Чтение 3–й страницы книги ~Парадокс Великого Пта~

певицу, сообщавшую с эстрады утробным голосом:

Спустился ангел с высоты

И заглянул мне за корсет.

Певице тоже нужны были деньги.

Грязный блондин забрел в портовую часть города. Ему хотелось есть, но
не на что было купить даже гнилой банан. Его привлек острый пряный запах,
доносящийся из раскрытых дверей третьеразрядного бара. Он сделал стойку и
нырнул, раздувая ноздри, в помещение, наполненное гулом голосов и звоном
посуды.

- А я говорю, они не кусаются! - кричал в ухо своему собеседнику
рыжебородый великан.

Тот, навалившись грудью на стол, икал и бормотал в промежутках между
приступами:

- Когда мы ходили на Фиджи...

Закончить фразу ему не удавалось. Мешали икота и крик рыжебородого.

- Блеф! Все блеф! Никуда вы не ходили, Сэм Питере. Вы всю свою
ничтожную жизнь проторчали в этом вонючем кабаке. Это так же верно, как
то, что меня зовут Гопкинсом.

- Когда мы... - начал снова Сэм, но на половине фразы уронил голову на
стол и захрапел.

Рыжий Гопкинс сердито отвернулся и заметил блондина, застывшего в
нерешительности у входа. Гопкинс находился в том блаженном состоянии
легкого подпития, когда человеком овладевает неудержимая потребность
разговаривать на отвлеченные темы. Он подмигнул блондину.

- Эй, парень, иди сюда.

Питере поднял голову, посмотрел остекленевшими глазами на блондина,
примеряющегося к стулу, пробормотал: "Черепахи" и опять захрапел. Гопкинс
подвинул блондину бутылку, выдернул из-под носа у Сэма стаканчик и плеснул
в него виски.

- Пей.

Блондин накинулся на еду. Гопкинс, выждав немного, спросил:

- Ты кто? Немец? Швед?

Блондин проглотил кусок мяса и пробормотал:

- Тайна. Тысячу песо, и я расскажу вам тайну.

Гопкинс удивленно уставился на него, потом громко заржал:

- Ты ошибся адресом, приятель. За тайны платят в президентском дворце.
А здесь пьют честные моряки.

Он налил стопку, ловко опрокинул ее и, вытерев бороду, заметил:

- Брось трепаться. И жри. Плачу я...

- Тысяча песо, - упрямо повторил блондин.

- Да ты совсем спятил, - удивился еще больше Гопкинс. - Проклятые
газеты! - Он потряс волосатым кулаком. - Третий сумасшедший за один день!

В бар ворвался шустрый мальчишка-газетчик. Размахивая пачкой газет, он
побежал между столиками:

- Свежие новости оттуда! Фиолетовая проказа поражает молниеносно!
Человечество может быть спокойно! Самый модный цвет платья - цвет
дождевого червя!

Блондин вздрогнул и заерзал на стуле. Гопкинс наклонился к нему и
участливо спросил:

- У тебя жена там осталась? Или родственники?

Блондин отрицательно покачал головой. А от соседнего столика поднялся
чернявый субъект в потрепанной куртке и встал сзади блондина.

- Что за тип? - спросил он рыжебородого.

- Черт его знает, - откликнулся Гопкинс. - Сумасшедший, продает тайну.

- Тысяча песо, - пробормотал блондин. Он уже изрядно охмелел и плохо
соображал, где он и что с ним. Чернявый с любопытством разглядывал его.

- Может, я и дам тебе тысячу, - сказал он задумчиво. - Но я должен
знать, за какой товар плачу деньги.

- Меня зовут Зигфрид. Зигфрид Вернер, - пьяно пробормотал блондин.

- Мою тетку зовут Хильда, - жестко сказал чернявый. - Она живет в
Лиссабоне на самой широкой улице.

Гопкинс захохотал. Он любил остроумных людей и сразу проникся симпатией
к чернявому.

- Выпей, парень, - сказал Гопкинс, протягивая бутылку.

Чернявый отстранился.

- Погоди, - проговорил он. - Налей лучше этому... Зигфриду.

Гопкинс наклонил бутылку, но тут внезапно поднял голову Питерс. Взмахом
руки он сшиб со стола всю посуду и свирепо потряс кулаком перед носом
Зигфрида.

- Толстая крыса! - заорал он на весь погребок. - Зигфрид! Сволочь! Ты
такой же Зигфрид, как я президент Панамы! Клянусь!..

Рыжебородый Гопкинс с трудом усадил разбушевавшегося приятеля. Чернявый
незнакомец сверлил блондина острым взглядом. Из углов бара на скандал
потянулись любопытные. Сэм, отталкивая руки Гопкинса, кричал:

- Как он смеет? Это же Отто! Отто Вернер - блокфюрер! Гад, даже не
потрудился сменить фамилию... А Маутхаузен ты помнишь? Тогда ты был
чистеньким и розовым... Сука! Ты ловко стрелял в наши загривки...

