слишком ли логично? Она была одна. Кто в таком положении ездит один? И что
же? Если б она очнулась, я не повел бы ее к машине. Постарался бы
отговорить от дальнейшей поездки. А потом? Я предложил бы ей оставить
"опель" и пересесть ко мне. Каждый бы так поступил. Я наверняка сделал бы
так, будь я здесь обычным туристом.
было во что впутываться! Для этого я сюда и приехал! Дьявольщина! Все
яростнее я убеждал себя в том, что она на самом деле потеряла сознание, и
все больше в этом сомневался. И не только в этом. Торговый павильон, почти
универмаг, не оставляют без присмотра. Хотя бы кассир должен находиться на
месте. А касса пустовала. Правда, весь павильон просматривался из кафе за
котлованом. Но кто мог знать, что я загляну в него? Никто на свете.
Значит, это не могло быть провокацией. Мне готовили участь анонимной
жертвы? Чьей же? Все - и продавцы, и кассир, и девушка - в заговоре? Это
уже отдавало фантастикой. Значит, обыкновенное стечение обстоятельств. Я
твердил себе это не переставая. Адамс доехал до Рима благополучно. И к
тому же один. Ну а другие? Вдруг я вспомнил о клюшке для гольфа в "опеле".
Милосердный Боже, ведь такие клюшки...
Как скверный, но упрямый актер, я снова и снова возвращался к неудавшейся
роли. На следующей заправке, не выходя из машины, попросил камеру.
Смазливый брюнет в спецовке бросил взгляд на колеса: у вас бескамерные
шины. Но мне нужна камера! Я платил, наблюдая за автострадой, чтобы не
прозевать "крайслер", но его не было. Проехав девять миль, я сменил
исправное колесо на запасное. Именно здесь менял колесо Адамс. Присев на
корточки у домкрата, я почувствовал, что зной усиливается. Несмазанный
домкрат скрипел, невидимые реактивные самолеты разрывали небо над головой,
и эти громовые раскаты напомнили мне судовую артиллерию, прикрывавшую
Нормандский плацдарм. Почему вспомнилось это? Я и после был в Европе, но
уже в качестве официального экспоната, правда, второго сорта, как дублер,
иначе говоря, почти фиктивный участник марсианского проекта.
ее - если не лучше, то хоть без парадного блеска: провонявшие мочой
переулки Неаполя, кошмарные проститутки, гостиница, еще отмеченная
звездочками в путеводителях, но уже ветшающая, окруженная лавчонками
торговцев, кинотеатр, демонстрирующий порнофильмы, которые раньше
невозможно было представить себе рядом с таким отелем. Может, и не это
главное, может, правы те, кто говорит, что Европа разлагается с головы,
сверху?
кремом, вытер бумажными платками и сел в автомобиль. Долго, так как
перочинный нож куда-то запропастился, открывал бутылку швепса, купленную
на станции, наконец принялся тянуть горьковатую жидкость, думая о Рэнди,
который где-то на трассе слышит, как я пью. Подголовник успел нагреться на
солнце и тоже обжигал. Кожа на шее болела. Асфальт у самого горизонта
вспыхнул металлическим блеском, словно там была вода. Что это, гроза? Да,
загремело. Наверно, и раньше гремело, но звуки заглушал непрестанный гул
автострады. Сейчас гром перекрыл этот гул, всколыхнув небо с золотистыми
еще облаками, но золото над горами уже заволакивала спекшаяся желчь туч.
словно кто-то перышком водил между лопатками, а буря, по-итальянски
театральная, вместо того чтобы взяться за дело, стращала громом без капли
дождя. Но седые, как осенний дым, гривы все же потянулись над полями, и я,
входя в широкий вираж, увидел место, где косо повисшая мгла притягивала
тучу к автостраде. С облегчением воспринял я первые крупные капли на
ветровом стекле. Внезапно дождь хлынул как из ведра.
соскребли остатки насекомых, я съехал на обочину и выключил их. Здесь
предстояло провести битый час. Дождь шел волнами, барабаня по крыше, и
проносящиеся мимо машины тянули за собой мутные полосы искрящейся воды, а
я глубоко дышал. Через открытое окно брызгало на колени. Я зажег сигарету,
пряча ее в ладони, чтобы не намокла, но она оказалась неприятная,
ментоловая на вкус. Проехал "крайслер" металлического цвета, но вода
падала стеной, и я не разглядел - тот ли. Становилось все темнее. Молнии и
скрежет, словно жесть разрывают на части. Скуки ради я считал мгновения от
вспышки до грома, автострада же продолжала гудеть - ничто не в силах было
остановить движение.
машины. Холодный душ поначалу был неприятен, но потом даже взбодрил меня.
Я наклонился над дворниками, как бы поправляя их, и при этом поглядывал на
дорогу, но никто не обращал на меня внимания, полиции тоже не было видно.
Промокнув до последней нитки, сел в машину и включил скорость. Буря
затихла, хотя светлее не стало; асфальт высыхал, свет фар врезался в
туман, стлавшийся над лужами. За Фрозиноне из-за туч выглянуло солнце,
словно пейзаж перед наступлением темноты решил явить себя в новом блеске.
