read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:

ЭТО ИНТЕРЕСНО

Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com


- Слушай, Борис! - смеясь, сказал вдруг Вадим. - По-моему, он нам
заливает с этим цветом, а? Ведь ерунда все-таки! А? Вот я знаю, есть такое
в химии - таутомерия. Вроде бы одно и то же, да не одно и то же! Например,
искусственные витамины и естественные. Слово "таутомерия" происходит от
греческого "тауто" - "тот же самый". То же самое что-то у Кости и с его
тау-цветом! Выдумал же: видит цвет, какого другие и не знают!
- А давно стряслось-то у тебя это, старик? - сочувственно спросил меня
Борис.
- Дней семь назад. В деревне... Из-за свиньи. В полдень была сильнейшая
гроза. А после грозы я вышел во двор...
В отдел быстро вошел директор.
- Здравствуйте! Где Дымкин? Ага! И тут всех развлекает.
Воцарилось тягостное молчание.
- Павел Иванович, - глядя в окно, замогильным голосом проговорила Эмма,
- у Дымкина дальтонизм.
- Луконина, хватит!
- Ну чего хватит, Павел Иванович!
- Глупо все, конечно, получилось, - тихо проговорил я. - Я расскажу.
Когда в конце отпуска я был в деревне...
- Расскажите, Дымкин, поподробнее. Вот денек незаметно и пройдет.
Оторвавшись от вертушки Максвелла, выпрямившись, очень смело взглянув
на директора, Вадим Мильчин сказал:
- Павел Иванович, насколько я понял, у Кости не дальтонизм, а полная
цветослепота. Если не считать неизвестный людям цвет тау...
- А, и ты туда! - тоном приятно удивленного человека произнес директор.
- Вы посмотрите, какой стал? Цвет тау!..
- И надо сначала разобраться во всем, - выкрикнул Вадим, - а потом
уж!..
- Ну, Костя! - едва ли не сквозь слезы сказала Луконина. - Ну ты-то
хоть что-нибудь скажи!.. Павел Иванович, он в отпуске был. И в деревне у
него началась эта цветослепота из-за семьи.
- Так ты, Дымкин, женат? - удивился директор.
- Не из-за семьи, - резко сказал я, - а из-за свиньи! И вообще я
увольняюсь... Не могу работать.
- Гм!.. - Директор высоко поднял свои густые брови и плотно сжал губы.
С секунду подумал и спросил: - Из-за свиньи, значит? Это кого ж вы свиньей
называете, Дымкин? Так, были в деревне, поскандалили с кем-то вот так же,
как с Ниготковым, и назвали человека свиньей? Возможно, и это надо будет
выяснить.
- Все не так... - сказал я, хмурясь.
- Возможно! - Павел Иванович сел на табурет. - Думаю, что не так. Рад
бы думать! Но из чего это видно?!. А вижу другое: вы, Дымкин, сегодня
наговорили Диомиду Велимировичу таких грубостей, что он вынужден был уйти
домой. И только по его просьбе мы не стали вызывать "скорую". И конечно,
за такие вещи вам придется ответить. Даже если у вас и были какие-то
причины и основания высказать Ниготкову свою неприязнь.
- Ну что ж, Павел Иванович, - сказал я. - Ответ так ответ.
- Все знаете, - подымаясь, спросил директор, - что сегодня
художественный совет будет не в три тридцать, как обычно, а в половине
пятого? А вы, Константин, не забудьте, зайдите. Я вас жду. Возможно, и
Диомид Велимирович будет. Тогда и поставим все точки над "i".
Директор ушел. Ребята заговорили все разом. Наперебой расспрашивали
меня о подробностях того деревенского происшествия, старались сразу все
понять, думали, что это так просто. Я кое-как, коротко и сумбурно, отвечал
на их вопросы. Не очень-то хотелось рассказывать обо всем этом...
Мне надо было представить на художественный совет три хроматически
тонированных варианта.
Мы с ребятами сообща завершили начатую мною работу - я сам закончить ее
уже не мог. Я делал только то, что не требовало способности различать,
оценивать цвета. Так что к началу художественного совета все работы наша
группа подготовить успела.
На обсуждении наша работа, как было очевидно, признавалась более чем
удовлетворительной. Конечно, были и критические замечания. Нам дали много
ценных рекомендаций, посоветовали кое-что изменить, доработать и тем самым
значительно улучшить наше произведение.
Потом слово взял старший колориметрист фабрики Степан Егорович
Дашкевич.
- Товарищи, я должен напомнить, - начал этот толстячок своей бодрой
скороговоркой, - о том, какое решающее значение имеет предметно-смысловая
сторона цвета в декоре. Чтобы дать оценку цветовой композиции, выявить
цветовую гармонию...
Я сидел не за огромным эллипсным столом, а у стены, противоположной
той, где была дверь. И, признаться, далек был от того, чтоб с большим
вниманием слушать Дашкевича.
Подняв лицо, я неожиданно среди сплошь черно-бело-серого интерьера
увидал фиолетово-розовое, яркое пятно. Клякса!
У противоположной стены, далеко в углу, стараясь быть неприметным,
одиноко сидел на последнем стуле Ниготков. Опершись локтями о колени, он
