Чтение 3–й страницы книги ~Братья по разуму~

Ларин тоже обладал некоторыми пси-способностями. Однако его независимость, почти болезненная, ставила под большой вопрос саму возможность сотрудничества на добровольной основе. К тому же на момент развала "Программы Детей" Ларину едва исполнилось двадцать. Он так и не был форсирован, а его личное дело передали в параллельную структуру. Тем не менее он не был совсем забыт и постоянно наблюдался экспертами Института.

Малышу и Ларисе, признанным бесперспективными, были поставлены блокировки, и они прожили в принципе нормальную жизнь, так и не осознав себя мутантами.

Особый случай - Игорь Волков, файл 116, записанный как Волк. Он тоже попал в аутсайдеры Программы. Несмотря на то что ему удалось выжить, энергетический потенциал Волка оказался невысок и почти не давал себя знать до достижения объектом двадцати пяти-двадцати шести лет. Волка забыли и "упустили". А позднейший разгром двух ведомых Ханановым программ, учиненный Тимом Костенко, только осложнил ситуацию.

В итоге в центральном аппарате Федеральной Контрольной Службы оказался один из Детей, находящийся в кризисной стадии развития. Никто не знал, кто он такой на самом деле. Никто не мог оказать ему помощи.

Он был лишен элементарной психологической и медицинской поддержки. Остро переживающий свое одиночество и не понимающий его природы, мучимый неосознаваемыми комплексами, Волк стремительно мутировал. Прорыв наступил, когда ему было тридцать пять. Примерно в течение года Волк втайне исследовал и развивал внезапно открывшиеся способности форсированного экстрасенса. И еще - он собирал информацию.

И еще - героем он точно не был. Это я вам говорю как человек, который много лет работал с ним бок о бок. Тем не менее сейчас мы сидим здесь, а он - неизвестно где.

Нет архивных записей, которые помогли бы сегодня реконструировать беседу между Волком и тогдашним директором ФКС, состоявшуюся двадцать два года назад. Но через сутки Волк исчез.

Отдел психологических исследований разработал по крайней мере десять возможных моделей - при желании вы можете ознакомиться с ними. Но скорее всего истинных мотивов поступка Игоря Волкова мы не узнаем, даже если нам удастся войти с ним в контакт. Он почти наверняка жив, и оперативный отдел пытается его локализовать.

Но главная проблема контакта с Волком отнюдь не в том, что он скрывается. Рано или поздно мы его локализуем. Вопрос в другом. Я сейчас рискну высказать предположение. Все мы, присутствующие здесь, фактически люди одного поколения. Его ровесники. Что мы знали о Федеральной Контрольной Службе двадцать лет назад? Мы все занимали рядовые должности и не были допущены к документам особой секретности. Только получив допуск ЭКСТРА, мы начали поднимать архивы и обнаружили, что их фактически нет! Чем в действительности занималась ФКС тогда, на заре нового века и нового тысячелетия? Мы просто не знаем. И в связи с этим у меня есть предположение.

Все вы, наверное, читали доклады научного отдела о способностях форсированных сенсов. Сейчас таких людей нет, их, мягко говоря, не делают. Но когда-то они были. И одним из них был Волков. И я полагаю, господа, что он узнал, или почувствовал, или назовите, как хотите... Короче говоря, у него был веский повод податься в бега. Мы всегда считали, что ужас, от которого он бежал, был внутри его. Сегодня я заявляю - нет! Скорее всего этим ужасом была Служба.

Поэтому сегодня я предлагаю активизировать усилия по поиску Волкова. Как минимум, чтобы загладить несправедливость. Здесь, в этом зале, есть несколько человек, которые до сих пор считают себя его друзьями. У нас действительно за этого человека болит душа. Я предлагаю вступить с ним в контакт хотя бы для того, чтобы извиниться. И объяснить, что Служба больше не представляет опасности ни для кого на этой планете. Мы построили самый эффективный механизм контроля за общественным благом. А то, что он имеет форму секретного агентства - что ж... Служба гуманна, и Волкову нужно это объяснить. А когда он поймет - уверяю вас, два против одного, что он вернется. И у нас на Службе будет единственный в мире форсированный сенс. Согласитесь, это совсем неплохо. Откроются перспективы, о которых сейчас просто нет смысла говорить. Но это будет серьезный прорыв. Как видите, я не взываю к чувствам. Насчет чувств я с ним сам договорюсь, это наше личное дело. А в целом я за прагматический подход. В интересах Службы и человечества. Спасибо, у меня все. Слушаю вас.

