заметить, стал несколько разочарованный.
приличное... А он поймал муху...
кофейни запнулся.
я нарочно развожу незаконных мух... А потом стал обрывать ей лишние лапки...
И еще сказал, что я враг государю, потому что развел незаконных мух и...
в то же время и некоторую растерянность. Судья крякнул, оглянулся и щелкнул
пальцами. Во дворик по оперенной лесенке торопливо сбежал молоденький
тщедушный секретарь (тоже из голорылых) и замер в полупоклоне.
Буква ?кор?, раздел, по-моему, девятый. О летающих и пернатых.
мухи?
сорвалась и разбилась о его бледный высокий лоб. Бесстыдно оголенное лицо
юноши озарилось радостью, и, прикрыв веки, он процитировал нараспев.
четыре лапки для хождения...
на второй этаж, где у него хранились копии указов.
истец и свидетели затаили дыхание. Обвиняемый вздохнул и переступил с ноги
на ногу.
каждым словом наливался желчью, - ту ревность, с которой подданные государя
следят за точным исполнением его указов. Даже количество лапок у мухи не
избегнет их острого взора. Будь вы четверо чуть поумнее, я бы заподозрил вас
в издевательстве над законом. Однако, поскольку указа против глупости пока
еще не издано, считайте, что вы легко отделались. Присуждаю: издержки
разложить на истца и свидетелей, дабы впредь не беспокоили судью попусту.
Что же касается тебя, красавец... - Ар-Маура развернулся всем своим грузным
телом к обвиняемому. - Что-то слишком часто мы стали с тобой встречаться.
Полторы луны назад тебя, помнится, уже приводили сюда за какие-то проказы.
Поэтому сегодняшнюю ночь ты проведешь в яме, а завтра чтобы ноги твоей здесь
не было! - Он помедлил, как бы сожалея о мягкости приговора, потом кивнул
стражам:
еще с ним сегодня побеседую...
касается обвиняемого, то он, кажется, так не считал. Вид у него, во всяком
случае, был озадаченный и даже слегка обиженный.
Ар-Маура просто пребывал сегодня в хорошем настроении. В конце концов, он
тоже человек...
брус казенной каторги до Зибры и обратно, Ар-Маура тяжело поднялся с
высокого резного стула и, прихрамывая, удалился в дом. Приятно удивил
секретаря и слуг, отпустив их до вечера по своим делам. Усмехнувшись,
подумал, что день этот войдет в легенду. День, когда Ар-Маура был добрым...
коврика, бросил на пол подушки, поставил на серебряный поднос кувшин в
мокрой фуфаечке и плоские чашки. Затем снял с пояса ключи и открыл узкую
дверь в стене. Заключенный (он сидел в углу, подобрав под себя ноги) поднял
голову и хмуро всмотрелся в огромную, заслонившую проем фигуру.
выручать прикажешь?
Наблюдай за ними кто-нибудь со стороны, он был бы поражен, насколько эти
двое похожи друг на друга. Такое впечатление, что разница между ними
заключалась лишь в возрасте, дородности и хромоте.
трапезу и неторопливую беседу? - довольно ядовито осведомился судья.
фруктами.
этом и мечтал...
справа и подкладывая подушки поудобнее. - Прошу. И если не возражаешь... -
Он запустил руку под головную накидку и сбросил с лица повязку - жест,
который ужаснул бы любого жителя Пальмовой Дороги. Ар-Шарлахи лишь
усмехнулся и тоже обнажил лицо. Оба когда-то (правда, в разное время)
учились в Харве, так что многие обычаи голорылых давно уже не казались им
неприличными и ужасными. Кроме того, и Ар-Маура, и Ар-Шарлахи происходили по
прямой линии от погонщиков верблюда по имени Ганеб, а сородичам стесняться
друг друга не пристало.
произнес Ар-Шарлахи ритуальное пожелание.
как принадлежит государю.
жил. Можно сказать, правишь... Согласно обычаю, прикоснулся краем чашки ко
лбу и лишь после этого отхлебнул.
позавидуют.
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Соломатина Татьяна