чтобы датчики не были заметны, и направился в ресторан, расположенный на
мосту Павезе. "Крайслера" на стоянке я не обнаружил. Наверху галдела
разноязыкая толпа, занятая едой и не обращавшая внимания на машины,
которые неслись под нами, как шары в кегельбане. Во мне, сам не знаю
когда, произошла перемена - я успокоился; в сущности, мне стало все равно,
о девушке я думал так, словно видел ее много лет назад; выпил две чашки
кофе, швепс с лимоном, может, посидел бы еще, но тут мне пришло в голову,
что железобетонная конструкция моста экранирует волны и в "крайслере" не
знают, что с моим сердцем. Между Хьюстоном и Луной таких проблем не
возникает. Выходя, ополоснул в туалете руки и лицо. Пригладил волосы перед
зеркалом, поглядев на себя скорее с неприязнью, и - в путь.
доверившись знающей дорогу лошади. Никуда не устремлялся мыслью, не видел
снов наяву, а просто отключился, словно меня и не было. Этакое
растительное бытие. Но какой-то счетчик во мне все-таки работал -
затормозил я точно по расписанию у подножия пологого холма, в том месте,
где в его спину геометрической выемкой врезалась автострада. Стоять здесь
было приятно. Сквозь эту выемку, как через огромные ворота, я мог обозреть
пространство до самого горизонта, где бетонная полоса решительно прошивала
насквозь следующий пологий горб. Словно здесь прорезь прицела, а там -
мушка. Бумажные платки кончились, и, чтобы протереть стекла, пришлось
лезть в багажник. Коснувшись мягкого дна чемодана, я нащупал твердое ребро
пистолета.
огляделся. В сторону Неаполя автострада была исчиркана белыми полосами, а
в сторону Рима краснела, словно по ней катились раскаленные угольки. На
дне долины машины тормозили, и там вспыхивала зыбкая краснота, будто
стоячая волна. Будь автострада раза в три шире, могло показаться, что ты в
Техасе или в Монтане.
совсем рядом. Людям, как и козам, нужна трава, только они не осознают
этого столь хорошо, как козы. Когда в невидимом небе пророкотал вертолет,
я бросил сигарету и сел в машину. В ней еще ощущалась дневная духота.
предвещавшие близость Рима. Мне предстояло обогнуть город. Темнота
превратила людей в машинах в невидимок, а нагромождению вещей на крышах
придала загадочность. Все стало значительным, недосказанным, словно в
конце дороги находилось нечто непостижимо важное. Астронавт-дублер должен
быть хоть капельку свиньей. Ведь что-то в нем ждет, чтобы те, первые,
споткнулись, а если не ждет, то он просто дурак. Вскоре пришлось
остановиться еще раз: кофе, плимазин, швепс, вода со льдом давали о себе
знать, я отошел от дороги на несколько шагов и удивился: казалось, исчезло
не только движение, но вместе с ним и время. Стоя спиной к дороге, сквозь
смрад выхлопных газов в чуть-чуть дрожащем воздухе я уловил запах цветов.
Что бы я сделал, будь мне сейчас тридцать? Чем искать ответ на подобные
вопросы, лучше застегнуть ширинку и ехать дальше. Ключи упали в темноту
между педалями, я искал их на ощупь - не хотелось зажигать лампочку над
зеркальцем. Поехал дальше, не сонный и не бодрый, не раздраженный и не
спокойный - какой-то вялый и слегка озадаченный. Свет высоких фонарей
вливался через ветровое стекло и, выбелив мои руки, вытекал из машины,
дорожные указатели проносились мимо, светясь, словно призраки, а стыки
между бетонными плитами отзывались мягкой барабанной дробью. Сейчас -
направо, на кольцевую вокруг Рима, чтобы въехать в него с севера, как
въехал Адамс. Я совсем не думал о нем, он был одним из одиннадцати,
простая игра случая, что я получил его вещи. Рэнди настаивал на этом и,
вероятно, был прав. Если уж воспроизводить что-то, то с предельной
точностью. Меня самого то, что я пользуюсь рубашками и чемоданами
покойника, оставляло, пожалуй, равнодушным. Если поначалу и трудно было,
то оттого, что это вещи чужого человека, а не потому, что он мертв.
хватает. Через открытые окна врывался воздух, полный благоухания цветущих
растений. Травы уже засыпали. Я даже перестал шмыгать носом. Психология
психологией, но все решил насморк. Я не сомневался в этом, хотя меня и
убеждали в обратном. Если рационально подходить к делу, все верно - разве
на Марсе растет трава? Так что поллиноз - вовсе не изъян. Да, но в
какой-то из рубрик моего личного дела, в примечаниях, наверняка написано
"аллергик", иначе говоря - неполноценный. Неполноценный дублер - нечто
вроде карандаша, который оттачивают самым лучшим инструментом, чтобы в
итоге не поставить им и точки. Дублер Христофора Колумба, вот как это
звучит.
я закрывал попеременно то правый, то левый глаз. А может, я заблудился? Да
вроде не было съезда с автострады. Мной овладело безразличие: что еще
делать-то, ехать себе в ночь, и все. В косом свете мачтового фонаря
Шилова Юлия
Белов Вольф
Пехов Алексей
Бажанов Олег
Суворов Виктор
Шилова Юлия