Чтение 3–й страницы книги ~Сельва умеет ждать~

Куранты на Статской башне головного офиса Компании ударили полдень.
…После яркого солнца конференц-зал — сумрачная пещера, чуть подсвеченная угасающими факелами-бра.
Радужные круги плывут перед глазами.
Истончаются. Тускнеют.
В неспешно рассеивающемся мареве — тягучий хоровод бледных мороков, понемногу обретающих резкость черт.
Пять модных укладок… два серебристых «бокса»… плешь, полуприкрытая жиденьким начесом…
Пара пушистых усов… Две бородки… Из них та, что подальше, заплетена в косичку — хит куаферских изысков текущего сезона…
Очки в черепаховой оправе. Еще очки, в оправе тончайшей. Антикварное пенсне а lа Св. Лаврентий. И один монокль.
— Здравствуйте, коллеги…
Восемь вальяжных мужчин, чинно восседающие за массивным прямоугольным столом, чуть привстали, с чопорной учтивостью приветствуя первоприсутствующего.
— Начнем, — негромко сказал господин Салманов. — Неделю назад три постоянных члена совета директоров, руководствуясь пунктом девять статьи седьмой и пунктом пять «прим» действующего регламента, направили в адрес исполнительного бюро требование о незамедлительном созыве внеочередного заседания совета. — Он прокашлялся. — Каковое и объявляю открытым. На повестку дня выносится вопрос: «Отчетный доклад Председателя совета директоров Компании». Замечания, дополнения к повестке имеются? Нет? В таком случае прошу внимания.
Как обычно, первые фразы дались не без труда.
Затем речь вошла в русло.
Четко и коротко. Никакой словесной эквилибристики.
В области капитального строительства… В области. космического транспорта и энергетики… В сфере упрочения контактов с Внешними Мирами… В рамках взаимозачетов…
С тяжелых (пурпур и золото) гобеленов, внимая докладчику, ласково улыбались легендарные Отцы-Основатели, господа Энгерт и Гулевар.
— …таким образом, стабильный рост экономических и производственных показателей за отчетный период позволяет, с точки зрения исполнительного бюро, признать деятельность Председателя Салманова удовлетворительной. Благодарю за внимание.
Коренастый бритоголовый человек, неуютно чувствующий себя в парадном френче, отодвинул прочь так и не понадобившиеся тезисы доклада. Промочил горло глотком нарзана из высокого хрустального бокала. Слегка прищурился, безмолвно откликаясь на сочувственный взгляд чернобородого денди средних лет, единственного здесь, кому мог полностью доверять.
— Вопросы есть?
— С вашего позволения… — кивнул аристократически сухопарый джентльмен, неторопливо протирая пенсне.
Скулы господина Салманова отвердели.
Двое из мятежной троицы не стоят доброго слова.
Плешивец с зачесом — чмо. И сноб. Смысл жизни для него ограничен космолетами и светскими тусовками.
Обладатель шикарной бороды-косички вообще никто. Пустое место. Директор без портфеля с интеллектом водопроводчика. Взят на должность по ходатайству троюродной тетки, вдовы и наследницы акций незабвенного господина Гулевара.
Сухощавый — совсем иное дело.
Безусловный патриот Компании. Умница. Аналитик.
Жаль, что столь авторитетный человек счел возможным поставить свою строгую подпись рядом с кудрявыми росчерками двух недоумков. Это очко далеко не в пользу Председателя…
— Уважаемые коллеги!
Голос сухопарого бархатист, под стать облику. Служебное псевдо «Лорд» подходит носителю пенсне идеально. Трудно поверить, что этот сдержанный господин с манерами засидевшегося в наследниках принца Уэльского начинал карьеру рядовым чистильщиком и был одним из счастливчиков, уцелевших в приснопамятной «бойне в день святого Себастьяна».