ВОПРОС ИЗ ЗАЛА: Принимаются ли сейчас меры по локализации Костенко и Ларина?

ОТВЕТ: За этими двумя до сих пор гоняются, похоже, все разведки планеты. Дело в другом - нет четкой уверенности, что они живы.

ВОПРОС: Правда ли, что рабочая версия по Костенко построена на том, что он живет за пределами Земли?

ОТВЕТ: Мы подозреваем, что инопланетный разум существует... (шум в зале, смех, аплодисменты) ...но у нас слишком много сомнений для того, чтобы строить подобные рабочие гипотезы. Мы исходим из того, что Костенко на Земле. Хотя околопланетное пространство сканируется. Но с другими целями, скорее оборонного характера.

ВОПРОС: Не рассматривается ли возможность продолжения исследований по психотронике?

ОТВЕТ: Категорически нет. Эти исследования потенциально опасны для человечества. Вспомните кризис, разрешенный Лариным. Нельзя. Просто нельзя. ВОПРОС: Что у зарубежных конкурентов? ОТВЕТ: Ничего. Во-первых, Россия в прошлом - мировой лидер по разработке систем воздействия на массовое сознание. В ближайшие двадцать-тридцать лет никто даже в теории не приблизится к тому, что мы наворочали в период с 1980 по 1991 год. А во-вторых, они и не пытаются. Мы им не даем.

ВОПРОС: Аппаратура для "промывания мозгов" как-то связана с пси-технологиями?

ОТВЕТ: Никоим образом. Повторяю: пси-технологии под строжайшим запретом. Даже простейшие биоэнерготехнологии развиваются только под нашим контролем и для наших внутренних нужд. А "промывка" - это дистанционная нейро-хирургия.

ВОПРОС: Почему вы так уверены, что Волков пойдет на контакт?

ОТВЕТ: Я не уверен, что это будет просто. Но у нас есть для него очень хорошая приманка.

Крепко сжав зубы, Игорь набрал на киборде длинную команду. Несколько секунд его палец висел над клавишей ввода. Потом Игорь закрыл глаза, опустил палец и безвозвратно уничтожил документ. Вытащил кляксу из-под рубашки, мягко сжал в кулаке и приложил к горячему лбу. Клякса тепло и уютно пульсировала. Компьютер, перезагружаясь, тихо похрустывал. Кто-то совсем рядом неприятно сопел и шмыгал носом, и Игорь вдруг понял, что это он сам" Двадцать лет из своих двадцати семи Игорь прожил без отца. И как минимум десять лет целенаправленно собирал информацию о том, кто же он был, этот Игорь Волков, почему разошелся с его матерью, куда пропал и при каких обстоятельствах впоследствии умер.

Около года назад Игорь пришел к неожиданным выводам. У него зародилось подозрение, что его отец скорее всего порвал с семьей и работой не по своей воле. И, вероятно, до сих пор жив.

Для офицера Службы и сына офицера Службы это было не самое приятное открытие.

И целый ворох еще менее приятных открытий обрушил на Игоря ворованный документ.

ГЛАВА 4

ТРЕТЬЕ ИЮНЯ, УТРО

- Как жаль, что ты уезжаешь так рано, - пробормотал Томми, сосредоточенно изучая меню. - Могли бы завтра выбраться на пикничок. Выходной все-таки. Слушай, Алекс, у тебя бывают выходные? Знаешь, Сэмми, наш Алекс настоящий трудоголик. Носится по планете как безумный, оставляя за собой тысячи разбитых сердец.

- Да? - Сэмми, его жена, обворожительно улыбнулась. - В это нетрудно поверить. Я имею в виду сердца.

Вестгейт улыбнулся ей в ответ, мягко и чуточку смущенно.

- Не обращайте внимания, милая Саманта, - сказал он. - Старина Том делает мне рекламу. И никакой я не трудоголик. Просто Форин-Оффис считает почему-то, что, если послать меня готовить переговоры, они пройдут успешно для нашей стороны. У нас на Островах все еще верят в приметы.

- И правильно, - кивнул Томми. - В прошлый раз, Сэмми, он этих ребят в здешнем министерстве просто околдовал. Наш Алекс всех околдовывает. Даже секретаршу посла.

- Не может быть! - рассмеялась Сэмми.

