мачтам быстрее обезьян, - и каждый из них вдобавок лихо рубился
на саблях и топорах, метал копья и стрелы и с одним абордажным
крюком в руках мог выпустить кровь трем стигийским латникам!
пучками молний! Если бы мог разогнать тучи, заткнуть глотку
ветру, скрутить ему жилистую шею! Если бы он повелевал вулканами
на дне морском и, пробудив их, испарил океан потоками огненной
лавы!
для себя... Несомненно, они были правы; человек, даже не
повелевая молниями и вулканами, творил столько пакостей и
мерзостей, что светлому Митре и доброй Иштар не хватало ночи и
дня, чтобы оплакать убиенных и покарать грешников. Впрочем,
грешниками занимался Нергал со сворой присных демонов, и было
похоже, что они уже готовились наложить на "Тигрицу" свои жуткие
лапы.
сорвалась, исчезла в пучине, а вместе с ней - трое моряков.
Касс, он...
тараня ее крутыми лбами; борт треснул под их напором, холодная
вода хлынула в трюм. Корабль заскрипел, застонал, словно зверь,
получивший смертельную рану. Вновь послышались вопли гребцов -
запертые на нижней палубе, они не знали, велик ли причиненный
судну урон, но могли предполагать самое худшее.
гребне волны, рукоятка рулевого весла вырвалась из его пальцев и
ударила Шугу в грудь. Кормчий бессильно обвис в веревочной петле,
хрипя:
держи против волны... О, мои ребра! Прах и пепел... якорь в
глотку... вонючая кровь Нергал а... ослиное дерьмо...
рядом с широкими ладонями Конана. Вздрогнув, галера свалилась
вниз, в водяную пропасть. Снегопад прекратился, но жуткий
пронзительный ветер гулял по палубе судна, валил его с боку на
бок, натягивал канаты, перетряхивая вцепившихся в них людей,
точно бусины живого ожерелья.
завывание урагана. - Харат, Кром тебя раздери! Что ты видишь?
ооо! Тууу - чиии! Всююю - дууу!
вздулся огромный синяк, но рукоять весла кормчий держал твердо.
шкуры Нергалу!
Ты силен, но Нергал сильнее... Отымет душу! Заявишься к нему
призраком, и сапоги твои призрак, и кинжал... пинай и коли его,
сколько влезет... он и не почешется, гадюка, только сунет в самое
гнусное место в своей помойной яме...
цену!
закашлялся, захрипел и сплюнул на палубу кровью. - Здорово меня
приложило, - пробормотал он. - Ребра сломаны... Ну, ничего, в
Нергаловой утробе станут как новенькие... - Кормчий с усилием
вскинул голову, осмотрел страшное гневное море и небеса, где меж
громадами темных облаков сверкали молнии, потом невесело
скривился. - Не простая это буря, - донеслось до капитана, - не
простая, клянусь своими ребрами! Теми, что еще уцелели!
просто попались на пути. Не бывает таких жутких штормов в
середине весны! Не бывает! И еще: глянь, как бегут тучи... Словно
их гонит кто-то... Бегут, вытягиваются копьем... а мы - на самом
острие... мы или кто другой...
судорожно забили по воде, помогая судну вскарабкаться на зыбкую
сине-зеленую гору, но надвигавшиеся сзади валы догнали корабль,
нависли над палубой, прокатились по ней, смывая за борт моряков.
Никто из них не успел даже вскрикнуть.
шестьдесят, да еще один, отбивавший в гонг ритм гребли... А
наверху - Харат, оседлавший деревянную тигрицу, четверо у
передней мачты, двое - у задней... У люка - никого... Значит,
считая с рулевыми, уцелело девять человек, а полтора десятка уже
покоились в соленой мокрой постели. Если не больше; волны,
проломив борта, могли смыть людей и с гребной палубы".
Иначе, говорю... ревут, не рокочут... словно бьются обо что-то...
пытаясь разглядеть в полумраке берег.
здесь взяться?
там песок, мы спасены, а если скалы, всем конец! Шмякнет нас,
одни доски останутся в кровавом дерьме...
слух с разумением, а?
Что у него - соль глотку проела?
за рулевое весло человека увидели впереди облачную темную массу,
над которой плясал гигантский смерч. Он то стремительно
вытягивался к небесам, касаясь туч широкой разлапистой воронкой,
то оседал вниз, плющился и кружился у самой земли, будто хотел
вобрать в себя камни, песок и воду, перетряхнуть эту смесь и
выплюнуть ее прямо в сердцевину облаков. Ненасытная пасть его
казалась черной, ведущей прямиком в утробу воздушного демона, и
на фоне этой черноты белыми клыками торчали у берега утесы. На
мгновение смерч представился Конану огромным змеем, чей хвост
взбалтывал тучи, изогнувшееся тело касалось земли, а голова с
зубастыми челюстями лежала на самом берегу, словно поджидая
"Тигрицу" со всем ее экипажем.
левую руку и кривясь от боли в разбитых ребрах, он принялся
чертить в воздухе знаки, охраняющие от беды. Губы его посинели.
головами!
править! Ты кормчий, не я!
вихрь, а у берега - рифы! Куда нам править?
течение пронесет...
носа, и теперь ни кормчий, ни капитан уже не сомневались в том,
что кричит Харат. Передняя часть галеры вдруг задралась кверху,
корабль дрогнул от страшного удара, и переломанный форштевень
вместе с носовым украшением и цеплявшейся за него фигурой
парусного мастера взлетел вверх. Затем послышался треск весел,
скрежет камней, пронизавших обшивку, вопли гребцов, заглушенные
диким воем урагана. Рулевая рукоять метнулась, словно шея
непокорного жеребца, отшвырнула кормчего вправо - только
растопыренные руки и ноги промелькнули над бортом; затем Конан
ощутил, что взмывает в воздух, и тут же ледяная вода обожгла
кожу.
больше грохота и криков, ветер не бросал в лицо соленую влагу, не
терзало дерево растертые в кровь ладони, исчезло видение жуткого
смерча, плясавшего на берегу... Он погружался вниз, вниз, вниз, в
царство забвения и мрака, в бездну, откуда начиналась тропа на
Серые Равнины, обещавшая неспешное последнее странствие и вечный
отдых. Сапоги и намокшая куртка тянули на дно, в ушах раздавался