как Джордано Бруно, даже слабостью и отречением, как Галилей.
видели потом свет их правоты...
бесчисленные попытки сохранить <доброе старое время>, абсолютизировать
<обычаи отцов и дедов>, гальванизировать смердящие трупы прошлого.
Огульное ниспровержение сродни крайнему консерватизму. Им одинаково чужды
новые веяния, одинаково враждебны любые контакты с окружающим миром.
кинжалом и ядом. Он убивал все новые ростки. Тайно он делал то, что Служба
святой инквизиции совершала открыто. А в итоге? В итоге умерло прошлое,
поскольку прошлое всегда умирает. Таков уж его неизбежный удел. Умерло и
похоронило своих адептов.
просто: <Говори, Орфей, проси о чем хочешь. И клянусь нерушимою клятвой
богов, водами Стикса клянусь, я исполню, что ты пожелаешь>.
смертных, ты в царство свое принимаешь, когда кончится каждому точно
отмеренный срок. Я спустился сюда не затем, чтобы видеть, как стонут, как
жалобно стонут здесь тени, как тоскуют они по утраченной жизни. Нет, Аид,
сердце рвут мне людские страданья. Не хочу я, Аид, и подобно герою Гераклу
увести на потеху людскую трехглавого Цербера - стража твоих сумеречных
полян. Я пришел лишь затем, чтоб молить за мою Эвридику. Отпусти ее вместе
со мною назад. Ты же видишь, Аид, хоть привычен ты к виду страданий, как
страдаю я, как безнадежно страдаю по ней!>
радости нам у людей. Им и вправду отмерены краткие сроки для жизни. Вот и
жили бы счастливо, радуясь каждому дню... Но выходит не так... Что же,
ладно, Орфей, я тебе возвращу Эвридику. Только помни, певец: если раз
только глянешь назад...>
теперь в мой внеплановый эксперимент. Я направил узкий луч времени в
прошлое.
вдали и голубая дымка лесов. И небо как водопад в весеннее половодье! И
даже дорога, замечательная гладкая дорога отливает сумрачной синевой и
теряется вдали, словно в молоке утопает. Поскрипывает старый велосипед, и
трещат кузнечики в выжженных солнцем травах. Синий мир тихо кружится в
хромированной, и чуть изъязвленной точками ржавчины, чашечке звонка.
запаху сухого вельда. Ветер ударяет в грудь, разбивается на две тугие
струи, которые обтекают тело и, встречаясь за спиной, пузырем надувают
застиранную и солнцем прокаленную ткань. Ветер несет тысячи запахов и
хочет сорвать все лишнее с человека. Потертые джинсы и расстегнутую
солдатскую блузу со следами давно споротых нашивок.
знаку, который вспыхивает в ночи от автомобильных фар глазами притаившейся
пантеры.
вельд. Напружив тело и едва касаясь пятками земли, подальше уйти от
дороги. Удобной, удивительно гладкой и даже сурово-синей, но все-таки
надвое рассекающей вольный и такой удивительно синий мир. Выследить гнездо
страуса и согнать с него самку. Страусиное яйцо хорошо выпить, проделав
крохотную дырочку в скорлупе и вставив сухой трубчатый стебелек. Оно
утоляет и голод и жажду. А в пустую скорлупу можно набрать воды из
холодного источника, замазав потом дырочку голубой, быстро сохнущей глиной
и воском. Источник легко отыщется по запаху и по выбитой в вельде тропе,
которой идут к водопою антилопы. Голубую глину укажут колючие крестоцветы.
Да и в термитнике тому, кто знает вельд, ее ничего не стоит добыть. Воск
же всегда найдется в заброшенном пчелином гнезде. Запас воды в скорлупе
поможет дойти до другого водопоя. Ночь лучше всего провести на дереве. Но
встать еще затемно, чтобы к рассвету построить ловушку, в которую
попадется молодая остророгая антилопа или дикая свинья. Высечь искру из
кремня и подпалить сухую траву. Потом поджарить себе лучшие куски, а
остальное прокоптить в удушающем дыме, который получается, если бросить в
огонь особый корень и еще кору, которую к лету роняет одинокое дерево иму.
Запас надо укрыть в дупле так, чтобы к нему не добрались гиены и грифы.
Тайный знак укажет какому-нибудь одинокому путнику, где спрятана еда. А
если захочется вернуться назад, то он и сам воспользуется своим тайником.
