становилась все длиннее. Солнце уже не жарило так безжалостно и даже подул
легкий ветерок. Под подошвами похрустывали черепки глиняной посуды,
каменные наконечники стрел и копий, косточки каких-то мелких животных. С
каждым шагом этого мусора было все больше. Дома, мимо которых я шел,
становились все ниже. Большей частью это были одноэтажные развалюхи. В их
стенах то и дело попадались проломы. Затянувшая их паутина, казалось,
охраняла скрытую за ними жирную, наполненную странной жизнью темноту.
Временами паутина с влажным чмоканьем разрывалась, из пролома высовывался
кончик толстого, масляно поблескивающего щупальца и начинал слепо шарить
по улице. Вот одно из них метнулось было ко мне, но на полдороги
остановилось и безвольно опало.
остановился, засунув руки в карманы потертого, с засаленными рукавами
пиджачка. На голове у него была фуражка-восьмиклинка, на ногах сапоги,
причем на правом позвякивала здоровенная стальная шпора, а носок левого
был перевязан бечевкой, чтобы укрепить отставшую подошву. Его вздувшееся,
покрытое трупными пятнами лицо было неподвижно, словно страшная маска.
Мертвые, пустые глаза смотрели прямо на меня.
другой. Значит, поменяла. Или прежний пришел в негодность. Хотя, скорее
всего, поменяла. У них, у змор, считается хорошим тоном менять зомби как
можно чаще.
Правда, нападать на меня он, похоже, не собирался. Просто стоял
неподвижно, как статуя, и лишь солнце вспыхивало на блестящем видимо,
отлично заточенном клинке.
же не удержался и обернулся.
пыльный смерчик, да порхала неизвестно откуда взявшаяся банкнота, похоже,
трехрублевка.
не более трех - четырех метров, была абсолютно гладкая и действительно
жутко черная. Метрах в пятидесяти от нее город заканчивался и начинался
небольшой, голый, без единой травинки, пустырь. Стены крайних домов
усеивали пятна жирной копоти. Как будто время от времени со стороны черной
стены кто-то ради развлечения стрелял по ним из огнемета.
нее появится змора.
оказался вверху, а черная стена - внизу. Я словно бы парил над огромной
черной расселиной. Ее чернота манила меня к себе, притягивала.
Чувствовалось, что стоит исчезнуть той неведомой, не дающей мне упасть
силе, и я рухну вниз, в темноту. Воздух вокруг меня заколебался. Вот-вот
он меня отпустит и тогда...
остановилась от меня шагах в пяти. Глаза у нее были странного, фиолетового
цвета. Вот они насмешливо вспыхнули, алый, прекрасно очерченный рот
округлился, словно змора увидела нечто в высшей степени занимательное,
например, очень умную собачку, способную выкидывать невероятно забавные
штучки.
поправила волосы. При этом ее черное, в кружевах платье поднялось на
несколько сантиметров, давая возможность лучше рассмотреть стройные,
длинные ноги.
закурил.
чувствовалась насмешка.
могла бы не тянуть волынку, а просто сказать, что ей на этот раз от меня
нужно - и точка. Тошно мне было. Может, из-за того, что опять вспомнилась
птица-лоцман, окровавленным, бесформенным комком падающая на землю.
Похоже, дела твои в статичном мире пошли не очень хорошо. Ты даже хотел
ускользнуть. Причем совершенно варварским способом. Ай-ай, нехорошо,
совсем нехорошо. Что же это? Насколько я знаю, за минувшие три года ты не
пробовал уйти из статичного мира и тут, вдруг, такая попытка... Сдался,
что ль? Жаль, когда я тебя поймала, ты, честно сказать, выглядел вполне
браво. И все же, не прошло и трех лет, как попытался уйти в загробный мир.
Почему?
звонкий и красивый. - А все же в висок себе пальнуть ты хотел. Кстати,
почему именно в голову, а не в сердце?
пытался уйти именно так? Там, на цепи миров, ты уже не смог бы быть
инспектором снов.
птицы-лоцмана не уйдешь. Что же мне оставалось? Только великая цепь.
только я не получила того удовольствия, которое ожидала. Я-то думала
поразвлечься, наблюдая за твоими попытками выбраться. А ты лишил меня
этого удовольствия. Поэтому я делаю тебе предложение. Ты согласен меня
выслушать?
расстояние. Между нами было шагов пять, не больше. Вот только я почему-то
знал что сейчас пытаться ее убить не стоит. Ничего не получится.
словно огромный цветок, выросший из земли диван и посмотрела на меня
искоса, с иронией. - Давай-ка поговорим. Давно уже я с тобой не говорила,
целых три года и поскольку поболтать здесь не с кем... Честно сказать,
соскучилась...
Не хочет ее развлечь, сказать какую-нибудь чепуху, типа той, что говорил в
прошлый раз... Да, вспомнила, ты говорил про честный бой, по правилам...
Кстати, глупость страшная. Я здорово тогда позабавилась. Давай, ты мне
сегодня что-нибудь такое же скажешь. Только не сейчас, а под конец, по
возможности неожиданно.
Поскольку ты совсем не желаешь меня развлекать, пытаясь сбежать из
статичного мира, я придумала совсем другую забаву. Предлагаю сыграть в
игру...
нравится слово: игра. Итак, я делаю тебе предложение. Принимаешь ли ты
его?
такой простой, что будь у тебя птица-лоцман, ты ускользнул бы из него в
два счета. К счастью, о твоей птице лоцмане я позаботилась еще в нашу
первую встречу... Итак, я отпускаю тебя в этот лабиринт, а ты должен найти
из него выход в мир снов. Если ты его найдешь, то сумеешь уйти. Правда,
ставить тебе палки в колеса я буду, это уж непременно, но ведь ты не так
глуп, как кажешься. Не правда ли? Ну, ты согласен?
предупреждаю, от моего предложения отказываться нельзя. Если не будешь
играть в эту игру, мне не останется ничего другого, как вернуть тебя в
статичный мир и там оставить.
предосудительного в этом нет.
Впрочем, тебе эта игра тоже должна понравится. Подумай, ты будешь свободен
и сможешь сколько душе угодно разгуливать по лабиринту. Он устроен очень
просто и ты легко с помощью соединительных туннелей сможешь переходить из
сна в сон, даже без птицы-лоцмана. Правда, если ты до конца игры
попытаешься вернуться сюда или появиться на пустыре лабиринта, тебя
встретят мои люди.
лишь когда шансы равные. А в этой игре мои шансы не более одного к ста.
Херберт Фрэнк
Свержин Владимир
Верещагин Олег
Свержин Владимир
Белогорский Евгений