ножом, и внизу темнело овальное озеро в зеленой раме бесконечного леса.
Тайятский лес, куда уходят юные воины, чтоб обрести славу и честь! Место битв,
земля войны! Дик знал, что он спустится туда, став мужчиной и воином, но до
этого было еще целых шесть лет. Целая вечность!
служившей жилищем Наставнику. Рядом, поддеревьями шой с огромными пятипалыми
листьями, притулилась хижина; на крыше ее, на коротком флагштоке, полоскался
вымпел ООН - голубое поле с десятью золотистыми кольцами и шестнадцатью
звездами, символом Большой Десятки и Независимых Миров. Саймон, Дик, знал, что
эта поляна, эти пещера и хижина будут его домом - долгие-долгие годы, возможно
- всегда. Ведь дом - это детские воспоминания, улыбка отца и суровый взор
Чочинги, теплые пальцы Чии в ладони и свист птиц-певунов... Дом - это место,
где ты был счастлив. И потому, вспоминая о доме, Ричард Саймон представлял не
коттедж тетушки Флори в Смоленске, на крутом днепровском берегу, не жилой блок
Учебного Центра и даже не нынешнее свое жилище в Грин Ривер, штат Орегон,
планета Колумбия, где ждал его верный Каа. Нет, в мыслях своих он возвращался в
Чимару, в ту точку пространства и в те времена, когда все они были вместе - он,
отец, Чочинга, Чия - и, разумеется, зеленый змей Наставника и его охотничьи
гепарды, шаловливые Шу и Ши. Там был Дом, и другого, как он полагал, не будет
никогда.
отца. Наставник - высокий темный силуэт перед входом в пещеру - был озарен
неяркими отблесками светильников, пылавших за его спиной. Сейчас, как и в
детстве, он казался Саймону огромным, похожим на многорукого индийского демона
или на древнего титана; его янтарные зрачки блестели, ноздри чутко подрагивали,
темная антрацитовая грива вихрилась вокруг широкого лица. Он был им, если не
считать обвившего бедра изумрудного змея, и от него исходило ощущение мощи и
свирепой уверенной силы.
тайят. Но сейчас они были ясны и понятны.
сына!
реальности - Чочинга, грозный великан, поднял руки - все четыре руки, мощные, в
буграх узловатых мышц; потом яростный блеск янтарных зрачков угас, дрогнули
широкие брови, полные яркие губы растянулись в улыбке, и он запел.
мужчина-тай встречает друга. Голос у Чочинги был сильный, глубокий; руки его
мерно двигались в такт протяжной мелодии, он то простирал верхнюю пару перед
собой, то проводил ладонями нижней по бокам, поглаживал блестящее змеиное тело,
потом с неторопливостью вытягивал руки вверх и в стороны, показывая то на
небеса, то на яркий солнечный диск, то на отца, то на Дика.
слово этой песни.
потому Чочинга не поминал своих побед, имен убитых врагов, отрубленных пальцев
и черепов, украшавших его Шнур Доблести, - как и того, что собственные его уши
и пальцы целы и что за сорок лет сражений и поединков он не потерял ни ногтя,
ни волоска. Он был великим воином! Его Шнур Доблести свисал до колен, его щиты
были прочными, его копье летело до Небесного Света, а на его
считалось у тай признаком благоволения судьбы.
сейчас случится. Отец ответит песней на песню, потом Наставник, шагнув к ним,
подхватит Дика, подбросит вверх и швырнет в траву. А потом... Кажется, когда он
поднялся, отец велел ему сделать жест приветствия - согнуть руки и слегка
развести их в стороны... А Чочинга сказал:
вражеским ударом, но это не беда. Главное, вовремя подняться. Встать и отрезать
врагу уши. Или пальцы - что тебе больше понравится. Пальцы даже лучше -
костяшками можно украсить боевое ожерелье, Шнур Доблести.
было оно весьма длинным - правда, не до колен, как у Чочинги, но на ладонь ниже
пояса. Обычно, отправляясь на задание, он брал его с собой, поскольку Шнур
являлся отнюдь не сувениром, а реальной и весьма красноречивой летописью
подвигов своего владельца. Но мысль сделать его подлинней давно не терзала
Саймона - ведь человеческие обычаи иные, чем у тайят, так что мерзавцы, которых
он упокоил, не рисковали ушами и пальцами. Как правило, не рисковали. Случались
и особые ситуации...
