Чтение 3–й страницы книги ~Дело человека (Дело для настоящих мужчин)~

- Хорошо. - Уайтлоу вернулся к кафедре. - Я жду стопроцентной посещаемости все сто процентов времени. Извинения не принимаются. В этом классе будет результат. Большинство из вас используют свои обстоятельства, как причины не иметь результатов. - Он смотрел в наши глаза, словно глядел в души. - Об этом все, начнем немедленно! Отныне ваши обстоятельства - единственное, чем вы можете управлять, чтобы получать результаты.

Одна из девушек подняла руку: - А если мы заболеем?

- Вы планируете это?

- Нет.

- Тогда не должны беспокоиться.

Другая девушка: - А если...

- Стоп! - Уайтлоу поднял руку. - Видите? Вы уже пытаетесь найти себе лазейки. Они называются: а если?... "А если я заболею?" Правильный ответ - не болейте! "Если моя машина сломается?" Сделайте, чтобы она не ломалась, или имейте запасной транспорт. Забудьте лазейки. Их нет! Вселенная не дает второго шанса. Я тоже. Будьте здесь. У вас нет выбора. Этот класс работает только так. Предположите, что я приставил револьвер к вашей голове. Так оно и есть - только вы еще не знаете, какой это револьвер, но факт есть факт: я держу револьвер у вашей головы. Либо вы здесь и вовремя, либо я нажму спусковой крючок и разбрызгаю ваши никчемные мозги по стене. - Он показал на стену. Некоторые содрогнулись. Я обернулся посмотреть. И представил красно-серые брызги мозга на панели.

- Вам понятно? - Он принял наше молчание за согласие. - Хорошо. Можно продолжать.

Уайтлоу небрежно присел на краешек своего стола. Скрестил руки на груди и оглядел комнату.

Улыбнулся. Эффект был ужасающим.

- Теперь, - сказал он спокойно, - я расскажу о выборе, который вы сделаете. Единственном выборе. Все остальное - иллюзии, или лучше сказать - лишь их отражения. Вы готовы слушать? Прекрасно. Вот этот выбор: или вы свободны, или вы скоты. Это все.

Он ждал нашей реакции. В комнате было много озадаченных лиц.

- Вы ждете продолжения, не так ли? Вам кажется, что надо сказать больше. Нет, продолжения нет. Это все. То, что вы ждете в качестве продолжения - просто определения, или приложения. Разговору об этом мы и посвятим остаток нашего курса. Звучит просто, правда? Но просто не получится - потому что вы будете упорствовать в отягощении, и потому что наш курс не просто об определениях этого выбора - он о переживании его. Большинству из вас это не понравится. Но курс не о том, что вам нравится. То, что нравится или не нравится, не есть законный базис для выбора в нашем мире. Вы научитесь этому здесь.

Так он начал.

Отсюда все пошло под гору - или в гору, в зависимости от точки зрения.

Уайтлоу никогда не входил в комнату, пока все не сядут и не приготовятся. Он говорил, что пройти курс - это наша обязанность; кроме того, он уже знает материал и этот курс предназначен только для нас.

Он всегда начинал одинаково. Когда решал, что мы готовы, он входил - и всегда входил, говоря: - Прекрасно, кто хочет начать? Кто хочет дать определение свободе? - И мы отчаливали...

Одна из девушек предложила: - Это право делать, что вы хотите, да?

- Слишком просто, - расценил он. - Я хочу сорвать вашу одежду и совершить с вами страстное сношение прямо здесь на полу. - Он сказал это абсолютно хладнокровно, глядя ей прямо в лицо. Девушка открыла рот; класс изумленно засмеялся; она зарделась. - Что меня остановит? - спросил Уайтлоу. - Кто?

- Закон, - сказал кто-то. - Вас арестуют. - Еще смех.

- Тогда я не совсем свободен, не так ли?

- Ну, ладно... свобода - это право делать, что хочешь, пока не нарушаешь права других.

- Звучит лучше - но как я определю, в чем это права? Я хочу делать атомные бомбы на своем заднем дворе. Почему я не могу?

- Вы подвергаете опасности других.

- Кто сказал?

- Ну, если бы я был вашим соседом, мне это не понравилось бы!

- Что же вы так обидчивы? Я же еще ни одну не сбросил.

- Но всегда есть шанс. Мы должны обезопасить себя.

- Ага! - сказал Уайтлоу, отбрасывая назад свои белесые волосы и наступая на несчастного студента: - Но теперь вы нарушаете мои права, когда говорите, что я не могу построить собственную атомную бомбу.