— Полагаю, ни для кого не секрет, что наши с досточтимым господином первоприсутствующим, — корректный кивок, — отношения всегда были исполнены самого глубокого взаимопонимания относительно целей, средств и перспектив нашего общего дела. Хочу подчеркнуть: вне зависимости от итогов данного заседания я был и останусь искренним приверженцем действующей концепции развития Компании. Несомненно она войдет в историю как «Концепция Салманова» — еще один учтивый полупоклон. — И коль скоро уж речь зашла об истории… — Лорд значительно помолчал, выдержал паузу, протирая якобы запотевшее пенсне, вернул его на породистую переносицу и развел руками. — В хорошенькую же историю мы с вами влипли, господа!
Господа зашевелились.
Кто-то нахмурился, кто-то смущенно отвел глаза.
И — кошкой по асфальту — вопль теткиного протеже:
— Из-за вас, Шамиль Асланович, прошу прощения, бля, нас тут всех перекозлят! Однозначно!
Лысый транспортник хихикнул в кулак. Облачно-серые очи оратора исполнились печали.
— Соглашаясь по сути с основным вашим тезисом, уважаемый Племяш, я все же попросил бы воздерживаться от… э-э… неортодоксальной лексики. По крайней мере, в рамках отведенного мне времени.
Борода-косичка возмущенно всколыхнулась.
— Э? Но, Лорд, мы ж с вами…
— Мы с вами, милейший, — баритон сухощавого покрылся изморозью, — достигли консенсуса в рамках одной, четко оговоренной проблемы. Не вижу смысла расширять. Впрочем, — по ледку промчалась искра, — не сочтите за комплимент, но не могу не отметить: вы, коллега, могли бы, возвысившись над миром, первым из смертных троекратно приветствовать восход…
— Возвысившись над миром, — мечтательно повторил Племяш. — Нет, ну, спасибо, конечно… Лысый откровенно хохотнул.
— Впрочем, к делу. — Лорд нахмурился. — Заслушанный нами доклад содержит великолепные тезисы для юбилейного отчета. Но, к сожалению, ни в коей мере не проливает свет на… — он помедлил, — будем откровенны, критическую ситуацию, в связи с которой, собственно, мы здесь и собрались. Я имею в виду действия федеральных властей в последние месяцы. Как ни печально, следует констатировать, что единичные инциденты на данный момент переросли в систему.
Он прав, подумал господин Салманов. Абсолютно прав. И он еще деликатничает. Я б на его месте пер буром.
— К сожалению, недавно завершившийся процесс над группой Буделяна-Быдляну полностью подтверждает мои выводы. Руслан Борисович, конечно, сукин сын. Но, — Лорд значительно приподнял указательный палец, — это наш сукин сын. До мозга костей. По карману ли Компании такие потери?
— Одиннадцать миллионов семьсот сорок три тысячи сто семь кредов, — оживился осанистый усач в громоздких черепаховых очках, — включая расходы на адвокатов!
— Оставьте, коллега. Не это существенно. Я говорю о тех убытках, которые невозможно выразить в цифрах.
— Как это невозможно? — изумился усач.
— Не перебивайте, коллега, — очередной полупоклон Лорда был по-прежнему безукоризнен. — Ведь вы, уважаемый Шамиль Асланович, не общались с близкими… э-э… потерпевших. А кое-кому пришлось. По долгу службы. При всем желании не могу назвать эти встречи приятными…
— Четыре миллиона шесть тысяч одиннадцать кредов компенсации семьям плюс вилла в Сан-Жейе персонально Ольге Руслановне…
— Уймитесь, коллега. Дело не в кредах. А в том, что вину впрямую возлагают на нас. Скажу больше. Уже сейчас в определенных кругах циркулирует мнение, что дружба с Компанией — дурная примета…
Лорд запнулся и повернул голову к усачу.
— Вы желаете дополнить, Шейлок?
— Хотелось бы. Минуты две-три.
— Надеюсь, по существу?
— Разумеется. Прежде всего: наши друзья в Администрации настаивают на пятикратном увеличении стипендий. В данной ситуации их можно понять. Но я не политик. Я финансист. Хочу сообщить вам, коллеги, что…
Далее пошли цифры. Целая Ниагара цифр, словно из рога изобилия. Но владелец черепаховых очков знал цену времени. На исходе третьей минуты фонтан иссяк.