ходит за скотом в краалях. В семь дневных переходов можно дойти до
заросшего сухого русла. Глинистое дно там занесено песком и пронизано
белыми тугими корнями. Но нужное место сразу отыщется по едва уловимому
оттенку в окраске травы. Если вырыть там ямку ножом, то, может, и найдешь
прозрачный камень, за который тайный скупщик - китаец даст много рендов на
виски, табак и бусы. А уж темно-красные, как птичья кровь, камни попадутся
наверняка. За них дают меньше рендов. Большой красный камень стоит почти
столько же, сколько маленький, как саговое зернышко, белый.
и желтых скал, тех самых, за которыми лежит ущелье, куда когда-то
приходили умирать слоны. За хороший бивень в городе дают столько же,
сколько рабочий получает за неделю работы на рудниках.
проволокой, а не бродить невидимыми тропами вельда. Он грузит голубую
глину в вагонетки, которые закрывают крышками и запечатывают свинцовыми
пломбами. И за год работы вагонетки не потаскают столько белых камней,
сколько он бы смог откопать один в том высохшем русле. Но он никому не
говорит про это. Его никогда не отпустят в вельд одного, а те, кто пойдет
с ним, оплетут потом русло колючей, как шипы в лесу, проволокой. И он
опять будет грузить вагонетки за несколько рендов в неделю.
создал и город и вельд, тоже отдыхал в седьмой день.
приличное платье, в котором не стыдно показаться в магазине?
под рокот барабанов и глубокие переливы длинных мбил, увешанных пустыми
тыквами и жестянками из-под солярки. У него есть белые страусовые перья,
которыми украшают лодыжки, маска с рогами буйвола и передник из шкуры
пятнистой пантеры, а наполненные гравием консервные банки звучат не хуже,
чем погремушки из тыквы. А если и не плясать самому, то можно похлопать в
такт пляске бачонов из Мозамбика или послушать пение зулу, которые
приходят на праздник в боевой раскраске. Но нельзя же каждое воскресенье
веселиться! Да и что это за веселье среди отвалов пустой породы, вблизи
вонючих бараков и цистерн с горючим? Грозный воин зулу такой же раб, как и
он - банту, или его напарник - базуту, или пломбировщик - кафр.
увидеть эту опрокинутую синюю чашу и неподвижного грифа на самом ее
вознесенном над солнцем дне. В кармане несколько рендов, стальной крючок,
нож и прочная бечева. Есть еще совершенно исправная газовая зажигалка,
кусок жевательного табака и галета. Много ли надо человеку?
может даже найти белый камень почти в половину голубиного яйца. Только
надо на то семь дневных переходов, а ему заступать завтра смену с самого
утра. Зажечь бы костер с высоким дымом и просигналить вольным
путешественникам вельда, что нужен ему хороший белый камень, чистый,
пронизанный легкой, как утренний пепел на сгоревших сучьях, голубизной! Но
нужен ли он ему? У человека одно тело, так зачем ему две рубахи? Один день
в неделе для отдыха, так зачем много виски? Одна женщина, так зачем новая
нитка бус?
законом запрещенного говорящего костра заметят с белого полицейского
вертолета, и угодит он в шахты <Робинсон-гип>, где от жары лопаются глаза,
а от удушья колотится сердце в горле. Глоток мутного мачеу - и снова за
кайло. Пока не разорвутся легкие или не свалишься в заброшенный штрек.
складывать говорящий костер, но почему бы ему не прокатиться, если у него
есть велосипед? Он как-то нашел белый камень с золотистым, как глаз кошки,
оттенком и отдал его самому главному хозяину. В награду он получил этот
замечательный велосипед, с заливистым <дилинь-динь-динь> звоночком. Он
один из немногих, кому разрешено выезжать за пределы поселка. У него свой
транспорт, и он часто выполняет поручения товарищей, покупая им лакомства
и запрещенный маисовый виски в шикарном туземном магазине ближайшего
городка. До магазина один дневной переход. Но на велосипеде он успевает
обернуться туда и обратно еще до наступления темноты. Он никогда не боялся
ночи в вельде, хотя слышал рычание льва совсем близко. Но тьма на дороге -
опасная тьма. Встречные машины золотыми снопами лучей ослепляют глаза.
Никитин Юрий
Афанасьев Роман
Суворов Виктор
Шилова Юлия
Контровский Владимир
Шилова Юлия