говорилось о том, что кулачные бои в амфитеатре начнутся в половине
восьмого. Другое приглашало всех ценителей искусства на концерт Грустной
Певицы в кафе возле общественных бань.
обеда ему все-таки обеспечено. Он смутно помнил, что уже слушал Грустную
Певицу, и что вроде бы песни ее производили двойственное впечатление. Они
одновременно и успокаивали душу, и старались растерзать ее. Ну, а кулачные
бои - это кулачные бои.
время отвлечься от невнятных серых мыслей, от болезненного сосущего
томления, не позволяющего жить спокойно и радоваться тому, что ты появился
на свет, что ты живешь... Хотя от кулачных боев, которые он посетил вчера
- или позавчера? или два дня назад? - остались у него какие-то
расплывчатые и, самое главное, неприятные воспоминания. Что-то случилось с
ним на тех боях, что-то отнюдь не поднимающее настроение - если только он
не перепутал кулачные бои с чем-нибудь другим...
сейчас стрелки часов, водруженных на верхушку фонарного столба, показывали
всего лишь начало второго. Впереди простиралась безнадежная пустыня
времени, которую нужно было как-то преодолеть. Он, конечно же, сразу
подумал о Дилии, но для визита было еще слишком рано и, скорее всего, дом
Дилии встретил бы гостя запертой калиткой.
голосов, доносящийся со всех сторон. И не было у пьющих пиво горожан
других тем для обсуждения, кроме Воды и Белого Призрака. Эти слова
повторялись все чаще и чаще, в их зловещей тени терялись все другие слова,
и Владу хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать этого ненавистного,
заполняющего все вокруг шелеста.
ладони к ушам. Но голоса, словно просачиваясь между плотно сомкнутых
пальцев, продолжали звучать у него в голове, и он почувствовал, что еще
немного - и весь его съеденный дома завтрак, и все выпитое здесь пиво
извергнутся назад, обжигая горло потоком горечи...
чуть не опрокинув кресло, и на подкашивающихся ногах побрел прочь от кафе
в сторону обрыва, и теплые плиты тротуара, казалось, шатались под его
босыми подошвами.
и он, наконец, отдышался и вытер слезящиеся глаза.
отплевываясь над сточной решеткой. - Тухлятиной накормили милые слуги?"
поворота и, окончательно придя в себя, оторвал, наконец, взгляд от камней
мостовой. Улица шла немного под уклон, превращаясь впереди, через три
дома, в обширную, тоже вымощенную камнями, площадку, окаймленную оградой,
широкой дугой уходящей налево и направо. За оградой серела неподвижная
поверхность Воды.
бескрайнее полотно, притягивая к себе своего двойника - такое же
неподвижное небо, и в конце концов сливаясь с ним на подернутом неясной
дымкой горизонте. Вода казалась гигантским зеркалом, отражающим небо. Небо
казалось таким же зеркалом, отражающим Воду...
равные промежутки стояли вдоль всей набережной, опоясывающей Остров. Он не
помнил, видел ли когда-нибудь, чтобы хоть кто-то сидел на этих скамьях.
Здесь, в этой части Острова, Вода вдавалась в берег - Владу была хорошо
видна часть набережной с все такими же глухими стенами домов и дворов. В
глаза бросалось только одно отличие: к застывшей Воде не выходили ни одни
ворота, ни одна калитка; дома горожан словно повернулись спиной к этому
отражению неба, и в их серых оштукатуренных кирпичных стенах чувствовались
напряженность и постоянное ожидание. Ожидание самого худшего. И Город, и
поля, и пастбища были со всех сторон окружены Водой.
этом, никогда не задавался вопросом, откуда и зачем приходит Черный
Корабль, который изредка появлялся у причала. Воспоминания о Черном
Корабле были смутными, но Влад все-таки помнил - или ему казалось, что он
помнит? - что никогда не видел на корабле ни одного человека. Как и на
скамьях набережной. Черный Корабль появлялся и исчезал, растворяясь в
дымке на горизонте, и, поблуждав в неведомых далях, вновь подходил к
причалу. Он не мог найти там, за горизонтом, ничего, кроме все той же
Воды. Потому что в мире не существовало ничего, кроме Воды, неба и Острова.
людей. Влад не сомневался в этой непреложной истине.
рябью. Влад нахмурился, встал, подошел к ограде и, наклонившись, оперся на
нее широко расставленными руками. Мелкие волны едва слышно плескались
внизу в отвесную гладкую серую скалу. Влад прикинул, что поверхность Воды
отделяет от набережной расстояние не более, чем в два-два с половиной
человеческих роста - и это не могло не тревожить. Насколько ему помнилось,
вчера или позавчера это расстояние было гораздо больше. А значит - уровень
Воды начал повышаться...
подняться еще выше, потом еще и еще - и хлынуть на Остров, заливая улицы,
дома и поля. Вода в любой момент могла стать союзницей Белого Призрака,
послушным инструментом Смерти - и если ее серая поверхность сомкнется над
Островом и поднимется к небу, то небо и Вода превратятся в единое целое, и
в мире останется только небесная Вода... или Водяное небо... Подъем и
опускание уровня Воды не поддавались никаким расчетам и предсказаниям; эта
непредсказуемость, это постоянное ощущение близости готовой разразиться в
каждое мгновение беды тоже не давали спокойно жить.
законам она дышала, то вздымаясь и заливая набережную, то опадая и
милостиво разрешая Городу на Острове продолжать свое существование? Влад
не знал этого. Наверное, этого не знал никто.
кошмарном сне, или же происходило наяву - серые потоки, мчащиеся вдоль
глухих стен и несущие на себе плетеные кресла, мусорные баки и сломанные
ветви фруктовых деревьев из разоренных садов; он помнил людей, застывших
на крышах и забравшихся на фонарные столбы...
на этих плотах? Кружить над залитым Водой Островом и ждать, когда появится
из пучины крыша самого высокого в Городе восьмиили девятиэтажного здания
Магистрата, извещая своим появлением о том, что Вода пошла на убыль? Но
когда это случится, через сколько дней и ночей? И случится ли вообще?..
Смерть достанет с полки другой свой инструмент - Голод, - и раньше или
позже, но все-таки отпразднует свою окончательную победу.
глядящего на Воду Влада.
которой Влад недавно поднялся, - высокий, белокурый и сероглазый, одетый,
по своему обыкновению, в едва прикрывающую плечи накидку цвета черепицы,
завязанную протянутым сквозь окольцованные светлым металлом дырочки тонким
черным шнуром, и не доходящие до колен зеленые шорты, подпоясанные
широким, тоже черным, ремнем с простой металлической пряжкой; на правой
руке Альтера скромно чернели два перстня - он не любил украшать себя, и в
этом был похож на Влада. Зато ногти на босых ногах Альтера отливали
перламутром.
помнил Дилию, мерзавца Скорпиона и завсегдатая питейных заведений Вийона.
Он выделял их из остальной массы жителей Города и сразу бы узнал, встретив
на улице. А вот другие как-то не запоминались. Даже соседи. Владу нравился
этот рассудительный и спокойный молодой человек, нравилось беседовать с
ним, хотя он не мог бы сейчас восстановить в памяти содержание их бесед.
Альтер, кажется, тоже принадлежал к прослойке "высших"