— В целом же убытки Компании равны одному миллиарду шести миллионам двенадцати тысячам ста тридцати двум кредам. За текущий квартал. А на предстоящее полугодие сумма убытков составит сорок девять миллиардов девятьсот восемьдесят три миллиона триста двадцать две тысячи кредов. Мои аналитики подготовили перспективный прогноз по отраслям…
С десяток секунд элита Компании осмысляла услышанное.
— Кроме транспортного департамента, — подвел черту финансист. — По этому вопросу я предложил бы заслушать мнение специалиста. Тем паче что мое время истекло.
— Я готов, — плешивый щеголь уже тянул руку. — Прошу три минуты.
— Надеюсь, по существу? — осведомился Лорд.
— Разумеется…
Дальнейшее более всего напоминало умело поставленный спектакль, где актеры, все, от героя-любовника до последнего «Кушать подано», выучили роли назубок и не нуждаются в услугах суфлера, а каждая пауза, интермедия и мизансцена десяток раз прогнаны сквозь мясорубку репетиций.
Сцена за сценой: искреннее недоумение, обманутое доверие, неприкрытая тревога. И — в заключительном акте — праведный гнев.
Воистину, Лорд похоронил в себе великого режиссера.
Он управлял действом изящно, грациозно, словно и сам удивляясь происходящему в этом театре одного зрителя. Зрителя, о котором давно забыли актеры. И когда ухоженный чернобородый денди, единственный, в чьей лояльности не сомневался Председатель, попытался урезонить высокое собрание, призывая прекратить цирк и помнить о регламенте, в несчастного вцепились с двух сторон (Шейлок — на ушко: «Ну что вы, в самом-то деле. Прокоп?»; Племяш — через стол: «Харрош целку корчить, гоблин позорный!») и затюкали мгновенно. Втянув голову в узкие плечики, бедолага сгорбился и сделался похож на тщательно обработанный антрекот.
Ну что ж, отстранение подумал господин Салманов, по крайней мере, больше десяти процентов личного состава не предало. Совсем неплохо…
Приближающийся финал постановки был очевиден. Его схарчат. Вместе с френчем и полуботинками. В данной ситуации Компании попросту не обойтись без козла отпущения, и чем шикарнее будут рога, тем лучше.
Обидно, конечно, на старости лет оказаться козлом. Дело даже не в арестах. Сажали и раньше, подчас целыми обоймами. Но строго паритетно, на основе третьего пункта Дополнительного протокола к «Конвенции о статусе финансово-промышленной олигархии». Если сегодня органы закрывали консультанта Компании, то в следующий раз посещали особь, прикормленную конкурентами. Причем брали, как правило, идиотов, норовивших уйти от уплаты налогов.
Ну что ж, государство вправе профилактировать аппарат. Тем паче что приговоры не были суровы, а судимости вскоре снимались по амнистии.
Сейчас все иначе. Людей гребут пачками. В одностороннем порядке. И расстреливают с конфискацией. Всех. Кроме особо везучих, исхитрившихся не дожить до процесса. На сети контактов в министерствах, которой по праву гордилась Компания, можно ставить крест…
— …Да, именно крест! Причем жирный! — прозвучало над самым ухом.
Пораженный господин Салманов вздрогнул. Но холеный рыжеватый субъект в смокинге с претенциозной бутоньеркой на лацкане отнюдь не читал мысли. Куратор внешних связей (служебное псевдо «Ходок») говорил о своем.
