точки зрения географии большой науки глухая провинция... Что-то здесь было
не так, потому что бесспорным оставался факт: сегодня случайная попутчица
ни с того ни с сего попросила меня не приходить в лабораторию... Но, может
быть, я неправильно вспомнил ее слова? Может, она сказала что-то совсем
другое?
я ошибся, если кого-нибудь до такой степени могли заинтересовать наши
исследования, значит, в них бил смысл, неясный пока еще мне самому. Какой?
На этот вопрос не было ответа.
я наткнулся на статью, посвященную вопросу накопления генетической
информации в клетках. Из нее следовало, что никакими мутациями, никакими
известными нам процессами нельзя объяснить тот скачкообразный качественно
новый переход, в результате которого одноклеточные простейшие организмы
объединились в многоклеточные системы с раздельными функциями органов.
Информация только об этой специализации на несколько порядков сложности
превышала все, что раньше было закодировано в генах простейших
одноклеточных существ. Таких скачков в процессе развития жизни на Земле
было несколько, и каждый раз они представляли собой необъяснимую загадку.
Но самым невероятным, самым необъяснимым был тот, первый, скачок... Вот
тогда и возникла у меня, в сущности, не такая уж сложная мысль,
определившая круг моих интересов на несколько долгих лет: что, если
вывести совсем простенький штамм одноклеточных микроорганизмов, похожих на
те первые древнейшие существа Земли, давшие начало жизни на ней, а потом,
изменяя условия среды, заставить их объединиться в колонию?
безуспешные опыты... Но у меня была одна догадка, одна-единственная мысль,
ради которой стоило попробовать все еще раз. Я не верил в то, что стадо
обезьян, бесконечно долго ударяя по клавишам машинки, в конце концов
напечатает Британскую энциклопедию. Не верил - и все. Генетическая
информация такой сложности должна была существовать как таковая в готовом
виде. В космических спорах, в самом первозданном океане - я не знал, где
именно, но не сомневался, что где-то она была и попала в клетки уже
готовой извне. Именно это заставило простейшие организмы миллионы лет
назад объединиться в колонии. Стоило поискать, каким образом можно вводить
в клетки такую вот готовую закодированную информацию. Стоило доказать
возможность такого ввода информации извне хотя бы в принципе. Именно этим
я и занимался в своей лаборатории вот уже четвертый год. Совсем недавно
наметились первые успехи в исследованиях, которые до сих пор казались мне
нашим внутренним, частным делом, и вдруг выяснилось, что они интересуют
кого-то еще. "По-моему, вам не стоит ходить сегодня в лабораторию..." -
именно это она и сказала! Сейчас я совершенно отчетливо вспомнил ее слова.
Можно было не сомневаться, что, как только до меня дойдет смысл этой
фразы, я сразу же помчусь туда. Но я почему-то не мчался. Вместо этого я
стоял на кухне, прислонившись к холодному окну, и смотрел, как потоки воды
за стеклом заливают весь мир.
ее поведении. Ни одна самая лучшая актриса не смогла бы, наверное, так
сыграть. Что-то здесь было другое. Что-то такое, чего я не мог пока
объяснить, но, во всяком случае, гораздо более сложное, чем хорошо
организованный розыгрыш. Я не хотел делать то, что от меня ожидали, не
хотел ехать в лабораторию и стоял у окна, не зная, на что решиться. В
конце концов, что там могло произойти без меня? Пожар, похищение ценных
научных материалов?
работает за полночь и я, осел несчастный, вполне мог бы ему позвонить...
слышал только тяжелое дыхание. Ни привычного "алло", ничего, кроме этого
дыхания. Я тоже молчал, наверно, с минуту. Мне казалось, что, если я задам
вопрос, разобью это стеклянное молчание, то случится что-то ужасное,
необратимое. Наконец я не выдержал: "Артам, это ты?" Никакого ответа, на
том конце повесили трубку, и короткие резкие гудки ударили мне в ухо.
Больше я не стал раздумывать. В лаборатории был кто-то посторонний.
руках ворвался в вестибюль института.