- Может, может, - Томми небрежным жестом подозвал официанта и заговорил с ним по-французски.

- Сам он трудоголик, - сказала пренебрежительно Сэмми. - Торчит в своем постпредстве все вечера напролет, приезжает чуть ли не к полуночи. А я гуляю одна по Манхэттену. Смотрю и не могу насмотреться. Волшебный остров. Эта архитектура, ее вид меня завораживает. Алекс, вам нравится смотреть на Манхэттен?

Вестгейта при упоминании Манхэттена чуть не передернуло. Он был однажды у Томми дома и мог представить себе излюбленный маршрут Сэмми. Впрочем, Сэмми была неудавшимся архитектором. По словам Томми - закономерно неудавшимся. Эклектика Манхэттена наверняка ее восхищала.

- Смотреть? Конечно, нравится, - сказал он. - Особенно издали.

Вестгейт сделал глоток аперитива, расслабленно откинулся на спинку кресла и на секунду прикрыл глаза. Он устал. Час назад он закончил работу здесь, в Нью-Йорке, и теперь без малейшего сожаления прощался с этим безумным городом. Вестгейт не любил Америку, дешевую, аляповатую и плебейски самодовольную в своем бескультурье. Ему в Америке не нравилось решительно все, и население в том числе. Он презрительно называл местных "ковбоями" - за глаза, конечно. И от души жалел Тома, вынужденного жить среди них уже который год. По мнению Вестгейта, Америка в больших дозах на любого человека действовала отупляюще. Том деградировал здесь настолько, что даже женился на американке. Хотя Сэмми, нужно отдать ей должное, была чертовски хороша.

- А куда вы теперь, Алекс? - спросила она вдруг. Вестгейт открыл глаза. Да, Сэмми производила впечатление.

- В Россию, Саманта. В Москву.

- Ой! - воскликнула Сэмми. - Не может быть! Какая прелесть!

Томми царственным жестом отпустил официанта и повернулся к Вестгейту.

- Да, - сказал он. - Завидую. Мы давно уже собираемся, да вот дела все... Слушай, Алекс, ты же все-таки русский. Куда там...

- Русский?! - перебила Сэмми, глядя на Вестгейта расширенными от восторга глазами. - Не может быть!

- Смени пластинку, радость моя, - посоветовал Томми. - Что ты заладила - "не может быть, не может быть". Русский он по матери, разве не так?

- Не только по матери, - улыбнулся Вестгейт. - Я и по отцу русский. Но я был совсем еще ребенком, когда мама переехала в Лондон...

- Вот она, русская культурная экспансия! - ввернул Томми.

- ...так что воспитывали меня, как стопроцентного англичанина. Конечно, ничего из этого не вышло. Но вот парадокс, Саманта, - на Островах меня считают нормальным англичанином. А в России принимают как иностранца. Хотя в этом году я провел дома только два месяца, а в Москве целых три.

- Так вы, должно быть, отлично говорите по-русски! - воскликнула Сэмми. - Ой, Алекс, а скажите что-нибудь!

- Какая же ты прелестная дурочка, - сказал Вестгейт по-русски, глядя Сэмми прямо в глаза. - Пожалуй, я тобой займусь.

- А что он сказал? - спросила у мужа Сэмми громким шепотом. Томми довольно заржал:

- Готов поспорить, он сказал, какая ты прелесть! Вестгейт заметно смутился и заговорщически подмигнул Сэмми. Почти не желая того, машинально, он уже вводил себя в привычное "рабочее" состояние. Эта молодая женщина на самом деле понравилась ему. А Томми... Он ничего не поймет.

Обед удался на славу. Они вкусно поели и основательно выпили. Разговор тек легко и непринужденно. Томми вынудил-таки гостя рассказать, на что в России нужно посмотреть в первую очередь. Потом беседа автоматически перетекла на "русскую культурную экспансию". Затем Томми начал пространно излагать свое видение "русской идеи". Вестгейт поддакивал. Сэмми откровенно забавлялась. Всем было хорошо. Вестгейт с удовольствием выпил еще, потом еще, и ему стало просто замечательно. Он критически оглядел Сэмми с ног до головы и тут же потерял над собой контроль.

