уже начинала было по-настоящему понимать серьезное искусство, опустилась
от духовного пения к светскому, от молитвы - к шутке, от алтаря - на
подмостки, от великого - к смешному, от Аллегри и Палестрины - к Альби-
нони и цирюльнику Аполлини?
вушки, несмотря на то, что я не могу иметь никаких видов на нее, не зная
еще, есть ли у нее качества, необходимые для сцены?
своей стороны сделаю все возможное, чтобы помешать вам похитить у нас
эту певицу.
инственное божество я видел, угадал, узнал...
профессор.
набросаю ее портрет: она высокого роста - это, кажется, самая высокая из
всех ваших учениц, - бела, как снег на вершине Фриуля, румяна, как не-
босклон на заре прекрасного дня. У нее золотистые волосы и лазоревые
глаза и приятная полнота. На одном пальчике колечко с рубином, - прикос-
нувшись к моей руке, он обжег меня, точно искра волшебного огня.
от вас таить: имя этой красавицы - Клоринда. Идите к ней сейчас же с ва-
шими соблазнительными предложениями, дайте ей золота, бриллиантов, тря-
пок! Она, конечно, охотно согласится поступить в вашу труппу и, вероят-
но, сможет заменить Кориллу, так как нынче публика ваших театров предпо-
читает красивые плечи красивым звукам и дерзкие взгляды возвышенному
уму.
заурядная красотка? - с некоторым смущением проговорил граф.
ваете, совсем нехороша собой? - лукаво спросил маэстро.
слишком жестоко разбита. Если она только некрасива, я мог бы еще обожать
ее, но не стал бы приглашать в свой театр: на сцене талант без красоты
часто является для женщины несчастьем, борьбой, пыткой. Однако что это
вы там увидели, маэстро, и почему вы вдруг остановились?
жу ни одной. А вы, граф, куда смотрите?
девчушки, - не мой ли это питомец Андзолето, самый смышленый и самый
красивый из наших юных плебеев? Обратите на него внимание, маэстро. Это
так же интересно для вас, как и для меня. У этого мальчика лучший тенор
в Венеции, страстная любовь к музыке и исключительные способности. Я
давно уже хочу поговорить с вами и просить вас заняться с ним. Вот его я
действительно прочу для своего театра и надеюсь, что через несколько лет
буду вознагражден за свои заботы о нем. Эй, Дзото, поди сюда, мой
мальчик, я представлю тебя знаменитому маэстро Порпоре.
лись в то время, как он просверливал толстой иглой хорошенькие раковины,
которые в Венеции так поэтично называют fiori di mare [4]. Вся его одеж-
да состояла из очень поношенных штанов и довольно тонкой, но совершенно
изодранной рубашки, сквозь которую проглядывали его белые, точеные,
словно у юного Вакха, плечи. Он действительно отличался греческой красо-
той молодого фавна, а в лице его было столь часто встречающееся в язы-
ческой скульптуре сочетание мечтательной грусти и беззаботной иронии.
Его курчавые и вместе с тем тонкие белокурые волосы, позолоченные солн-
цем, бесчисленными короткими крутыми локонами вились вокруг его алебаст-
ровой шеи. Все черты его лица были идеально правильны, но в пронзи-
тельных черных, как чернила, глазах проглядывало чтото слишком дерзкое,
и это не понравилось профессору. Услышав голос Дзустиньяни, мальчик
вскочил, бросил все ракушки на колени девочки, сидевшей с ним рядом, и в
то время как она, не вставая с места, продолжала нанизывать их вперемеж-
ку с золотистым бисером, подошел к графу и, по местному обычаю, поцело-
вал ему руку.
репав его по щеке. - Но мне кажется, что он занимается уж слишком ребя-
ческим для своих лет делом, ведь ему, наверно, лет восемнадцать?
по-венециански. - А вожусь я с раковинами только потому, что хочу помочь
маленькой Консуэло, которая делает из них ожерелья.
Порпора, подходя с графом и Андзолето к своей ученице.
поднимаясь только наполовину, чтобы не уронить в воду раковины из перед-
ника, - это ожерелья для продажи, чтобы купить потом рису и кукурузы.
яснил Порпора. - Послушай, Консуэло, - сказал он девочке, - когда у вас
с матерью нужда, обращайся ко мне, но я запрещаю тебе просить милостыню,
поняла?
зил Андзолето. - Она сама никогда бы не стала просить милостыню, да и я
не допустил бы этого.
девочкой.
шение"...
мой ангажемент в театр Сан-Самуэле.
винности.
четы, затем профессор велел Андзолето прийти к нему на следующий день,
обещав послушать его, и они ушли, предоставив юношу его серьезным заня-
тиям.
бы оправдать пословицу: "В глазах восемнадцатилетнего мальчика каждая
женщина - красавица".
ваша божественная певица, ваша сирена, ваша таинственная красавица -
Консуэло.
может, маэстро!
соблазнительной примадонной?
сложив руки, с комическим отчаянием воскликнул:
огнем гениальности такие безобразные головы!
профессор.
ца, бедный сирота, заброшенный, но все же счастливый в настоящем и веря-
щий в будущее, Андзолето, этот несомненный плод любви, этот девятнадца-
тилетний красавец юноша, привольно проводивший целые дни около маленькой
Консуэло на каменных плитах Венеции, не был новичком в любви. Познав ра-
дости легких побед, не раз выпадавших ему на долю, он бы уже истаскался
и, быть может, развратился, если бы жил в нашем печальном климате и если
бы природа не одарила его таким крепким организмом. Однако, рано развив-
шись физически, предназначенный для долгой и сильной зрелости, он еще
сохранил чистое сердце, а чувственность его сдерживалась волей. Случайно
он повстречался с маленькой испанкой, набожно распевавшей молитвы перед
изваянием мадонны; и, чтобы поупражнять свой голос, он пел с нею при
свете звезд целыми вечерами. Встречались они и на песчаном взморье Лидо,
собирая ракушки: он - для еды, она - чтобы делать из них четки и украше-
ния; встречались и в церквах, где она молилась богу всем сердцем, а он
во все глаза смотрел на красивых дам. И при всех этих встречах Консуэло
казалась ему такой доброй, кроткой, услужливой и веселой, что он, сам не
зная как и почему, сделался ее другом и неразлучным спутником. Андзолето
знал в любви пока одно лишь наслаждение. К Консуэло он чувствовал друж-
бу, но, будучи сыном народа и страны, где страсти довлеют над привязан-
ностями, он не сумел дать этой дружбе другого названия, как любовь. Ког-
да он заговорил об этом с Консуэло, та лишь заметила: "Если ты в меня
Конюшевский Владислав
Белов Вольф
Русанов Владислав
Володихин Дмитрий
Ильин Андрей
Сертаков Виталий