глядел в пол. То ли слушал, то ли думал. Его лысый фиолетовый череп сиял
словно некий прожектор. Мне очень не хотелось, чтобы он меня видел: ведь я
его, кажется, оскорбил утром, он даже от этого захворал и вынужден был на
некоторое время уйти домой. Я опустил голову и с удивлением увидел, что
мои руки стали ярко-изумрудными, словно я их только что окунул в жидкие
зеленые чернила. Тогда как все вокруг было в черно-белой, серой гамме
(конечно, кроме Ниготкова). Однако и в других местах в зале произошли
кое-какие изменения.
Все присутствующие, человек тридцать, с улыбками на лицах, иногда вдруг
делясь мнением друг с другом, слушали старика Дашкевича. Он рассказывал о
каком-то американском владельце ресторана, который весь интерьер своего
заведения выкрасил в кровяно-красный цвет. И что же? Это подтолкнуло
посетителей к спешке, и оборот значительно увеличился. Но неизвестно, не
сократилась ли в дальнейшем в несколько раз посещаемость ресторана?!.
Потом Дашкевич что-то говорил о том, как в каком-то кафе в
экспериментальных целях неожиданно сменили цвет освещения, и сельдерей
стал ярко-розовым, бифштекс - сероватым, молоко - кровавым, рыба -
багровой, салат - грязно-голубым; естественно, что разговоры и смех у
посетителей кафе тут же прекратились, многие испытали даже тошноту...
Дашкевич сыпал и сыпал своей приятной скороговоркой. И я видел, что все
присутствующие слушали рассказчика с интересом и вниманием и именно
поэтому почти все - человек тридцать - подернулись легким флером, словно
каждый человек был окутан нежно-салатной дымкой.
Теперь мне кое-что становилось понятным: присутствующие находились в
хорошем настроении и поэтому сквозь блеклый, нейтральный цвет тау излучали
едва-едва уловимый зеленоватый тон: два-три человека были покрыты
смарагдовой дымкой, один яблочно-зеленой, двое фисташковой. А одна женщина
была окутана дымкой цвета цейлонского чая. Тогда как стены зала, пол,
потолок, весь интерьер - все неживое - было белого, черного и чистого
серого цветов, как в черно-белом фильме. Картина перед моими глазами была
совершенно необычная, невероятная. Я видел, как Ниготков, не меняя позы,
поднял свое одутловатое лицо и бляшками бесцветных глаз уставился на меня.
Что значил этот розовато-фиолетовый панцирь, которым он был покрыт?
Я толкнул Бориса в бок и шепотом спросил!
- Какого цвета мои руки?
- Что?
- Мои руки какого цвета? - Я выставил перед ним свои руки.
- Обычного. Не волнуйся, перестань, Костя.
- А Ниготков? Какого он цвета? Вон он в углу...
- Всякие там у него цвета. Сам он... ну обычного. Пиджак зеленый,
галстук желтый, рубашка бежевая, брюки, по-моему, синие...
- Все ясно, - сказал я и выпрямился.
Я очнулся от своих размышлений, когда вдруг услышал, что речь идет обо
мне.
Не голос давно, возбужденно говорившей Эммы, а плавающий, неизвестно с
чем резонирующий аккорд вывел меня из задумчивости. Казалось, в воздухе
витала короткая, сама собой натянувшаяся струна и кто-то невидимый быстро
и сильно водил по ней чувствительным смычком, и звук метался по всем
октавам... И еще это было похоже на песню и плач, на удивительно плавно
меняющийся звукоряд изгибаемой пилы. На фоне этого непрерывного звучания
более или менее ритмично тренькала какая-то прозрачная звуковая капель...
Вся фигура Эммы подернулась легким оранжевым флером.
- ...поэтому вы, Герман Петрович, - обрушивала она свои сердитые слова
на главного инженера, - так и считаете. А по-моему, потому-то ничего
странного и нет в том, что именно наш лучший колориметрист-тонировщик и
заболел таким ужасным дальтонизмом... поэтому с ним и случилось такое
заболевание, потому что он очень чувствителен к цвету, работает... он
работал с ним. Вот вы, Герман Петрович, непосредственно с цветом не
работаете, так с вами... у вас никакого дальтонизма такого ужасного не
будет... не произойдет, потому что для вас цвет не имеет решающего
значения... А вот у Кости Дымкина...
То ли из-за волнения она сбивчиво говорила, то ли из-за этого
плавающего звука до меня долетали не все ее слова - не знаю почему, но
речь Эммы показалась мне странно прерывистой. А тут вдруг я совсем
перестал ее слышать.
Я выпрямился на стуле. Эмма двигала губами, открывала рот - что-то
говорила мне, что-то спрашивала, но я ее не слышал. В то время как шум в
зале - негромкие слова, шепот, как кто-то двинул по полу стулом, шелест
бумаги - я слышал хорошо.
Невидимая, как бы сама по себе в воздухе натянутая струна
неистовствовала и плакала. Я еще ничего толком не понимал. А на фоне этого
струнного плача, может быть, в такт моим собственным сердечным ударам,



Страницы: 1 2 [ 3 ] 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.