Близкое присутствие хорошенькой женщины, как всегда, возбудило какой-то неведомый центр у него в мозгу, который задействовал профессиональные качества. И сейчас они были направлены на производство маленького чуда для себя. Старина Томми и сам не подозревал, насколько был близок к истине, говоря, что Вестгейт кого-то "околдовал". Каждый раз, стоило Вестгейту разбудить в себе профессионала и привлечь немного воображения... Здесь нужна была только уверенность в себе - колдовство начиналось, и чудо случалось. И он заполучал любую женщину, чему после не переставал удивляться сам.

Вот так и сейчас, слушая рассуждения ее мужа, сидящего за тем же самым столиком, он кивал в такт головой, вставлял короткие фразы, и одновременно рука с сигаретой уже покачивалась в соответствии с дыханием Сэмми. Так начиналась подстройка к ее миру, легкая и изящная, направленная на зарождение в женщине чувства неосознанного доверия к нему, Игорю Александру Вестгейту, красивому, стильно одетому, умеющему очаровательно смущаться и прячущему за этим смущением какую-то загадку. Необычному человеку. Возбуждающе таинственному. Русскому, наконец.

"Теперь надо привлечь ее внимание к разговору, вовлечь в него и послушать, как она говорит и чем интересуется, - напомнил себе Вестгейт. - А она отвлеклась, о своем задумалась. Женщина! Впрочем, Томми кого хочешь замучает своими разглагольствованиями. Старый добрый верный Томми. Прекрасный аналитик, толковый советчик, надежный партнер. А жена его просто чудо".

- Я Не согласен, Томми, - сказал Вестгейт. Сэмми перевела на него рассеянный взгляд- - Русская идея в своей основе не претерпела никакой ревизии. Ты пойми, это ведь идея не о чем-нибудь, а об особенностях русской души. Так что какие бы социально-экономические изменения ни происходили, идея остается прежней. И работает, Томми, работает! Я тебе сейчас это докажу. На примере выборки из социума...

- Н-да? Это уже интереснее! И на какой же?

- Да на какой угодно! Например, можно на женщинах! - слово "женщины" Вестгейт выделил интонацией, более мягкой, ласкающей, и реакция Сэмми не замедлила явиться: взгляд ее стал осмыслен, лицо слегка напряглось. Она улыбнулась. "Знает свою поло-ролевую принадлежность", - слегка позлорадствовал Вестгейт.

- А вы как думаете, Саманта?

Сэмми возвела глаза вверх и вправо. Вестгейт среагировал на это движение мгновенно:

- Вы уже смогли нарисовать русскую женщину в своем воображении?

- Да, - лицо ее изобразило легкое недоумение. - Я представила себе русскую женщину, ясно и отчетливо. Такую круглолицую, несколько полноватую, очень такую домашнюю, пахнущую кухней... И американку, подтянутую, спортивную, немного жесткую и очень уверенную.

- Ну это поверхностный взгляд, - ласково улыбнулся Вестгейт. - Давайте, друзья мои, заглянем внутрь и посмотрим, что нам скажет внутренний голос. Что он говорит, Том?

- Он молчит, - сказал Томми и потянулся к бокалу. - И нечего смеяться. Как сказал ваш русский классик: "Чего хочет женщина - того хочет Бог". И правильно. Пусть хочет, чего хочет, и нечего ей мешать. Женщина, Алекс, - это загадка. Во всяком случае, для меня. Я свою-то жену собственную не могу сказать, что знаю. Вот увлекается Сэмми розами. Сама их разводит, сажает, подстригает и черт знает еще что с ними делает, времени на это уходит уйма. Но ничего, мне нравится - красиво...

- Ну вот и пожалуйста, - сказал Вестгейт. - Ты хорошо знаешь, как заботится Саманта о том, что ей нравится, что ее радует. А скажите мне, дорогая Саманта, что было бы, если б вы увидели, как кто-то страшный, огромный, свирепый бросается и начинает топтать, срывать и всеми доступными способами уничтожать ваши розы?

- О! - Глаза Сэмми изумленно расширились. - Ну... Я бы была в шоке. Но я думаю, что я смогу убежать и спрятаться. Чтобы не видеть этого безобразия и остаться незамеченной.

- Вот оно, разительное отличие! Русская женщина отстаивала бы в подобной ситуации свое достояние, свое сокровище, отраду своих очей, чего бы ей это ни стоило. Она бы кричала, производила бы столько шума и внешне настолько напоминала бы фурию в своем гневе, что повергла бы нападающего в бегство. Как сказал другой наш классик: "Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет". Так же и в любви, для нее нет предела, если женщине понравился мужчина... - с этого момента Вестгейт заговорил медленнее, плавнее, в его речи стали возникать почти незаметные паузы, а интонация зафиксировалась, оставаясь все время неизменной. Вестгейт работал. Колдовство уже творилось вовсю.