лаборатории, но оказалось, что Артам еще не ушел. Я бежал по лестнице
через ступеньку, с трудом справляясь с одышкой. Следом, немного поотстав,
бежал дежурный. Представляю, как это выглядело со стороны, когда мы
ворвались в лабораторию. Артам поднялся из-за стола и оторопело уставился
на нас.
случилось?
Предстоящий разговор не был предназначен для посторонних ушей. Но
избавиться от старика было теперь не так-то просто, он с интересом ждал
продолжения. Мне пришлось проводить его до лестницы. Наконец мы остались
одни.
соизволил ответить!
испортился?
нам безотказно который уж год, и в это время он зазвонил. Бросив
уничтожающий взгляд на Артама, я снял трубку. Что-то меня заставило не
спешить с ответом. Мне хотелось, чтобы тот, кто позвонил в лабораторию в
столь неурочный час, первым нарушил молчание. Дыхание на другом конце
провода было явно мужским, тяжелым и вроде бы встревоженным, я уже
собирался прервать чрезмерно затянувшееся молчание, как вдруг голос в
трубке взволнованно спросил: "Артам, это ты?" Голос был совершенно
незнакомым, но что-то в его тоне поразило меня до такой степени, что я
молча положил трубку. Если я ошибался, если мои домыслы сплошная чепуха,
то аппарат сейчас зазвонит снова. Я смотрел на телефон с надеждой, почти с
отчаяньем. Медленно текли минуты. Звонка не было.
табуретки.
на том конце провода... те же интонации, те же слова... Я произнес их час
назад, прежде чем выехал к тебе.
словами, судорожный глоток воздуха... Словом, я узнал свой голос.
мистического розыгрыша. Давайте начистоту, шеф. Что произошло? Что
предшествовало этому таинственному звонку и что заставило вас в полночь
примчаться в лабораторию?
значение имеют всего два-три конкретных факта. Во-первых, незнакомый
человек попросил меня сегодня не ходить в лабораторию, попросил скорее
всего для того, чтобы добиться обратного, - заставить меня здесь
очутиться... Когда же я все-таки не поехал и решил вместо этого
позвонить... Ну, что из этого получилось, ты уже знаешь. И вот я здесь.
методы, а цель, которую преследовали. Для чего-то было нужно, чтобы вы
пришли в лабораторию именно сегодня? Ведь завтра вы бы здесь оказались без
всяких усилий с их стороны.
ощущение, что все происшедшее лишь интермедия к главному действию.
Подождем. А раз уж я все равно оказался здесь, не стоит терять времени
зря.
вчерашние записи: целых две страницы, заполненные ровным почерком
Гвельтова. Он работал намного больше меня, и мне казалось это вполне
справедливым, потому что и сам я, будучи ассистентом на кафедре Малевы, в
поте лица трудился над диссертацией шефа. Правда, тогда насчет
справедливости я думал несколько иначе. Но зато наша работа не имела к
моей диссертации никакого отношения, и если вдруг нам удастся добиться
успеха, то диссертаций тут хватит на всех. Механически перелистывая записи
последних анализов, я искоса поглядывал на Артама и думал о том, что, в
сущности, мало знаю своего ближайшего помощника. Худощав, зарос
всклокоченной, неопрятной бородой, халат в нескольких местах прожжен
кислотой и не заштопан. Зато в работе предельно аккуратен. Появятся
заботливые женские руки, изменится и внешность, за этим дело не станет.
Успеха - вот чего нам действительно не хватает. Успех - это новое
оборудование, большая свобода в выборе тематики, увеличенный штат... Но до
успеха пока еще далеко...
клеток с нашей "Альфой". "Альфа" охотно пожирала приготовленные для нее
пакеты с чужими генами, усваивала сотни различных комбинаций ДНК, РНК ядер
и хромосом чужих клеток, и ничего не происходило. То есть какие-то
изменения были, увеличился, например, объем клетки, темп размножения.
Несомненно, какая-то часть предлагаемого генетического аппарата
посторонних клеток ею усваивалась, но все это было далеко от того, что мы