шестнадцатилетний - сидел на веранде их дома в Чимаре с учебным компьютером на
коленях. Наступала ночь; закат, пылавший над лесом, померк, и над зубчатой
горной стеной повисла луна - огромная, с темным пятном на серебристом диске,
похожим на четырехкрылого посыльного орла. Где-то за спиною Дика, в полутьме,
слышалось легкое дыхание Чии; он помнил, что в тот вечер она плела тростниковую
фигурку Ши, охотничьего гепарда - ту самую, украшавшую теперь его коттедж в
Грин Ривер. Тихо шелестел тростник, временами Чия что-то шептала, по экрану
компьютера плыли схемы и графики, и ровный механический голос повествовал о
былых временах, о канувших в вечность раздорах и ссорах, о Сергее Невлюдове,
творце пространственных врат, и об Эпохе Исхода, когда трансгрес-сор - или
Пандус, как его обычно называли, - распахнул Дверь в необъятную и такую щедрую
Галактику. В ней было множество миров, ничем не хуже Земли - девственных,
чистых, гостеприимных и пустых; в ней всякому хватало места, - столько места,
что любая страна и каждый народ могли заселить материк, или планету, или десять
планет, если имелись к тому их воля и желание.
Разъединенных Миров мерцал на экране учебного компьютера, а под сомкнутыми
веками спящего, накладываясь на ровные строчки, плыли видения планет - горы,
леса, океаны, станции Пандуса, города, потоки глайде-ров на шумных магистралях,
лица, картины, пейзажи... Вот Миры Большой Десятки - Россия и Колумбия, где
жили его родичи по матери и отцу, Европа и Латмерика, Аллах Акбар, Китай и
остальные... Вот Независимые Миры... Он бывал на многих из них, но больше
помнились Гималаи, мятежный князь Тенсинг Ло, и Аляска, где испытывали первые
фризе-ры. Вот Протектораты ООН, Миры Присутствия, Колониальные Миры... Тайяхат,
- машинально отметил он, - родина... Вот Планеты-Свалки и Каторжные Планеты...
Тид, где погиб Ноабу и где он встретился с Хаоми... Длинный список, очень
длинный, но нет в нем ни Тизаны, ни Фейхада и Конго. И нет Земли, Старой
Земли... Сайдара уже есть... наверное, есть... На Сайдаре он побывал пятнадцать
месяцев тому назад, дождавшись высокой чести: первым скользнуть в дыру,
пробитую в сфере помех импульсным трансгрессором.
Бывают беседы, которые помнятся целую жизнь... А может, ничего в том странного
нет - ведь говорили они о Закрытых Мирах, что было для Дика откровением.
Потрясающим откровением! Ибо его компьютер, всезнайка "Демокрит", общаться на
эту тему не пожелал.
блокирован канал межзвездной связи, - произнес отец. - Блокирован трансгрессор,
понимаешь? То есть канал был, а затем исчез, потому что...
разрушены, взорваны и стерты в порошок - это не важно. Не важно, так как устья
Пандуса могут раскрыться вблизи тяготеющих масс величиной с астероид, не то что
с планету! И никакие станции для этого не нужны.
верить. Перед Исходом нигде не было никаких станций - нигде, кроме Земли; тем
не менее удалось отыскать и исследовать сотни миров, выбрать из них наилучшие и
перебазировать промышленные объекты и города. Эти исследования и поиски, как ты
знаешь, идут до сих пор, и любой человек с планетарной лицензией в кармане
может отправиться в девственный, но безопасный мир и вкушать там полное
одиночество. А может переехать с семьей, со всеми родичами и друзьями, с
компаньонами и родичами компаньонов...
обитать какой-нибудь меланхолик-одиночка или колония в пару тысяч человек. Там
не было стационарных Пандусов, но и такие миры входили в систему Транспортной
Службы ООН и посещались ее эмиссарами раз в месяц или раз в год - как того
требовала планетарная лицензия.
длилось это более трех столетий, с Эпохи Исхода!
блокировка - точно замок, повешенный кем-то на дверь? Дверь заперта, и нельзя
войти?
расстановкой произнес отец. - А, как ты понимаешь, природа не вешает замков и
не запирает дверей на засовы. Иное дело - люди!
дабы не возникло сомнений, что речь идет о Земле. - Но почему? Для чего? И кому
это нужно?
Конторе - иными словами, в Центральном Разведуправлении. Вопроса "как?.." не