Человек дождался, пока рычаг окажется у самой земли, перехватил следующий
и тянул уже его, а потом - еще один, а потом - еще... Он словно впал в
лихорадочное состояние: он не мог стоять на месте и ждать, необходимо было
двигать этот проклятый ворот, двигать, пока хватает сил - и пока ворот
вращается. Но вот точно так же, рывком, механизм остановился, и человек с
облечением отошел от него. Он не смотрел на ворот и не смотрел на Врата за
спиной, он смотрел на свободную, прямую, как натянутый над бездной канат,
улицу, и эта улица манила.
И все-таки он обернулся.
"/Потому что знаешь: раз Врата открыты, значит путь свободен. Уйди, уйди
отсюда сейчас, ведь потом - и это тебе тоже известно - будет поздно/
Да. Все верно. Именно так. И он не успеет меня остановить".
Человек шагнул в междучелюстье Врат.
Перед ним выгнулась, словно скомканное платье, земля - пустынная и
бездвижная, как взгляд слепого. В свете тлеющих звезд почва приобретала
кирпичные тона, но не исключено, что под солнцем она выглядит точно так
же.
/Если здесь вообще бывает солнце/
Ни единого деревца, ни единой травинки; нету ни мух, ни комаров, ни
жуков-скарабеев. Даже камней нету, равно как и соринок, остатков птичьих
гнезд или фекалий. Только песок, очень много песка.
"/Но это свобода/
Значит, я не готов к такой свободе".
Развернувшись, человек вошел в тень надвратного козырька и зашагал по
неестественно прямой улице, чтобы отыскать местечко поукромней и
заночевать. Видит город, он сегодня заслужил часок-другой отдыха!
8. С тех пор, как только наступало Время Врат, человек приходил к ним,
чтобы открыть величественные створки. Вне всякого сомнения, город
справлялся с этой задачей и до него, а следовательно, не испытывал
необходимости в том, чтобы именно человек делал это.
Но выбирать не приходилось.
ГОРОД. БИБЛИОТЕКА.
8. Если ты видел один город,
ты видел все города.
Разница заключается лишь в точке зрения.
ЧЕЛОВЕК. СЕЙЧАС.
1. Он совершил все, как должно, и теперь стоял, глядя на равнину. Та же
самая гулкая безжизненная равнина. Если она и претерпела какие-либо
изменения, заметить это было невозможно. Так не замечаешь, как постепенно
стареют и дряхлеют близкие тебе люди.
Человек покачал головой - то ли горестно, то ли растерянно - и сделал шаг
к Вратам. Потом еще один. И еще. С каждым движением в тело его вселялась
такая знакомая и такая ненавистная вялость, руки и ноги не желали
подчиняться приказаниям сознания, - да и само сознание одолевала вязкая
сонливость.
И тем не менее человек заставлял себя двигаться. Это частично возвращало
самоуважение.
Сегодня, похоже, ему предстояло установить рекорд. Десять шагов - он
сделал уже десять шагов!
Покачиваясь (хотя ветра не было, даже легчайшего сквознячка), человек
стоял на плотной песчаной поверхности равнины.
"/Да ладно, старина, ты ведь не сделаешь этого на самом деле? Ты же не
хочешь сказать, что собираешься плюнуть на все и дать отсюда деру?
Конечно, это твое право: уйти, когда пожелаешь, - просто подумай о том,
что ждет тебя за ближайшей складкой дурацкого песчаного платья. И что - за
дальней/
Я не могу больше оставаться здесь! Я слишком долго служил живой игрушкой -
и не хочу, чтобы это продолжалось дальше! В конце концов, откуда-то же они
приходят, все эти... Обитатели.
/Ну, ты тоже.../
... Значит, я смогу отыскать то место, откуда они являются...
/Не уверен, что оно тебе понравится, это место/
Я уверен, что мне не нравится это место. Этот город.
И к тому же..."
За спиной раздался еле слышный звук. Даже не звук, одна лишь тень звука. В
окружающей тишине он все равно оставался очень слабым. Но человек его
узнал.
Так скрипит плохо смаханная дверь, готовая захлопнуться у вас за спиной.
Развернувшись, он побежал к Вратам, втаптывая в песок собственные следы,
которые вели наружу.
2. Человек бежал долго, очень долго. Поначалу (чего уж скрывать) им
руководил страх, панический ужас от одной только мысли, что Врата
захлопнутся и он останется снаружи. Обманывать себя можно лишь до тех пор,
пока за дело не берется жизнь.
