расщепляясь или соединяясь. Ни один из них не обладает способностью
возрождаться, не может умереть от старости, по болезни или в результате
стрессов повседневной жизни. Они вообще не умирают, разве что только по
беспечности могут погибнуть от неожиданного разрыва или пропасть в
глубинах под действием давления и жара.
устаревших или неудачливых, нет и возможности появления более
многообещающих плазмотов будущего. Этим простым существам угрожает только
падение и разрыв на безопасной тропинке по обеим сторонам пропасти.
понятия, как и откуда они появились на свет. Подобно дельфинам и китам в
своей окружающей среде они неповторимы. Вдумчивый наблюдатель мог бы
предположить, что предки плазмотов могли появиться в иное время и в ином
месте. Пусть даже это так, плазмоты не помнят ничего подобного, они лишь
плывут вперед, распевая веселые песни.
ей значительно удобнее перемещаться, а с помощью цепких и сильных пальцев,
помогающих карабкаться, обезьяна могла практически порхать с ветки на
ветку. Однако ящерица была на земле, под покровом листьев, и Га-а вовсе не
хотела, чтобы та убежала. Ящерицы были вкусной пищей, но умели зарываться
в листья и исчезать, поэтому ей требовалось поймать пресмыкающееся на
земле и не дать ему ускользнуть. Рывок вправо, влево; ящерица бежала
быстро. Она знала, что за ней гонятся и торопилась изо всех сил, так что
преследовательнице тоже пришлось ускорить шаги. Ящерица скользнула под
полог кустарников, и Га-а принялась с помощью мощных рук продираться
сквозь ветки, расчищая себе дорогу. Ее большие, широко расставленные
глаза, привыкшие к полумраку тенистых лесов, различали мельчайшие оттенки
цветов, позволяя отыскать зеленовато-серою ящерицу на фоне листвы. Глубоко
посаженные и оттопыренные уши, привыкшие к шелесту деревьев в лесной
чащобе, ловили шорох когтей ящерицы, сливающийся с трепетом листьев, и
лишь только вздернутый нос, не привыкший к запахам, ничего не мог поведать
о возможном пути беглеца. К тому же, то ли ящерицы сами не имеют резкого
запаха, то ли нет особой разницы между их запахом и запахом листьев,
поэтому Га-а следовала за жертвой, доверяя лишь зрению и слуху.
ногами твердую почву. Га-а не могла понять, по-прежнему ли ящерица впереди
или она уже обогнала ее, поскольку та скользила в глубине кустов, двигаясь
медленно, почти неслышно.
вкусу кровь, тек по лицу и губам. Вкус пота напомнил Га-а о свежей
ящерице, и она отодвинула ветку, рванулась было вперед, но вдруг
остановилась как вкопанная.
отливающим белизной. Кустарник перешел в колючие растения, на которые Га-а
порой натыкалась во время своих лесных странствий. Насколько могли
различить ее глаза, перед ней простиралось нескончаемое море трав,
склонявшихся под порывами ветра, который здесь, на равнине, дул в полную
силу.
нестерпимого света. Похожее случалось с ней, когда она взбиралась на
макушку дерева, где тонкие пружинящие ветки не могли ее удержать, где
ослепительный свет ниспадал на зелень леса, а ветер пел оглушительную,
страстную, громоподобную песню, поражая уши Га-а.
однако теперь она могла кое-что различить. Невдалеке серым пятном на фоне
ярко-зеленых склонившихся трав виднелась ящерица, бежавшая по стелющимся
колючкам, в то время как шорох сухого ветра скрадывал ее шаги.
мгновение на задние лапы, она обернулась и высунула язык, после чего
потрусила дальше, опираясь на задние лапы, словно набравшись сил и
храбрости у яркого света.
ярко-голубого. Одну сторону небосвода загораживали деревья, но огромный
кусок был доступен взору. В лесу она могла видеть лишь небольшие островки
неба, появлявшиеся, когда порыв ветра разрывал лесной частокол.
взглянуть. Свет был слишком ярок, ослепительно бел и непереносим для
нежных, широко расставленных глаз. Ящеру сияние было нипочем, а вот
обезьяну оно напугало.
кусты обратно, растворившись в приветливом сумраке леса, который был ее
настоящим.
Сдерживая дыхание, он считал торжественные удары пестов по каменной
залежи. Гладкая коричневая кожа на руках то сжималась, то разглаживалась,
растягивались сухожилия, вздымались и пучились вены на руках, дробивших
малахитовые глыбы. Только когда зеленая крошка становилась похожей на
речной песок, можно было начинать следующий этап..
что хрупкая белая древесина превращалась в черные куски. Эти куски также
следовало растереть в пыль. Рабы принялись бросать пригоршни угля в
малахитовую крошку, в то время как помощники не прекращали свой труд.
Когда Хаддад убедился, что все сделано правильно, он отправил подручных за
тростниковыми трубками, а рабы побежали принести факелы из смолистой
сосны.
выдыхали свою жизненную силу в тростники, чьи концы были зарыты в
темно-зеленую смесь по краям ямы, пока факельщики водили горящими ветками
над рассыпанной крошкой. Небольшие искорки огня взлетали вверх. Рабы
опускали факелы ниже, и смесь мало-помалу занялась.
сдержать текший по лицам пот. Один из них начал дышать слабее. Взглянув на
помощника, Хаддад заметил, как глаза несчастного сошлись у переносицы, рот
искривился, а руки свело судорогой.
отвел ослабевшего в сторону, взял тростинку в рот и принялся дуть.
и руководил действием, ибо был единственным, кто ведал, сколько нужно
смешать горстей угля и малахита, сколько сделать ударов, вдохов и какое
количество факелов следует зажечь. Его знание дополняло магию.
с небосвода красное солнце - еще один живой цвет - сушило траву на лугах,
делая ее коричневой и бледной, как сама смерть.
цветом, подобным солнцу. Дожди орошали лесные деревья, даря зеленый цвет
жизни, в то время как желтый огонь метил их черным мертвым цветом.
жизни. Будучи смешан с мертвым деревом, в присутствии дыхания людей и
желтого огня, он давал жизнь новой вещи, красной как солнце. Как жизнь.
круговороте под вечным сиянием солнца.
ожидании и надеждах он молил о ниспослании чуда и всякий раз замирал от
восторга.
воронки остался ряд мерцающих шариков, светившихся сначала желтым, как
утреннее солнце, затем красным, подобно солнцу заката. Пока помощники
продолжали разгонять последние клубы дыма, шарики, словно живые,
заскользили по гладкому камню, сливаясь в шары красно-желтого цвета.
которого больше не было. Восставшие ото сна солнцеподобные шары слились в
одну красноватую глыбу. Когда все, как по команде, прекратили дуть и
Володихин Дмитрий
Никитин Юрий
Куликов Роман
Майер Стефани
Шилова Юлия
Шилова Юлия