О том, что все — вы понимаете, коллеги? — именно все программы, развернутые во Внешних Мирах, на текущий момент заморожены. И может ли быть иначе, если федеральная власть закрыла транзитные космостанции для грузовых судов Компании? Он, Ходок, прежде всего дипломат, он, если угодно, защитил диссертацию на тему «Стратегия интриги», и ему абсолютно ясно: некто из руководства Компании, причем высшего, нежели он, рядовой член совета, уровня — нет, уважаемые коллеги, никаких имен! — ухитрился наступить на очень больную мозоль кое-кому — это, разумеется всего лишь предположение, высокочтимые коллеги! — способному растереть Компанию в пыль. И если эта версия верна, то хотелось бы получить исчерпывающие разъяснения на тему: во имя каких экстраординарных целей теленку вздумалось бодаться с дубом? Несомненно, если таковые существуют, он лично готов поддержать достопочтенного господина Председателя совета директоров…
Щас, неприязненно подумал достопочтенный господин пока еще Председатель, вежливо кивая. Все брошу и немедленно поставлю тебя в известность. Вот только шнурки поглажу.
Настроение в зале меж тем понемногу переставало быть рабочим. Все было ясно, нервное напряжение требовало разрядки, действующие лица резвились уже почти открыто.
Кто-то негромко барабанил пальцами по столу в такт изысканным модуляциям Ходока, кто-то ваял в биоблокноте трехмерный профиль чертика, до неприличия похожего на Лорда, сдержанный Шейлок вертел пенковую носогрейку, всем своим видом давая понять, что пора бы и на перекур…
А затем все кончилось.
— Ша! — просипел сухонький старичок, доныне мирно сопевший в уютном кресле. — Ша, я сказал!
И стало ша.
Только левая бровь Лорда слегка изогнулась, и по переносице пробежала тоненькая вертикальная морщинка.
Зная презрение деда к командным играм, с ним предварительно не консультировались. Впрочем, старец и не ломал сценария, демонстративно уйдя в нежное марево вполне простительной для его возраста полудремы.
— Вы просите слова, Шалун?
— Я ничего не прошу. — Тусклые блекло-зеленые ледышки выглянули из-под кудлатых бровей. — Я буду говорить.
В зале ощутимо похолодало.
Кондиционеры, надо полагать, пошли вразнос.
— Мне ровно восемьдесят. — Старческое горло забавно взбулькивало, но улыбок не было. — Я делал дела, когда все вы еще титьку сосали, и я их делал по понятиям, а не по вашим законам. Ты можешь сношать мозги молодым, но разыгрывать втемную меня у тебя не выйдет. Понял меня, Умка?
Молчание усугубилось. Ходок, непривычный к таким формулировкам, сделал большие глаза.
К главе совета обращаются по должности. Не возбранено использовать псевдо «Имам», избранное Председателем при инаугурации. Но, произнося давно забытое прозвище, не кличку даже, а уличное погоняло, старик только что прилюдно оскорбил Шамиля Аслановича.
Промолчать означало бы окончательно потерять лицо.
— Объяснитесь, Шалун, — сдержанно потребовал господин Салманов.
— Нет, это ты, Умка, объясни, — с пергаментных губ спрыгнул на стол нехороший смешок. — Объясни пацанам, кто сидит кумом на беспределе. Кому Хозяин выдал ксиву на мокруху. Или ты держишь свой молодняк за лохов?
Он блефует, подумал Шамиль Асланович, он не может знать этого. Никто не может, кроме меня.
— Или сам не знаешь? Тогда скажу я.
Пауза. И негромкое:
— Тахви.
Трубка Шейлока, выскользнув из взмокших пальцев, раскололась о паркет. Поза Ходока изобразила намек на некоторую степень сомнения. У Племяша безыскусно отвисла челюсть. А Прокоп, и без того достаточно унасекомленный, глубже втянул голову в плечи, словно уже стоял у стены, глаза в глаза с расстрельной командой.
Сердце господина Салманова замерло. Постояло. И снова заработало, медленно и гулко.
— Он умер, Шалун, — мягко произнес Лорд. — Вы понимаете? Он давно умер. В тюрьме. Об этом писали газеты.
— А я от шефа Винницкого централа слышал, — подтвердил Ходок. — Четыре года назад. На рауте у пресс-атташе Барановского, мир его праху.
Участливо вздохнув, зашевелился Племяш. Он крепко уважал аксакала и готов был порекомендовать тому прелестное заведение, где девочки в два счета вылечат кого угодно от чего хошь, а не то что от какого-то там склероза. Он даже почти сформулировал эту великолепную мысль.