- А ну-ка, ну-ка, - поощрительно бросил чернявый.

Сэм, не слушая его, продолжал кричать о том, что он знает этого гада,
что самозваный Зигфрид не кто иной, как начальник одного из блоков
Маутхаузена, в котором ему, Сэму Питерсу, бывшему летчику его величества
короля английского, пришлось провести полгода, и что из-за этого теперь
Сэм Питере уже не летчик, а ничтожное существо, бич, скитающийся в поисках
случайной работы из одного порта мира в другой. Изо рта Сэма вперемежку с
ругательствами вылетали фразы о немедленном суде над военным преступником
и о виселице, которая, по мнению Сэма, далеко не достаточная мера
возмездия за все совершенные Отто Вернером преступления.

Выпалив все это одним духом, Сэм замолчал, с ненавистью глядя на того,
кто называл себя Зигфридом. И во внезапно наступившей тишине
присутствующие услышали голос толстого блондина.

- Я не Отто. Отто - мой брат. Но он умер.

Это заявление вновь вызвало приступ бурного негодования у Сэма. Взгляд
чернявого выражал заинтересованность. Пожалуй, он один из всей компании
помнил о том, что блондин продавал какую-то тайну. Он подмигнул рыжему
Гопкинсу и отошел к стойке. Разрушение, причиненное руками Сэма, было
быстро ликвидировано. Столик наполнился разноцветными бутылками. Питере,
бормоча проклятия, потянулся к стакану. Любопытные, увидев, что ссора
иссякла, разбрелись по своим местам. Чернявый, непрерывно болтая, следил,
чтобы посуда не пустовала, и вскоре добился своего. Сперва Питере, а потом
Гопкинс охмелели настолько, что не выразили протеста, когда чернявый повел
Зигфрида к выходу. Блондин не сопротивлялся.

Тайна вновь вышла на улицы. Только теперь никто не просил за нее тысячу
песо.

2. СОСЕНСКИЙ АПТЕКАРЬ

Так обстояли дела к тому дню, когда Ромашов впервые встретился с
Мухортовым.

- Шах, - лениво произнес Ромашов, передвинув ладью на черное поле. И
добавил, потянувшись до хруста в костях: - Удивляюсь, чего вы упираетесь?
Ботвинник в подобных ситуациях сдавался.

Мухортов смешал фигуры.

- Вы правы. Шахматы придумал умник. Мыслитель с железной логикой.
Изобретатель игры был, вероятно, худым и длинным, как коромысло. Вот
только очков не носил. Очки были выдуманы позднее.

- Намек? - прищурился Ромашов.

Мухортов усмехнулся:

- Что вы. Просто приятно побеседовать с интеллигентным молодым
человеком. Вы уж извините... Не часто в наш Сосенск приезжают выдающиеся
шахматисты.

- Лесть? - засмеялся Ромашов и погрозил пальцем.

- Меня тянет к новым людям, - признался Мухортов. - Я, неверное,
засиделся в Сосенске. Столько лет в провинции. Аптека - это ошибка
молодости. Раувольфия серпентина уже не вызывает у меня прежнего
священного трепета. Белые таблетки резерпина продаются без рецепта. Все
механизировано, все доступно. Люди прочно забыли, что гран когда-то
отмерялся на кончике ножа, а водка была лекарством. Они идут в аптеку, как
в магазин. Разве не так? Фармакопея перестала быть искусством, фармацевт
его жрецом. Ныне нас даже ремесленниками не назовешь. Что? Не спорьте со
мной...

Ромашов снял очки и покрутил их за дужку. Он и не собирался спорить с
этим смешным стариком. В Сосенск Ромашов приехал несколько дней назад.
Тихий дачный городишко на вновь назначенного уполномоченного КГБ особого
впечатления не произвел. Работы было немного. Будущее, вероятно, тоже не
сулило никаких чрезвычайных дел. Можно было спокойно оглядеться.

Мухортов постучался к нему в первый же вечер.

- На правах соседа по квартире, - сказал он, остановившись в дверях. -
Может, вы заболели в дороге? Я могу помочь.

Ромашов вытащил из чемодана бутылку коньяку и приветственно помахал ею.
Аптекарь понимающе подмигнул и принес две хрустальные рюмки, похожие на
головастиков. Под мышкой он держал шахматную доску.

- За приятное знакомство, - сказал он, выпив рюмку, и пощипал бородку.

И зачастил к Ромашову. Он приносил с собой шахматы, и Ромашов не без
удовольствия обыгрывал старика. Аптекарь не обижался. Проигрыши его не