- Входи товарищ..- Признаться, жду я туг приятеля со склада... Да он
что-то опоздал... А у меня только что начата ...
- Я, кажется, заблудился. - поспешно сказал Глаголев.- Мне надо поскорей
попасть ил завод-.- Будьте добры, проведите меня, тввариш, или укажите
дорогу...
- Да в горницу-то зайди! - предложил Глаголеву рабочий.
Через сенцы и кухоньку они вошли в низенькую комнату. В углу на кровати
лежала больная женщина. К кровати был придвинут простой обеденный стол, на
котором черным раструбом рупор громкоговорителя. Женщина слабо
приподнялась с подушек и смотрела на Глаголева. Рабочий кивком головы
показал на лежавшую:
- Хоэяйка моя... Аннушка.
- Здравствуйте,- поздоровался Глагвлев с женщиной. Рабочий почесал себе
правый висок и обратился к Глаголеву:
- На завод тебе? Вот дело-то. А мы с Аннушкой только что приготовились
заводской доклад слушать... По радио... Да и заодно Мишутку тоже
послушаем...
Глатолев улыбнулся:
- Какого это Мишутку?
Рабочий с гордостью обьяснил :
-Сын. Голова-парень... На заводе помощником мастера... Такой любопытный,
сердце за него радуется... Это он свет оборудовал... и радио.
Глаголев тут только обратил внимание, что в комнатке горела електрическая
лампочка н ясаотоиил, атR видел два высоких шеста антенны на крыше домика
меж качающмкся берез.
А рабочий шродолжал рассказывать про Мяшутку.
- Музыку знает.. На заходе оркестр домрачей устроил... Сам на курсы
музыкальные бегает, какую-то тармониго учит... Да ты садись, отдохни,
обогрейся... Ведь ищь тебя куда занесло.
- Ну, и что же ваш Мшпутка.? - заинтересовался Глаголев, присев на
табуретку около двери.
- Выбивается в люди... Самоуком учился... самотеком выплывет.. Оно
конечно, если бы кто подтолкнул его... Так он бы скорей... по службе-то...
Да где уж... Вот я да Аннушка добрым словом его бодрим...
- А вы, товарищ, сами на заводе работаете?-спросил Глаголев.
- Нет, теперь не работаю... Я свое отработал... Инвалид... В давние поры
два пальца мне раздавило, вот... Так я сторожем на склепал. Заборы-то
видал? Это складские... Сегодяя не моя смена... Так я и налаживаю
говоритель, нам с Аннушкой сынишку послушать...
В рупоре на столе слабо пискнуло. Рабочий быстро повернулся туда,
поправил рычажок, включил усилитель.
- Ага... Начинается... Ну-ка, послушаем...
Из рупора послышались далекие, но отчетливые слова:
- ...И докладчик, товарищ Глаголев, должен быть очень скоро. Он уже выехал
сюда...
Рабочий кивнул головой на рупор:
- Докладчика ждут... Запоздал, поди...
Снова из рупора объявили:
- А пока наш заводской оркестр, под управлением товарища Михаила Зубова,
исполнит несколько вещей в его же гармонизации...
Последнее слово заглушилось шумом аплодисментов и восклицаниями. Рабочий
пошевелил губами, и Глаголев догадался, что это было произнесено имя
"Мишутка". Рупор замолчал. Очевидно, Мишутка занял дирижерское место и
поднял руку.
Маленькая комнатка наполнилась звуками. Глаголев слушал. Оркестр играл
"Дубинушку". Мелодия оставалась нетронутой и лилась красивая и мощная. Но
талантливая рука гармонизатора Мишутки рассыпала по мелодии нежные
украшения, дала новые обороты. Это было подлинное искусство, крепкое,
новое. Глаголев почувствовал, как Мишуткина музыка захватила его сразу и
глубоко.
Аннушка слушала, закрыв глаза. Рабочий стоял, смотрел в рупор и улыбался.
Музыка кончилась, из рупора летел громкий гул рукоплесканий, а рабочий все
еще стоял и смотрел. Потом серьезно сказал:
- Вот это - да... Наш Мишутка... Аннушка... А?
- Проводи, Лука, их... - показала Аннушка на Глаголева. - Ведь им надобно
на завод-то...
- Поехали, - ответил Лука и стал надевать старенький тулупчик.
Вьюга уже не мела. Небо вызвездилось. В воздухе было морозно и ясно.
Лука вел Глаголева через поле по еле заметной заснеженной тропке.
- Ты ведь эва куда загнул... Надо было у второго колодца свернуть, а ты
гаку дал... Сейчас мы к заводу подойдем, только с другой стороны... Да вот
еще история. Ворот там нету... А калитка заколочена. Вчерась и
заколотили... Она только с весны у нас действует до снегу... Ладно...
Покличем сторожа... А ты через забор полезешь...