Но высказать не успел.
Старик вытряхнул из рукава глянцевую пластинку и жестом заправского крупье метнул ее через стол.
— Смотри, Умка!
Всматриваться не было нужды. Такая же стереокарточка хранилась в личном сейфе господина Салманова, и еще миг тому Шамиль Асланович дал бы руку на отсечение, что существует она в единственном экземпляре. А теперь ему оставалось только не опускать взгляда.
— Зна-аешь, — констатировал старец. — Но молчишь. Хитрый Умка, мудрый. Сам себя Умка перемудрил…
Лорд, поколебавшись, протянул руку к карточке. Взял. Близоруко щурясь, присмотрелся. Затем вспомнил о пенсне. Водрузил его на переносицу. Долго вглядывался, хмурясь и вульгарно пожевывая нижнюю губу. И наконец, покачав головой, передал Шейлоку. Стереокарточка пошла по кругу. Изображение было темноватым, но четким. Кирпичная стена. А на ее фоне — Валери Барановский, пресс-атташе господина Буделяна-Быдляну и голосистый соловей Компании, по официальной версии бесследно сгинувший в мае при столкновении служебного аэроджипа со стаей перелетных гусей.
На коленях. Бородка всклокочена. В глазах слезы.
Что и понятно. Потому что подбористый крепыш с нитеподобными серебряными усиками уже воткнул ему в ухо револьверное дуло, улыбаясь при этом светло и печально, как и должно человеку, исполняющему тяжкий, но от того не менее святой долг…
По мере просмотра директорат покрывался испариной. Зеленел. Глотал кардиостим.
— Это монтаж? — робко спросил Ходок.
— Это пиздец, — выдохнул Племяш.
— Это Тахви, — подытожил Шейлок. — Я видел его. В Арцизе, в пятьдесят первом…
Общее потрясение давало господину Салманову крохотную фору. А он сейчас мог лишь не моргать, глядя в ледяные стариковские глаза. И думать: что еще известно этой чертовой мумии?
— Что, мальчики, плохо, когда кумовья борзеют? — Шалун не притворялся, ему действительно было весело. — Вот оно как бывает, ежели Хозяин осерчает. Он ведь, Хозяин-то, с кем хочет, с тем и пьет. Вчера с нашим Умкой чаи гонял, а нынче с господами Смирновыми ручкается…
Долю секунды взгляд Председателя панически метался по гобеленам. Но, судя по лицам, из членов совета сориентировались разве что Лорд и Шейлок.
Напористая, круто набирающая обороты «ССХ, Лтд» давно уже наступает Компании на пятки. До сих пор усилиями консультантов-внештатников попытки господ Смирновых сдружиться с лох-ллевенским Дедом гасились на корню. Но если капризный затворник решит сменить круг общения, «концепцию Салманова» можно смело сдавать в утиль. Вместе с автором.
— Тебя, Умка, когда в последний раз звали? — Мумия шалила вовсю. — В марте? А сколько раз за эти полгодика Юрка Смирнов аудиенцию имел, а? Могу сказать. А могу и показать. Желаешь?
— Не надо, — сквозь зубы выцедил господин Салманов.
В этот миг он хотел одного: собственноручно и очень медленно удавить поганого старикашку. Под сводами черепа, хрустко ударяясь в виски, билось: если Шалун знает и о Принце, тогда — все. Отставкой не отделаться…
— А не надо, так и не надо, — неожиданно миролюбиво согласился старец, прибирая со стола стереокарточку. — Видишь, Умка, не только у твоих шестерок хитрые пуговицы имеются…
Он откинулся на спинку кресла, взглянул на циферблат напольных «Павла и Буре» и удовлетворенно прикрыл глаза. Слабая улыбка застыла на сухих, лиловато-серых губах.
Почти пятнадцать лет он ждал часа, и вот — случилось.
Умке, ничтожеству и выскочке, конец.
