утешало, что пикси обещали не удерживать его и отпустить домой. Он взял
"бочку" и крохотную золотую ложечку, которой надо было собирать росу, и
отправился трудиться. Пикси гурьбой побежали за ним, чтобы посмотреть, как
он справится с их работой.
ловкость и усердие, а мистер Хатчинсон не отличался ни тем, ни другим.
Лепестки "росинок" были такие гладкие, что стоило легонько тряхнуть цветок
-- и вся роса летела на землю. К тому же ложечка была такой малюсенькой, что
мистер Хатчинсон мог держать ее только двумя пальцами, а о том, чтобы ловко
орудовать ею, не было и речи. Вскоре мистер Хатчинсон понял, что набрать
стакан росы для него не легче, чем вычерпать море. Пикси, глядя как он
неловко топчется в зарослях "росинок", тоже это поняли.
что мы не трудимся, а сам не можешь справиться с такой легкой работой!
Хватит проливать драгоценную росу, иди сюда!
сказал:
-- совершенно справедливо возмутились пикси.
пожалели его и перестали ругаться.
такую легкую работу, что ты точно с ней справишься! Знаешь ли ты, из чего мы
печем хлеб?
просеиваем, и печем из них хлеб. Вот тебе сито, вот мешок. Набери для нас
полный мешок пылинок!
розы. Мистер Хатчинсон совсем пал духом, но покорно взял и то, и другое, и
принялся ловить пылинки. Они весело плясали в солнечном луче, ловко
ускользая от всех неуклюжих попыток мистера Хатчинсона поймать их. Он
кидался за ними то туда, то сюда, размахивая крошечным мешком, но не смог
поймать и дюжины. Пикси недоуменно смотрели, как мистер Хатчинсон мечется по
лужайке, словно слон, решивший поступить в кордебалет, а потом не выдержали
и расхохотались:
за год не наловишь мешок пылинок! Как же ты мог упрекать нас, что мы не
трудимся? Сам-то ты совсем не умеешь работать!
тобой. Вот тебе последнее задание -- может, хоть его ты выполнишь! Мы
собираемся завтра на бал к Золотой Королеве и уже сшили чудесные наряды, но
наши башмаки не чищены. Почисть их для нас!
ему дали пару щеток, размером с ноготь мизинца, и он, скрепя сердце,
приступил к работе. Башмаки пикси были сделаны, как и вся их одежда, из
лепестков цветов, а подметки были из жучиных крылышек. Они были такие
хрупкие, что их было боязно даже взять в руки, не то что чистить. К тому же,
они были сплошь увешаны крохотными колокольцами, за которые то и дело
цеплялась щетка. Когда мистер Хатчинсон порвал первый башмачок, пикси хором
стали его утешать: мол, ничего страшного, это бывает. Когда он порвал
второй, они принялись кричать, чтобы он был осторожнее. Когда же он порвал и
третий, и четвертый, и пятый, пикси отобрали у него щетки и заявили:
что ты наделал! Ты что, хочешь чтобы мы отправились на бал к Королеве
босиком?
раз пикси были неумолимы.
что, якобы, не умеем работать! Но мы сделали всю тяжелую и грязную работу в
твоем доме, не жалуясь и не прекословя. А вот ты -- ты и есть настоящая
бесовская тварь, потому что умеешь работать только языком, и портишь все, к
чему ни прикоснешься! Тебя нужно как следует наказать!
моего длинного языка, которому я давал волю! Но теперь, обещаю, я буду
следить за своими речами, и не позволю себе ни одного лишнего слова!
-- Нет уж, мы сами позаботимся, чтобы ты впредь не распускал язык! Отныне,
как только ты захочешь поучать кого-нибудь, из твоего рта будет нестись лишь
хрюканье и лай. А теперь проваливай, и радуйся, что так легко отделался!
через несколько секунд он уже сидел в своем кресле, растерянный и
оглушенный. С полчаса он приходил в себя, а потом отправился на кухню чтобы
проверить, не привиделись ли ему эти необычайные приключения.
