Он отдувает наконец волосы. Похожие на волокно растрепанного ногтями
льняного троса (натурального, конечно), они взлетают легко и опускаются не
сразу. Он успевает посмотреть. Глаза в глаза. Потом - опять в пол. Носом
втягивает воздух и говорит с легким вызовом:
- Тебя слушал... Как ты объявляешь.
Она опускается на кухонный стул, руки ложатся на хрустящий новый передник
(он сине-зеленый, блестящий, с белыми и желтыми морскими коньками).
- Еще одна новость. - А в голосе уже что-то вроде просьбы. - Тебе что, дома
меня не хватает?
Он вскидывает лицо. Волосы ладонью - в сторону (будто комара скользящим
ударом бьет по лбу). Смотрит ей в лицо опять и тут же - в дверной косяк.
Говорит сквозь предательскую хрипотцу, но уже с затаенной (очень затаенной)
дурашливой ноткой. Со спрятанной надеждой на прощение:
- Да-а... Там у тебя голос хороший, ты не сердишься, не ругаешь.
- На-адо же... - Она склоняет набок голову (капелька-сережка над плечом). -
Значит, там я лучше, чем дома. Очень большое спасибо.
"Очень большое пожалуйста", - едва шевелит он губами. Так, для себя. И
совсем неискренне, из остатков вредности.
- Но там я говорю свои слова для тысяч людей. И ни один из них не сделал
ничего плохого. Ни один, я уверена, не доводит свою мать до нервной икоты...
- Ох уж, до икоты... - Это он косяку. - Чего уж я такого сделал-то...
- Не бубни! Ни один нормальный человек не лазает со своими приятелями по
всяким подвалам и катакомбам, рискуя свернуть себе шею или оказаться в
завале.
- Ох уж, в завале! Там все безопасно, туда еще наш учитель истории
спускался, когда такой же был... как мы.
- Вот и лазил бы туда с учителем. А не с этим шалопаем Яриком.
- Это Ярик-то шалопай?! Сама говорила, чтобы пример с него брал!
- Я ошибалась. И очень горько. Два сапога пара, и обоих следует вздуть
одинаково. Я вот позвоню его маме.
- Да знает она, знает. Тебе звонить обещала.
- Какое приятное известие! Археологи липовые...
Но это уже так. Это почти игра.
- Марш в ванную. Чучело, а не сын.
Ванная - это потом. А сперва... сперва потоптаться, посопеть у двери, потом
побрести с опущенной головой, постоять, ткнуться носом в теплое плечо рядом
с клеенчатой лямкой передника. Вздохнуть, получив невесомый хлопок по
затылку. Снова посопеть, потереться о ее плечо лицом.
- Нечего об меня нос вытирать. Я тут чуть с ума не сошла: то днем исчез, то
вечером...
- М-м...
- Подлиза.
- М-м...
- Не мычи, а говори, если хочешь что-то сказать.
Она знает, что он хочет сказать. Вечное, как мир, и самое непрочное
мальчишечье обещание: "Больше не буду..." Но даже в полную ласки и
раскаяния минуту он не может выдавить из себя эти слова. Такой характер.
Теплая ладонь с растопыренными пальцами ложится на его заросший затылок.
Пальцы треплют, теребят пряди. Вроде бы сердито.
- До чего упрямый...
Он стыдливо хихикает:
- Сама придумала, что Ежики.
...Прозвище, казалось бы, ну, совсем не для него. Вот у Ярика на темени две
спиралью завитых макушки с жесткими хохолками - и правда, как ежики. Но
Ярик - человек покладистый, "не то, что эта колючка".
Да какая он колючка! Просто повелось так с дошкольных еще времен. "Ты долго
будешь с книжкой сидеть?" - "Счас..." - "Не "счас", а спать. Кому сказала!"
- "Ну, маленько еще..." - "Брысь в постель!" Хвать его в охапку. "Следующая
станция - Нос-в-подушку!"
Он, конечно, верещит и ногами дергает.
"Не ребенок, а ежики..."
"Ха-ха-ха, почему?"
"Потому! Чуть что - иголки наружу: не хочу-у..."
"Ха-ха-ха! Тогда уж один ежик!"
"Один - это мало. У одного хоть живот пушистый, а у тебя всюду колючки
торчат. Куча ежат, все упрямо визжат..."
"Я никогда не визжу. Даже от щекотки. Ай, не надо! И-и-и!.."
"Вот так-то, Ежики... Спать".
Ежики так Ежики. И прожил с этим именем до одиннадцати с половиной лет.
И вот сейчас тоже:
- Эх ты, Ежики, колючки непутевые. Ладно, не сопи, иди мыться. Шагом-марш!
Это уже совсем прощение. Он дурашливо марширует в холл, потом в кафельную
кабину с ванной-бассейном. Весело командует, задвигая дверь:
- Осторожно, двери закрываются. Следующая станция - Океанский пляж!
- Я покажу тебе пляж! Не смей устраивать наводнение!
А за дверью уже: ш-ш-ш, буль-буль-буль, плюх-плюх!
- Ну, только выйди, будет тебе "плюх"!
Он выходит, важно кутаясь в длиннополый мохнатый халат, как в шкуру-плащ
туземного вождя. Слипшиеся волосы торчат длинными сосульками.
- Хоть бы вытерся как следует. Чучело и есть чучело. Не ежики, а дикобраз...
Он шествует к похожему на присевшего бегемота креслу и погружается в его
податливую мякоть. Говорит оттуда:
- А я знаю, почему твой голос записали... У вас там специальные дикторы
есть, а ты вовсе и не диктор, а консультант, а для Кольца записали не их, а
тебя. Потому что...
- Любопытно. Почему же?
Он вдруг теряется, прячет нос в махровый рукав.
- Ну, потому что он такой голос...
- Какой же? А? - Ей и правда интересно.
- Ну... как ты сама.
Голос и в самом деле вовсе не дикторский. Он слишком... домашний, что ли. И
в словах, если очень прислушаться, есть неправильность - крошечная такая
Володихин Дмитрий
Корнев Павел
Шилова Юлия
Курылев Олег
Емилина Ника