предельно благополучны. Проблемы прошлого решены, в настоящем - частные
вопросы, которые мы успешно решаем. И все же...
чувствовал этого? Мы создали сложнейшую по уровню техники цивилизацию.
Зачем? Мы об, этом не очень-то задумывались, главное было - создать,
остальное, считали мы, придет само собой. Оно не пришло. Умножая и
усложняя, мы что-то потеряли. И не знаем что. Мы живем в необычайно
сложной модели мира, которую сами и породили. В необычайно, неоправданно
сложной. Мир должен быть проще, чтобы суть его мог постичь каждый. Только
такой мир может быть единым. Но, как ни странно, в этой нашей - ну, беде
не беде, но неувязке нам самим очень трудно разобраться. Основа ее ведь не
в конституции этой модели мира, а в нас! Каждый из нас является маленьким
слепком этого мира и не может просто взять и понять, что - так, а что не
так. Это гораздо легче сделать со стороны. На свежий взгляд. Но пока мы
одни, смотреть на нас некому. И мы ищем того, кто мог бы...
месте? Не чувствовать себя одиноким - вот что ему нужно было. С кем-то
советоваться время от времени: так ли я делаю, так ли понимаю? Ну ладно,
боги - дело прошлое. Но потребность осталась. И в ней нет ничего
унизительного или ненормального. Ты ведь не считаешь для себя унизительным
искать чьей-то дружбы или любви? И для человечества в целом это чувство
столь же естественно...
Но какое отношение эти мысли имеют к твоему уходу из Дальней?
сыграло свою роль нечто во мне, такое, что есть в каждом из нас. Поскольку
на этот раз возможный друг ничего определенного мне не сказал, я стал
думать сам. И дело показалось мне настолько важным, что его нельзя было
делать в рейде. Думать надо дома, на Земле.
для меня. Мое дело - найти. И разве так важно - зачем? Зачем люди
придумали Комбинатор? Чтобы убедиться: то, что мы создаем, дает нам
громадные возможности. То, что мы создаем - прекрасно. Мы творим другую
Вселенную, иногда буквально из ничего. Ты, может быть, скажешь, что я
чересчур любуюсь этим? А почему бы и нет, что в этом постыдного? Мы это
сделали, мы умеем этим пользоваться и демонстрируем это сами себе, а если
встретим других - покажем им тоже. С тобой тогда потому не стали говорить,
что не признали в тебе равного: слишком уж непрезентабельно ты был
снаряжен. Мы способны наибольшее.
казалось, стоит ли продолжать разговор. Все же проговорил в конце концов:
- Не знаю, так ли это было, как тебе представляется. Сдается мне, весь ход
событий заставляет думать иначе. Началось с того, что меня окликнули по
параполю, очень четко и недвусмысленно. Тебе ведь знакомо состояние, когда
вызывают таким способом: необычайное внутреннее напряжение - и полная
расслабленность тела. Это ни с чем не спутаешь.
качестве представителя цивилизации. Я сказал, что не являюсь одним из
наиболее авторитетных. Он ответил, что понимает это, но говорить с
находящимися на Земле трудно: слишком много помех связи и что разговор со
мной будет носить предварительный характер... Я, понятно, согласился. Он
дал мне координаты Анторы. Приблизившись, я убедился: сигнал действительно
идет оттуда, хотя сверху никаких признаков пребывания там какой-то
экспедиции не заметил. Но сигнал шел из определенной точки. Значит, Курьер
был там. И он пригласил меня сесть на Антору. - Сениор помолчал. - Ты ведь
бывал там. Потом.
бывал там, то соображаешь: на Анторе нельзя было найти хотя бы пятачок, на
котором чего-нибудь да не росло.
после смерти попасть именно туда. При жизни это удается немногим
избранным.
трапа - и уткнулся в стену. Стену стволов, переплетенных лианами, лиан,
пронизанных кактусами, кактусов, щетинящихся шипами. А шипы со слоновий
бивень и острые, как осиное жало; увешаны длинными, находящимися в
безостановочном движении диковинными ветвями... Представь, что на Земле в
свое время динозавры не погибли, а остались, съедая и топча все, что могло
дать начало более совершенным родам и видам. На Анторе, мне кажется,
именно это произошло с растениями. Они захватили все, и для других не
осталось места. Короче, я сел и понял: с моим снаряжением тут делать
нечего; опустись я даже в двухстах метрах от искомой точки, я не одолел бы
эти джунгли и за полгода. Он все это время был на связи со мной. Я
откровенно ему признался, что не вижу способов до него добраться. Он
ответил в таком духе, что если мы, мол, настоящая цивилизация, то это не
должно составлять для нас проблемы. Тогда я стартовал, нырнул в
сопространство и вынырнул у базы. Там мне дали все, что я просил.