- ...то когда она сидит напротив него... и видит... его... прямо... перед собой... то слыша его голос... взгляд ее туманится... и она расцветает, как роза... когда ею любуются... Как роза тянется к солнцу... так и она всеми силами стремится преодолеть расстояние... чтобы прекрасное открылось ей в своей первозданной наготе... и мир взорвался яркими красками... в соприкосновении и слиянии с неизведанным, что долго и неосознанно желалось... и непременно завтра же, - тут Вестгейт под столом легонько коснулся бедром платья Сэмми. Зрачки женщины были по-прежнему расширены, а дыхание слегка замедленно. Вестгейт удовлетворенно отметил, что все идет как надо, и продолжил речь все так же плавно, - ...как роза, свежая и прекрасная, и только вместе... и вы забываете все.

Резкий, как бы режущий жест руки Вестгейта сопроводил последние слова. Он перешел на другой темп речи, и голос его стал обычным, чуть более резким по тембру и разнообразным по интонациям.

- И так же, как и женщины, любой тип человека в России доведен до логического совершенства, - сказал он. - И любая поведенческая реакция. Если ругаться, то с упоением, если любить, то тоже с упоением. Пресловутая русская душа никогда не дает русским делать что-либо наполовину из того, что хочется, а если чего не хочется, то пиши пропало. На Западе же все продумают, взвесят и уже потом делают, а русский человек поступает обычно в порыве чувств. Делает или вовсе не делает, главное, что думает он уже потом, и себя оправдывает почти всегда.

- Черт возьми! - сказал Томми, глядя в опустевший бокал- - Что-то я... Друзья мои, а час-то поздний! Не пора ли нам? Да? Нет, Алекс, сегодня плачу я. Банкет за счет принимающей стороны... Эй, гарсон!

Вестгейт твердо рассчитывал на то, что Томми задержится в ресторане, и тут же вызвался проводить Сэмми до машины.

На ступенях ресторана Вестгейт отдал служащему номерок от автомобиля. Встал рядом с Сэмми. Точно так же, как и тогда, под столом, коснулся бедром ее бедра и, увидев характерную реакцию замедлившегося дыхания и расширившихся зрачков, твердо, в прежнем наработанном темпе, сказал:

- Когда завтра в восемь вечера вы пойдете гулять... будете просто идти, делая шаг за шагом... предчувствуя радость... выйдете к бару "Джойс", войдете, закажете себе выпить и пробудете там до десяти, - он снова резанул воздух ладонью, пронаблюдал ожидаемую реакцию и продолжил: - Жаль, что сегодняшний вечер закончен, вы такая увлекающаяся и страстная женщина, Саманта, так вдохновенно рассказывали о розах, что увлекли даже и меня.

Сэмми удивленно моргнула, но затем улыбнулась и произнесла:

- Не знаю, много ли я успела наговорить сегодня, но в следующий раз про розы я вам расскажу непременно, - она снова улыбнулась странной заигрывающей и слегка ошеломленной улыбкой.

Служитель подогнал машину. Вестгейт дал ему на чай, открыл дверцу, усадил Сэмми и вздохнул.

Он неожиданно протрезвел. И ему стало... не стыдно, нет. Просто в душу заползла щемящая тоска одиночества. Привычное ощущение пустоты и бессмысленности всего на свете. Пустота была внутри и снаружи, и никакой Сэмми не было дано ее заполнить.

Завтра в предвкушении чуда, помня лишь, что она для Вестгейта увлекающаяся и страстная женщина, Сэмми придет в бар "Джойс" чуть позже восьми. К сожалению, Вестгейт этим воспользоваться не сможет, а она лишь поймет, что решила немного посидеть со стаканом мартини.

И что-нибудь да произведет на нее неизгладимое впечатление.

- Ты что, старина, перебрал? - спросил Томми, подходя к машине. - Какой-то у тебя видок... Потусторонний. Точно говорю, последний бокал ты выпил напрасно. Зря.

- Да, - кивнул Вестгейт, но только не Томми, а своим мыслям о том, что произошло сейчас. - Понятия не имею, зачем я это сделал.

