мавка насторожилась, но он на
удивлении:
только бы полизать глыбу соли... Вот щас посолю... а потом вот здесь... и все,
можно есть... коза.
травы, молодое мясо с готовностью дало сладкий сок, мавка чавкала и
восторгалась, он ел быстро и жадно, чувствуя, как в груди нарастает радостное
рычание большого и сильного зверя. И хотя он умел несколько дней бежать вообще
без крошки во рту, но когда выпадает вот такая возможность, то надо жрать,
жрать от пуза, лопать вволю и в запас, распускать пояс и снова жрать, пока не
полезет из ушей.
отдыхать не умела и не любила: тут же указала на выглядывающие из кустов острые
рыжие мордочки:
тоненькие, а, знаешь, сколько в них сладости?
присматривалась к новым для нее рощам, заросшим лесом холмам.
окалины железа, угля, но ветерок стих, и он не был уверен, что ему не
почудилось.
Так говорят, я там не бывала. Но мы, конечно же, туда не пойдем...
тебя и куры лапами загребут. Там народ злой, быстрый.
его щекам.
все ездят на нас. Это ж так привычно. Никто и глазом не поведет... Впрочем, ты
девка красивая, на тебя будут заглядываться... Ну и пусть смотрят. Мы
самим поносить на шеях.
напряглись крепкие мышцы.
сожалением:
бродил бы в лесу. Я сам человек лесной...
неузнаваемый и прерывающийся, донесся с хрипами:
жабе! А еще на Таргитая: дурак, дурак... Но слово не воробей, надо идти. А ты
чо там пыхтишь? Мы ж договаривались на голову не гадить... А то уже что-то
горячее бежит по спине... Как думаешь, что?
держа на руках, в задумчивости осмотрелся, не зная, куда посадить: ни пенька
чистого, ни валежины без лишайника или кусачих муравьев.
страха и безнадежности. Даже не пыталась сопротивляться, ибо в руках, что
держат ее, теперь чувствуется крепость толстых древесных корней. Голосок ее был
тихим, как у мышонка:
удавила..
зеленоглазка...
обшаривали его хмурое лицо.
Лишь бы побольше.
удивления и негодования, как стрела, кольнул в спину:
грустной.
а когда расступились, начал
луг, медленно двигается стадо тучных коров, а дальше ровными рядами вставали
белостенные хаты, крытые соломой.
зашелестело, тонкий голосок крикнул:
листочков. Он помахал ей рукой, жаба зашевелилась в мешке и что-то проворчала.
люди его не чуют, но меня он тревожил... Очень! Я даже ноги сдвинуть как
следует не могла... Кто ты?
пруда, малышка. И заикой станешь!
что не обернулся волком, когда она сидела на его плечах. Бедная мавка
окочурилась бы с перепуга. Вон жаба покрепче, и то пугается.
словно услышала его мысли, карабкалась наверх. Он помогать не стал, она сама
вылезла, взобралась на плечо, но там так топталась и пыталась слезть, даже
делала вид, что вот-вот прыгнет и, конечно же, разобьется в лепешку насмерть,
пусть ему будет стыдно, что он снял и опустил на теплую, прогретую солнечными
лучами землю.
в это время уморительно серьезный и сосредоточенный. А потом он неспешно
спускался по тропинке, а Хрюндя неутомимо шныряла по кустам, он слышал, как
гремят камни, жаба с охотничьей страстью переворачивала валуны, ее узкий язык
молниеносно хватал нежнейшее лакомство: мокриц и сороконожек, не успевших
убежать от прямого солнечного света. Мрак покрикивал, старался не упускать жабу
из виду, а она тоже хитрила, подпрыгивала над кустами, вот я, не потерялась, а
сама старалась пробежать так, чтобы между нею и Мраком оставались кусты, тогда
можно незаметно ухватить гроздь незнакомых ягод.
по морде катились крупные слезы, в глазах стояла горькая обида.
раскрытой, язык высунула. Мрак отшатнулся, язык был черный, а во рту стало
сине-черным. Слышался сильный кислый привкус.
грудь. Мрак со злостью сдавил так, что пискнула, как воробей в лапах кошки,
бегом помчался вниз по косогору. Ноздри жадно ловили запахи, Хрюндя наконец
высвободила морду и орала сиплым голосом. Мрак придавил сильнее, ноги скользили
по крутизне, а руки заняты, не ухватишься за ветви, камешки катились впереди,
подпрыгивали, исчезали то ли в зелени, то ли за обрывом.
разбега, уже чувствовал воздух влажнее, запах сырости и близкой воды.
подтащил к крохотному родничку. Хрюндя скулила, слезы бежали безостановочно.
Мрак одной рукой держал ее за холку, другой зачерпнул воду, плеснул в
распахнутую пасть.
плескал, а потом сорвал пучок травы и насильно вытер ей пасть. Хрюндя опять
орала и вырывалась, а когда высвободиться из могучих рук не удалось, стала
брыкаться, как дикий конь. Пасть ее из черной стала ярко-красной, но язык и
горло еще оставались в темных пятнах.
Будешь знать, свиненок, как всякую гадость жрать.
Володихин Дмитрий
Мацумото Сэйте
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Лукьяненко Сергей
Лукин Евгений