женщины, так?
Ивановна, а также...
зева... подразумеваемые вами две женщины, а также один мужчина. Вот он
меня как раз интересует. Так что давайте уж, будьте любезны.
ожидая более, перегнулся через стол, взял синтетическую книгу и раскрыл
ее.
Отечественный тупик, д.17, кв.26. Вид работы: чистый возврат. Источник
информации: по местожительству заказчиков. Информация относится к: май
1980 г. Стоимость заказа: 335 руб. 80 коп. Заказ принят: 15.01.1990 г.
Срок исполнения: 05.1990 г.". И уже другого цвета пастой в последней графе
было занесено: "Заказ выполнен 13.06.1990 г. Заказчики извещены
телефонно". Далее шла уже расписка - другим почерком, несколько прыгающими
буквами: "Заказ получила 13.06.1990. Претензий не имею. К сему Амелехина
Р.И.". Вот и все, что там было.
на всякий случай сделал вид, что все до последней точки ему ясно, да еще
многое другое ясно, чего в записи не было. И, несколько более
нахмурившись, инспектор произнес:
именно так, и никак не иначе. Никаких неясностей, недоговоренностей,
намеков, подтекстов, а также надтекстов и междустрочий, и вообще никакого
мухлежа. Простая, я уже сказал, кинематика!
фамилия?
прыжком.
тротуаре - и ту снесу и сдам.
потерял.
по все еще раскрытой книге. - Вы желаете добровольно объяснить, откуда
взялся тот мужчина, которого я здесь застал? Учтите: темнить не надо. Нам
ведь и так все известно.
Поскольку она над преступностью. А преступность все растет. Лично же я
никакого мужчины здесь не заставал. Исключая, конечно, работников
кооператива.
подозреваемых означало бы - испортить главное, если только не все. Поэтому
он встал и, нависнув над столом своей ладной фигурой, проговорил лишь:
вошел, но другая, что вела вглубь кооператива - шумно распахнулась, и
капитан мгновенно повернулся лицом к возможному, как он полагал уже,
противнику.
человек лет пятидесяти, среднего роста, русоволосый с незначительной
проседью, в очках, взлохмаченный и давно не стриженный и с выражением на
лице сумрачно-отсутствующим.
подошел к столу, снял трубку телефона, набрал номер и, дождавшись ответа,
негромко произнес: - Мама, ты?
капитана Тригорьева шли сейчас в одном определенном направлении и всякая
вещь виделась с одной определенной точки зрения. Так что сейчас он готов
был поверить в то, что "мама" на самом деле означало не степень родства,
но было лишь блатной кликухой. И вместо того, чтобы откланяться, Тригорьев
снова взял конторскую книгу и стал медленно ее рассматривать, словно
стараясь отыскать среди записей что-то крайне важное. На самом же деле он
очень внимательно слушал.
только что закончил... Нет, к сожалению. Да и чего можно было ожидать:
столетняя дистанция, следов почти никаких... Ну, что-что: в раствор,
конечно... Ничего, всякий опыт полезен... Да, выхожу. Ну, какой же кефир в
такой час?..
поднялся и принялся убирать все со стола, потом деликатно потянул из рук
инспектора книгу, и тот лишь скользнул глазами еще по одной из множества
записей:
жительства... Дополнительная: Востряк. кл."...
не прежде капитана Тригорьева. Когда они вышли в предбанник, капитан очень
негромко спросил:
него от этого слова юностью - фантастикой, пришельцами, землянами и
гиперпереходами, - сейчас это было вовсе некстати.
оказался бы уже на троллейбусной остановке, а через пять - в метро. Но у
него успел созреть совсем иной план действий.
кстати подвернувшуюся детскую площадку, в этот час опустевшую, уселся на
скамейку и стал уговаривать самого себя и доказывать, что для блага закона
приходится иногда этот самый закон нарушать, что моральное право (хотя,
может быть, он и не этими именно словами думал) на его стороне и что он
просто-таки обязан совершить замышленное в ближайшие полчаса, от силы час.
Он просидел на детской площадке ровно столько, сколько понадобилось, чтобы
убедиться, что А.М.Бык пересек перекресток и скрылся в переулке. Тогда
капитан встал и решительно направился туда, откуда столь недавно вышел.
5
орудовала уборщица, и верхняя дверь потому не была заперта. Бесшумно
ступая, Тригорьев спустился по лестнице, но, оказавшись на площадке, не
пошел по старым следам, но совершил нечто вроде бы совсем неожиданное, а
именно: отворил правую с площадки дверь с болтающимся замком, прошмыгнул в
нее - и так же бесшумно затворил ее за собой.
наросла толстая кора грязи. Гнилые половицы предательски прогибались под
ногами, чтобы больше уже не выпрямиться. С потолка свисали длинные пряди
пыльной паутины. Пахло давней, затхлой тишиной. Безотчетно морщась,
Тригорьев медленно, осторожно продвигался, вспоминая на ходу. Сейчас будет
дверь налево? Он пошарил. Двери не оказалось, но проем, точно,
существовал. Жалея о лежащем дома фонарике, капитан повернул. Эту комнату
- или бывшую комнату, черт ее знает - надо было пересечь и там, миновав
еще одну дверь, снова свернуть налево.
четырехдюймовая, "сотка". Правильно, тут ей и следовало находиться.
Подумав так, капитан тут же зашипел. Тут одной половицы был недочет, и его
угораздило как раз попасть ногой в щель. "Только ногу сломать мне сейчас и
не хватало", - подумал он. Хотя - пока его еще ни в чем нельзя было
упрекнуть: он находился еще на нейтральной территории, на ничьей земле. Но
и запретная уже приближалась: Тригорьев убедился в этом, потянув носом
воздух и явственно ощутив шершавый запах кислоты, не резкий, но
специфический - тот самый, который (показалось ему) он уловил, еще сидя
визави А.М.Быка в кооперативной приемной. Сейчас будет переборка. Глухая
вроде бы, делящая подвал на две независимых половины. Тригорьев вытянул
руки перед собой и пошел совсем медленно, приоткрыв от напряжения рот.
Ага. Вот она. Капитан осторожно зашарил растопыренными пальцами. Сухой
шорох увядших газет, коими оклеена была переборка, прерывался, когда
пальцы попадали на голую доску, неприятно-занозистую. Старая переборка.
Кооператив не стал ставить новой, и понятно: деньги-то не чужие, и нечего
зря бросаться. А в старой переборке справа, в углу, была раньше дверца,
проделанная в складские времена и потом снова заколоченная, но - кое-как,
понятно, потому что все в жизни делалось кое-как. Где же она? Неужели