- Эй! - сказал Томми обеспокоено. - Ты в порядке? Садись в машину, дружище. Поедем.

Вестгейт поднял на Томми глаза, устремленные куда-то внутрь.

- Странный я человек, Том, - сказал он горько. - Вечно мне чего-то не хватает. Начинаю искать. И каждый раз, как доберусь до этого "чего-то", гляжу - а это совсем не то, что нужно.

- Философ! - усмехнулся Томми. - Жениться тебе надо. Садись, поехали.

- Дай-ка мне еще сигарету, - попросил Вестгейт. - И поезжай. Я, пожалуй, немного пройдусь. А потом возьму такси.

- Уверен? А то...

- Уверен, - сказал Вестгейт. Он действительно не чувствовал ни малейших угрызений совести. Но сесть в машину рядом с Сэмми почему-то оказалось выше его сил.

* * *

На работу Игорь прибыл в чрезвычайно дурном расположении духа. Он так и не смог переварить до конца полученную вчера информацию и совершенно не представлял, как ему теперь себя вести. То есть держать себя с окружающими нужно было по-прежнему. А вот что делать, чтобы новое знание не прорвалось наружу, он пока не придумал. Очень уж это знание оказалось неуместным. Игорь и сам не предполагал, что будет чувствовать, если подтвердятся давно возникшие у него подозрения.

А почувствовал он только страх. Элементарный страх за свою жизнь.

Глядя под ноги, Игорь сунул в турникет пластиковую карточку и шаркающей походкой затащил неподатливое тело на Службу.

- Игорь! - раздался из дежурки полный облегчения возглас. - Доброе утро!

- Сомневаюсь, - ответил Игорь, с трудом поднимая глаза на знакомого сержанта. - И чего в нем доброго?

- Ты пришел, - объяснил сержант. - Давай сюда!

- Что такое?! - Игорь машинально набычился и привычно упер руки в бока.

- А то, что тебя второй час ищут, вот что! У меня уже лычки с погон сами отстреливаются... - проворчал сержант, нажимая кнопки на своем терминале. Про лычки он шутил. Игорь отлично знал, что сержант на самом деле как минимум капитан, а его помощник с погонами рядового, меланхолично кивающий в такт словам командира, - лейтенант. Центральный офис Службы упорно маскировался под статистическое управление.

- О господи... - пробормотал Игорь, заходя в дежурку и стараясь унять предательскую дрожь в ногах. Он все еще не был готов разговаривать с людьми, которые знали, что он - сын Волкова. Когда выходил из дома, думал, что готов. А оказалось - нет.

- Леночка, он пришел, - сообщил терминалу сержант-капитан. - Что мне ему сказать?

- Ну-ка, пусть мне покажется, гад такой! - раздался в динамике звонкий девчоночий голосок.

При звуке этого голоса Игоря затрясло буквально с ног до головы, но он послушно вполз в поле зрения камеры.

"Только не бежать! - приказал он себе. - Побегу - могут подстрелить, и тогда все, конец, тут же заработаю промывание мозгов. Проклятье! Неужели Лавров все-таки засветился с этой кражей?" - Боец! - позвала "Леночка", она же первый референт директора Службы. - Ты в порядке?!

- Ну... Не очень, - промямлил Игорь, припоминая колоссальный список былых своих прегрешений и терзаясь надеждой - а вдруг это не Лаврова поймали, а всплыло что-то другое, не такое опасное для жизни.

- А в чем дело? - озабоченно спросила Лена. - Тебе все еще дурно? Что же ты...

- Да не! - отмахнулся Игорь сварливо. - Погода замучила.

- Ах, погода! - саркастически обрадовалась Лена. - Боец, ты вообще знаешь, который час на дворе, а?

- Ну полдвенадцатого.

- А во сколько надо на работу приходить?

- Ну...

- Нет, ты мне скажи, во сколько?!

- Лен, я сегодня пришел на полчаса раньше обычного.

- Игорь, милый, ты понимаешь, что Папа тебя заказал на девять тридцать? И я тебя, негодяя, уже третий час покрываю! Что у тебя с телефоном?!

Игорь отстегнул от пояса телефон и собрался было разыграть пантомиму, но сержант моментально выхватил трубку у него из руки и принялся ее придирчиво обнюхивать.

- Постыдился бы, - сказал ему Игорь строго.

- Леночка, а он ведь сломан у него! - радостно воскликнул сержант - И как он это сделал? - поинтересовалась Лена. - Давай, Боец, рассказывай! Я тоже так хочу...