изменили. Короче, набил механизмами весь трюм. И думал, что решаю этим
сразу две задачи. Первая - пробиться туда, к ним. И вторая, попутная:
показать им, что мы достойны всяческого уважения, ибо отнюдь не являемся
слабенькими. Сила, прежде всего сила - наш девиз с давних времен... Я
вернулся на Антору. Курьер был там. Я постарался сесть поблизости. Но не
вплотную: следовало думать и об их престиже, чувстве безопасности и так
далее. А кроме того, надо было показать, что для нас не существует проблем
такого рода.
для себя в любом месте. С этого я и начал. Ну, ты представляешь, как это
выглядело...
завис, уравновесившись антигравами, над апокалиптическим хаосом джунглей;
как подал положенную серию предупреждающих сигналов лучом и звуком,
помедлил - и тут из опоясывавшего нижний корпус кольца один за другим
устремились вниз свернутые тугими бубликами разряды, ослепительно яркие
даже при дневном свете, красноватом на Анторе. Операция ноль, расчистка
места для посадки. Импульсы шли частой чередой, взвивалось пламя, языки
его поднимались выше самых высоких деревьев, внизу оглушительно шипело и
фыркало, взрывалось, трещало, грохотало, извивалось, корчась в огне,
сплеталось еще туже, закипали соки, затем все обугливалось, распадалось,
оседало на грунт мелким порошком пепла, сквозь который со свистом
прорывались гейзеры раскаленного пара, временами закрывавшего все
происходящее черно-белой пеленой. Так продолжалось, должно быть, около
получаса. Потом импульсы прекратились, пелена понемногу разошлась, стала
видна оплавленная, отблескивавшая под солнцем, изборожденная трещинами
почва - твердое покрытие, на которое можно было садиться без малейшей
опаски. Корабль плавно скользнул вниз и мягко сел. Вершина его поднималась
над уцелевшим лесом, словно бы почтительно отступившим в сторону.
медленно выползли, неся на себе то, что следовало пустить в дело сразу же.
Не было никаких перерывов, расчетов, каждый механизм, обладавший своим
кристаллическим мозгом, действовавший по единой программе, немедленно
включался в работу. Направление было определено заранее, вспыхнули длинные
лучи, рассекавшие у основания стволы любой толщины вместе с опутывавшими
их лианами; тесно сплетенные деревья еще не падали, опираясь на всю массу
стоявших рядом, но лучи четко очерчивали периметр будущей просеки,
покачиваясь в вертикальной плоскости, отсекая все лишнее в намеченном
пространстве, и в конце концов то, что было обречено на разрушение,
начинало рушиться. Но не успевало коснуться почвы: громадные челюсти
впивались в толстенные кряжи, вырывали их, швыряли в жадные глотки
утилизаторов. Там ритмично, по мере заполнения бункера, вспыхивало
бурлящее пламя, и в несколько секунд содержимое превращалось в золу,
которая засасывалась в трубу и попадала в чрева машин следующего звена;
те, в свою очередь, выбрасывали вперед, под гусеницы передних, черную,
почти мгновенно застывавшую массу, образованную в реакторах, где и пепел,
и не сожженная часть древесины, переработанная параллельным рядом машин,
разложенная на элементы и вновь синтезированная в других, нужных
комбинациях - перемешивались и становились готовым дорожным покрытием.
воображение скорее слаженностью действий всего множества машин и размахом
работы. Вся система, весь комплекс-три, катя перед собой волну грохота и
пламени, двигался со скоростью нескольких метров в минуту по готовой,
возникавшей под ним дороге; последними в колонне ползли бочкообразные
криогены, понижавшие температуру уложенного пути до такого уровня, что по
нему можно было пройти босиком. Никто, однако, не собирался пользоваться
здесь таким способом передвижения; когда машины комплекса углубились в
дебри метров на сто, грузовая площадка корабля, снова опустившись,
позволила скатиться на новую дорогу верткому вездеходу, и это была
единственная во всем комплексе машина, которой непосредственно управлял
человек. Единственный на всем корабле: сам Сениор.