камней в кухонном очаге. Пикси не стали отнимать у него этот дар, а может,
самоцветы так мало стоили в их глазах, что они и вовсе не придали этому
значения. Еще теплый хлеб лежал на столе, а бочка была полным-полна молока.
Убедившись, что ему ничего не померещилось, мистер Хатчинсон запер дверь
кухни, чтобы избежать расспросов слуг, и отправился в "Зеленый Лев"
успокоить свои расстроенные нервы кружечкой портера.
почувствовал нестерпимое желание произнести свою всегдашнюю проповедь. Да и
все посетители искоса посматривали на него, словно удивляясь, что это мистер
Хатчинсон помалкивает. Мистер Хатчинсон встал, принял подобающий
благообразный вид и заговорил... если, конечно, это можно так назвать. С уст
его слетало лишь "хрю-хрю" и "гав-гав", а больше -- ни слова!
больше в "Зеленом Льве" его не видели.
которой не могли нарадоваться его соседи. Он стал молчалив и тих, поучений
от него больше никто не слышал, а когда ему задавали вопрос, относящийся к
его прежним проповедям, отказывался даже заводить об этом разговор. Кроме
того, он вновь занялся торговлей, поставив ее на самую широкую ногу -- ибо
самоцветы пикси, вопреки обыкновению, так и не превратились в мусор и
черепки.
История о барде Тириэле
ценились дороже золота. Тириэль был прославленным бардом, придворным певцом
князя Эймрата. Немало песен сложил он, и некоторые поют до сих пор. А в
мастерстве игры на лютне не было и нет ему равных. Но за этот дар заплатил
он седыми волосами. Вот как это было.
тридцать лет, задумчиво брел по лесу, прислушиваясь к пению птиц. Лес этот
был велик и древен, и ходили про него разные смутные слухи. Тириэль забрел
уже довольно далеко, из светлых дубрав -- в сумрачный ельник, когда до него
вдруг донеслись дивные звуки. Сначала он подумал, что это поет какая-то
незнакомая птица, но потом начал разбирать слова и понял -- так может петь
только человек. Поспешив на голос, Тириэль увидел между деревьями просвет и
вышел на заросшую бурьяном прогалину. Посредине ее лежал большой черный
камень, похожий на древний алтарь, а рядом с ним стояла девушка и пела.
влюбившейся в смертного, который отверг ее любовь. Тириэль долго стоял в
тени дерева и слушал, все больше убеждаясь, что голоса прекраснее он не
слышал никогда. В нем были и звон капели, и журчание говорливого потока, и
щебет птиц, и серебристый шум березовой листвы. Тириэль подумал, что стоило
жить только ради того, чтоб услышать такое чудо, а свое собственное пение он
не мог вспоминать иначе, как со стыдом. И в сердце своем дал он клятву
больше не петь никогда. Наконец, Тириэль шагнул вперед, и девушка, увидев
его, смутилась и смолкла.
лет. У нее были черные волосы, серые глаза и ослепительно белая кожа,
казавшаяся прозрачной. Одежда на ней давно превратилась в лохмотья, а взгляд
был грустный и потерянный. Когда Тириэль приблизился, она сжалась в комочек,
словно испуганный звереныш.
оно поразило меня до глубины души. Я -- бард, и пение всю жизнь было моим
ремеслом, но сегодня я понял, как мало умею. Прошу тебя, скажи мне, как твое
имя?
ела?
одеваться в шелка! Ну ничего, мы это исправим. Послушай меня, Лойсинн! Ты
очень хорошо поешь, и могла бы зарабатывать этим на жизнь. Я хотел бы, чтобы
ты пошла со мной. Мой голос по сравнению с твоим -- ничто, но я неплохо
играю на лютне. Я -- Тириэль, придворный бард князя, и я клянусь, что желаю
тебе только добра. Ты веришь?
Махров Алексей
Сертаков Виталий
Семенова Мария
Андреев Николай
Орлов Алекс
Никитин Юрий