Потому что зарвался. Как Жирный Балух в пятидесятом, когда вся эта пацанва еще шестерила на подхвате…
Слово Шалуна, подкрепленное семью сотнями отборных стволов при бронетехнике и дюжине вертушек, в те дни стоило дорого; не зря же Отцы-Основатели сочли возможным гарантировать Шалуну кресло в совете директоров совсем еще юной Компании.
На размышление дали час. Хватило пяти минут.
Год спустя Жирный был на эшафоте, а он — в ложе для почетных гостей.
Когда же пятнадцать лет назад, вопреки завещанию уходившего на покой Председателя Энгерта, Шалуна не избрали главой совета, он запретил себе драться за наследство. Зачем? Фарт не любит умок. Судьба рано или поздно наказывает наглый молодняк, забывший понятия…
И сейчас, следя сквозь прищур за ненавистным Умкой, старец парил в небесах. Он дождался. Он сделал все, чтобы судьбе было легко расставлять точки. Остальное несущественно. Если детворе хватит ума востребовать его мудрость и опыт, он, Шалун, сумеет отмыть Компанию от дерьма. Если же нет, тоже не страшно. В восемьдесят человеку ни к чему лишние нагрузки.
Старик ловил кайф.
Шамиль же Асланович облегченно вздохнул.
О Принце не было сказано ни слова. И уже не будет.
— Шалун, у вас все? — Лорд опять у кормила. — Шалун? Молчание.
— Благодарю вас, уважаемый коллега, за информацию. Не желает ли господин первоприсутствующий объясниться по вновь открывшимся фактам?
Восемь взглядов в упор.
Господин Салманов сжал кулаки.
— На основании первой поправки к «Положению о статусе главы совета» давать пояснения отказываюсь.
— Ваше право, — кивнул Лорд. — Продолжим. Кто-нибудь еще желает высказаться? Вам слово, Племяш…
— У меня тут… ну, проект.
— Вот как? — Режиссер очень правдоподобно удивился. — Прошу!
Директор без портфеля страдальчески поморщился, отбросил за плечо бороду-косицу и, уткнувшись в биоблокнот, монотонно, с запинками, забубнил:
— Глубокоуважаемые коллеги! Согласно пункту девятнадцатому части седьмой Устава Компании, совет, как коллегиальный орган, осуществляющий контроль за деятельностью исполнительного бюро, правомочен выразить недоверие действующему главе совета в случае, если таковой действием или бездействием наносит вред стратегическим интересам концерна… Вот… И на основании Хартии нашего совета, статья одиннадцатая «Председатель совета», пункт восьмой «Досрочное прекращение полномочий», процедура… — выступающий запнулся и набрал полную грудь воздуха, — им-пич-мен-та… может быть осуществлена, если в случае поименного голосования не менее трех четвертей членов совета выскажутся «за». Согласно пункту тридцать второму, подпункту тридцать второму-прим, любой член совета может поставить вопрос об инициации процедуры. Я… — Племяш вскинул остекленевшие глаза. Лорд чуть заметно кивнул. — Я ставлю вышеупомянутый вопрос на голосование!
Кульминация.
Немая сцена.
И выход Лорда:
— Итак, уважаемые коллеги, нашему вниманию представлен проект решения внеочередного заседания совета. Полагаю, что высокочтимый первоприсутствующий, руководствуясь статьей семнадцатой Хартии, считает необходимым объявить перерыв…
Высокочтимый первоприсутствующий не возражал.
И уже в кабинете, избавившись от промокшей насквозь сорочки, приняв контрастный душ, выпив две чашки чаю и расслабившись виртуозным Зиночкиным минетом, господин Салманов сумел привести мысли в порядок.
Необходимые для успешного импичмента шесть голосов, несомненно, будут. Уже есть. Племяш глядит в рот Лорду. Возница издавна не любит Председателя, полагая себя обойденным. Шейлок не враг. Но его убеждают только цифры, а цифры сейчас против первоприсутствующего. С Шалуном все понятно. А Ходок и Аскет, куратор общего отдела, примкнут к большинству. Мнение верного Прокопа уже ничего не изменит.
Ну и пусть. Говорят, и к отдыху можно привыкнуть.