- Лен, - сказал Игорь тоном, не терпящим пререканий. - Кончай этот спектакль. Я виноват. Я приношу тебе извинения. Но сломать наш телефон невозможно. Он может сломаться только сам. Я сейчас пойду в оружейку и его поменяю.

- Тьфу! - раздалось из динамика. - Через пятнадцать минут чтоб был в приемной! Никуда по дороге больше не заходи, у себя в отделе не отмечайся, иди прямо ко мне. Понял? Это приказ! И запомни, даром тебе это не пройдет!!!

- Он будет, Леночка! - проблеял сержант. - Мы проследим!

- А ты, Карпухин, за него не заступайся!

- Да я...

- Боец, ты понял меня?!

- Так точно. Никуда не захожу, у себя не отмечаюсь, к тебе прибыть в одиннадцать сорок пять.

- В гроб ты меня загонишь, - сообщила Лена и отключилась.

Игорь с сержантом крепко пожали друг другу руки. Помощник дежурного зажимал рот ладонью и усиленно моргал.

- Ты чего натворил? - спросил Игоря сержант. Игорь прищурился. Он все никак не мог понять, что происходит. Ему уже приходилось бывать у директора Службы, но никогда его не вызывали вот так - внезапно и с явным нарушением режима.

- Не знаю, - честно признался он. - За мной уже столько всего числится, что я понятия не имею, какая такая история наверх просочилась.

- Между прочим, твой Спецотдел еще не в курсе, что тебя ищут, - заметил сержант. - Ленка именно мне приказала тебя отловить. И не по связи, а лично приказала, когда на работу пришла. Так что ты действительно топай прямо к ней. Дело серьезное.

- Ничего себе... - пробормотал Игорь. Все это время голова его работала с бешеной скоростью, просчитывая варианты развития событий, и ее-таки заклинило. Теперь он уже окончательно ничего не понимал. - Если такая секретность, так на фига эта истерика по интеркому?

- Значит, довел ты барышню, - предположил сержант, возвращая Игорю трубку. - И дурак ты после этого. Такая женщина ... Ладно, беги в оружейку. Нельзя на Службе без телефона...

Игорь усмехнулся. Его слегка отпустило. Во всяком случае, он уже не был испуган, а просто чертовски неуютно себя чувствовал. Но бежать было некуда, и это он тоже сознавал.

- Гляди, - сказал он, доставая из кармана нож. - Заслужил...

"Боевой" телефон Службы, внешне ничем не отличаясь от нормального, обеспечивал кодированную связь. Поэтому корпус его вскрывался только специальным инструментом, и любое несанкционированное проникновение уничтожило бы контур, отвечающий за шифровку сигнала. Ломались такие аппараты очень редко, и не от физического воздействия, а если раньше положенного садилась батарея. Отключить их было невозможно в принципе. Испортить преднамеренно - тем более. Пьяный Лавров на спор запихнул свой телефон в курицу и зажарил их на пару в микроволновой печи. Курицей они с Игорем закусили, а телефон работал как новенький.

Лезвие со щелчком встало на стопор, и Игорь аккуратно ткнул им в тонкую щель, рассекавшую пополам корпус телефона. Сделал лезвием замысловатое движение, легонько нажал, и трубка вдруг распалась в его ладони на две части, обнажив электронные потроха.

У сержанта отвалилась челюсть. Помощник его привстал и вылупил глаза.

Игорь подцепил ножом кусочек пластика, вставленный между контактами, и телефон пискнул, сообщая о готовности. Игорь убрал нож, сложил две половинки трубки, зажал телефон в ладонях и мягко, но с усилием сдавил. Зашипела герметизирующая прокладка, что-то щелкнуло, и телефон оказался собран.

Сержант помотал головой. Помощник сел и разочарованно почесал в затылке.

- И что, так просто? - спросил он недоверчиво.

- А ты повтори, - предложил Игорь. - Если ножиков не жалко. Я штук двадцать лезвий угробил, пока не научился.

- Это какой-то дефект конструкции, - догадался сержант. - Только у тебя или у всех?

- Только у меня. Я проверял. А с этим случайно вышло - сидел, ковырял его по пьяни...

- Слушай, Игорь, - сказал сержант медленно и задумчиво. - Ты что, вообще ничего на свете не боишься? В смысле - того, что я на тебя донесу, например?