Глаголев думал о Мишутке. В ушах еще раздавалась полнозвучная музыка
"Дубинушки"... Сколько их, талантливых, молодых, таких Мишуток, таит в
себе рабочий класс... Самоуком и самотеком...
Лука стучал руками в забор и кричал:
- Трофим!.. Идол!.. Встречай гостя!.. Товарищ Глаголев прибил!.. Эй!..
- Как же это... узнал меня? - спросил Глаголев.
Лука улыбнулся:
- Как не узнать... Мы своих вождей в лицо знаем. Кого видать доводилось, а
тебя... - Лука докончил тише: - Тебя по усам узнал... В календаре портрет
имеется... Похож. Да при Аннушке не сказал... Взволнуется, а у нее сердце
слабое. После скажу, кто такой ты... - Он опять застучал в забор. -
Трофим!.. Принимай!..
За забором слышались голоса и шум.
- Кажется, идут? - Глаголев протянул руку Луке.- А твоего Мишутку я
подтолкну, чтобы он дальше по науке шел...
- Спасибо, - пожал Лука руку Глаголеву. - Лезь на забор. Дай-ка я тебя
подсажу... Так они лестницу прилаживают... Вот так...
Глаголев взобрался на верх забора. Лука чуть придержал его за ногу.
- Слышь!.. Ты очень-то за Мишутку не хлопочи. Пусть он сам... самотеком...
За забором смеялись, кричали и хлопали в ладоши. Глаголев исчез,
спустившись по лестнице. Лука пошел по тропке домой. Он спешил к больной
Аннушке, которая осталась одна.
Около калитки своего палисадника Лука поднял глаза и вздрогнул.
Перед ним, прижавшись к березе, стоял и дрожал голый человек.
Это был еще июль, жаркий и душный, когда к только что отремонтированной
даче, стоявшей на краю загородного поселка, подъехал извозчичий экипаж,
привезший два чемодана и молодую, скромно одетую девушку. В лучах
вечернего солнца ее красивое лицо отсвечивало фарфором, а выбившиеся
из-под шляпы непослушные черные волосы казались синими. Из двери на балкон
выглянула пожилая женщина, всплеснула руками, радостно вскрикнула:
- Илона!.. Илона приехала!..
Через секунду женщина в кухонном фартуке уже спешила с террасы к стоявшей
у калитки девушке.
- Илона, мы ждали тебя не раньше среды, а ты приехала сегодня... Какая ты
выросла большая...
- Тетка Глафира? А ты все такая же! Вечно варишь варенье и по ночам
подаешь отцу крепкий чай? Давай поцелуемся...- Чемоданы не тяжелые... Я их
донесу... Я сильная... В Штутгарте по легкой атлетике у меня второй
приз... Недурно?
Илона расплатилась с извозчиком и легко приподняла чемоданы.
- Ну, Глафа, показывай, куда мне идти... Мне отдельная комната? Ура!.. А
там пишут, что здесь каждому для жилья дается по маленькому квадратику...
Ах, это раньше? А теперь другое?
Илона бросила чемоданы на пол террасы.
- А где отец? Сидит, запершись, и даже не выходит встретить свою
единственную дочку?
Глафира распахнула дверь в комнаты.
- Профессор сейчас в городе... Он прибудет сюда поздно вечером... Может
быть, и утром... Он очень занят.
Илона капризно надула яркие красные губы.
- Он обещал меня встретить, а сам в городе?..
- Профессор ждал твоей телеграммы, Илона...
- Я не хотела тащиться из Кенигсберга поездом и разорилась на аэро... -
рассмеялась Илона и сняла шляпу. - Если отец вернется ночью, то ты, Глафа,
передай... Что я хочу, чтобы он пришел ко мне, если я буду спать.. Я
соскучилась...
Глафира покачала головой.
- Еще бы не соскучиться... Сколько лет без родных. Ученая стала, говорил
мне профессор. А у него тут дела, Илона. Постоянно в городе, только
ночевать иной раз сюда приезжает... А ты иди, отдохни с дороги. У меня
скоро и обед поспеет. А то погуляй. У нас тут хорошо... Воздух какой... И
спокойно, тихо... В городе-то духота... Профессор решил тут обосноваться,
в поселке... Скоро сюда автобусы будут ходить, прямо к даче...
Илона осмотрелась. Невысокая загородка окружала дачу и садик. Прямо шла
дорога к роще, в которой скрывался дачный поселок. Вправо тянулась
бесконечная луговина, перерезанная небольшими овражками Вдали смутным
силуэтом вставал город.
Дачка, очевидно, была приспособлена для зимнего жилья.
Солидная изразцовая печь обещала греть в зимние морозы. Высокий камин, два
кресла, шкаф с посудой, две знакомые картины на стенах напомнили Илоне
детство и отца, всегда с трубкой во рту, голубоватый дым которой
заволакивал печальный взгляд серых затаенных глаз.