Потом страх прошел, и человек бежал уже от позора и презрения к самому
себе. Впрочем, в конце концов он сообразил, что от подобных вещей не
сбежать.
Он остановился и некоторое время не двигался; только вздымалась и опадала
широкая грудь да дергался остроугольный кадык.
Отдышавшись, человек привел в порядок и свои чувства. Он научился этому за
последнее время: научился забывать порой о таких вещах как собственное
достоинство и самоуважение. Не часто, но иногда. Если бы его укорили этим,
он бы лишь пожал плечами и сообщил, что жив. Человеку подобное казалось
достаточно ценным, чтобы позабыть кое о чем на время.
К тому же, это поступал он так, как приходилось поступать, но думать-то
мог что угодно. Просто иногда обстоятельства...
Человек иронически хмыкнул в темноту, потешаясь над собственными
мыслишками.
"Ладно, купил индульгенцию у собственной совести и будет. Теперь - домой".
3. Город уже полностью преобразился и сейчас величественно ждал прихода
новых Обитателей. По-прежнему медленно и бесшумно вращались за прозрачными
стенами гигантские пропеллеры. Их подвижные тени придавали окружающему
фантасмагорический характер.
"Впрочем, куда уж еще".
Человек шагал по знакомо-незнакомым улицам и старался не сбиться со счета.
Со временем он выяснил, что дома, как правило, редко меняют свое
месторасположение, - только форму; и поэтому в городе можно кое-как
ориентироваться.
Если честно, то он еще ни разу с первой попытки не попал туда, куда
направлялся, всегда оказываясь более или менее близко от нужного места -
но лишь более или менее. Это походило на игру. Казалось, город напоминает:
не дерзи, знай, что я сильнее и могущественнее тебя, помни, что моя воля и
мое желание решают здесь все. Да, собственно, у человека и не было причин
думать иначе.
Разве что самую малость.
Он мог попытаться изучить созвездия и ориентироваться по ним. Он и
пытался. Вот только всегда, когда наступало Время Врат, звезды на небе
менялись: исчезали одни, появлялись другие. А те, что оставались с
прошлого раза, переползали и утверждались на совершенно ином месте.
Человек не удивлялся этому. Равно как не удивился бы, если б выяснилось,
что звезды на небе всегда одни и те же. Или что их вообще нет.
Он добрался до фонтана и на некоторое время остановился, оглядывая одну из
немногих постоянных вещей в этом городе. Фонтан представлял собою комплекс
чаш, мал мала меньше, высеченных из черного блестящего камня. Ни лезвие
меча, ни другие острые предметы не способны были оставить на поверхности
камня ни царапины.
Чаши располагались в несколько ярусов, ассиметрично; и тем не менее такая
ассиметричность со стороны выглядела единым целым. Если внимательно
приглядеться, можно было заметить, что края каждой чаши украшены
миниатюрными фигурками живых существ, - всегда разными. Человек не
проверял, но почему-то не сомневался: среди них, как ни старайся, не найти
двух похожих.
Фонтан всегда был сух, словно песок с гребня бархана.
Человек сел на невысокий бортик (все из того же блестящего камня, но уже
другого цвета - невыносимо белого) и принялся разглядывать носки
собственных сапог. Делал он это без особой цели, просто получилось так,
что добрался сюда раньше, чем рассчитывал, а идти дальше не хотелось.
Слишком рано. Да и что, по сути, делать в норе? Спать? Разглядывать
потолок? Жрать высушенные на всякий случай плоды?..
"Строи-и-итель..." - прошелестел ночной ветерок. Здесь, у фонтана, где
дома не прижимались друг к дружке так плотно, как молодые изголодавшиеся
любовники, он мог разгуляться, ветерок. Вот и хулиганил, дразнился.
Непрошенная мысль кольнула сознание. Человек поднял голову и прислушивался
к тишине, надеясь, что мысль вернется, но та затаилась.
"Даже собственные мысли играют со мной в прятки", - с горечью подумал он.
Звезды на небе стали сонно мерцать и бледнеть, чтобы через пару часов
очистить его, уступив облакам.
"Пожалуй, мне тоже пора".
Буджолд Лоис
Афанасьев Роман
Херберт Фрэнк
Шидловский Дмитрий
Акунин Борис
Андреев Николай