- Сэр, но это же нелепо. Каждый знает, что нельзя делать А-бомбу на заднем дворе.

- Да? Я этого не знаю. На самом деле, я мог бы ее сделать, если бы имел доступ к материалам, достаточно денег и времени. Принципы хорошо известны. Вы рассчитываете лишь на то, что у меня не хватит решимости довести дело до конца.

- Э-э... да, конечно. Но даже если вам удастся ее сделать, права отдельных лиц имеют меньший вес по сравнению с безопасностью целого общества.

- Ну, снова. Вы утверждаете, что права одной персоны более важны, чем права другой?

- Нет, я...

- Но именно так это звучит для меня. Вы говорите, что мои права имеют меньший вес по сравнению с чьими-то. Я хочу знать, как вы определите их. Вспомните, предполагается, что каждый из нас равен перед законом. А что вы будете делать, если мне кажется, что ваш подход несправедлив? Как вы проведете в жизнь ваше решение? - Уайтлоу внимательно смотрел на юношу. - Попробуем по-другому: пусть я - жертва чумы. Мне надо в больницу для лечения, но едва я достиг вашего города, вы начинаете стрелять в меня. Я утверждаю, что мое право на медицинскую помощь гарантирует мне вход в эту больницу, а вы утверждаете, что ваше право быть свободным от заразы дает вам лицензию на убийство. Чьи права нарушены больше?

- Это нечестный пример!

- Да? Почему же? Это происходит в Южной Африке прямо сейчас - и неважно, что по этому поводу говорит правительство Южной Африки, мы рассуждаем о правах. Почему же этот пример нечестен? Это же ваше определение свободы. Мне кажется, что-то неверно с вашим определением. - Уайтлоу глядел на несчастного юношу. - Ну?

Юноша покачал головой. Он сдался.

- Ладно, дам вам намек. - Уайтлоу снова повернулся к нам. - Свобода не имеет отношения к тому, что вы хотите. Это не значит, что вы не можете иметь, что хотите - наверное, можете. Но я хочу, чтобы вы понимали, что погоня за сладостями есть просто погоня за сладостями и ничего больше. У ней очень мало общего со свободой. - Он снова сел на краешек стола и огляделся. - У кого-нибудь есть другие идеи?

Тишина. Смущенная тишина.

Потом голос: - Ответственность.

- А? Кто это сказал?

- Я. - Юноша-китаец в углу.

- Кто-кто? Встань сюда. Пусть остальные увидят, как выглядит гений. Как твое имя, сынок?

- Чен. Луис Чен.

- Прекрасно, Луис. Повторите ваше определение свободы для этой деревенщины.

- Свобода означает быть ответственным за свои действия.

- Правильно. Вы получаете "А" за этот день. Вы можете отдыхать - впрочем, нет - скажите мне, что это значит?

- Это значит, вы можете построить атомную бомбу, сэр, но если вы не сделаете надлежащих предосторожностей, тогда правительство, действуя в интересах народа, имеет право предпринять меры, чтобы гарантировать безопасность или прекратить вашу работу.

- И да, и нет. Теперь надо определить еще кое-что. Права. Садись, Луис. Дай очередь другому. Поглядим на другие руки.

Другой юноша в углу. - "Права: то, что должно, юридические гарантии, или моральные принципы".

- Хм, - сказал Уайтлоу. - Вы удивили меня - это верно. Теперь закройте книгу и скажите: что это значит? Своими словами.

- Ну... - Парень запнулся. - То, что по праву ваше. Право чего-то... Право на что-то... Я думаю, это то, на что вы имеете право... - Он разволновался и замолк.

Уайтлоу желчно смотрел на него: - Прежде всего, нельзя использовать понятие для собственного определения. И, во-вторых, ничего никому не принадлежит по праву. Мы уже говорили об этом, помните? Не существует таких вещей, как собственность; есть только контроль. Собственность есть лишь временная иллюзия, поэтому как может существовать такаю вещь как права? Можно, конечно, настаивать, что вселенная должна обеспечить вам пропитание. - Уайтлоу внезапно улыбнулся. - И это на самом деле так, но работа на всю жизнь - собирать его.

Он возобновил свою пулеметную атаку: - Внимание, я попытаюсь объяснить. Вся эта материя, называемая правами - всего лишь масса чепухи, которую болтают политики, потому что она хорошо звучит и люди поэтому голосуют за них. На самом деле они вас надувают, потому что все путают, нагромождая массу ерунды между вами и источником этого понятия. Поэтому я хочу, чтобы вы забыли на время всю чепуху по поводу прав, в которую вы верите. Истина в том, что все это не работает. На самом деле можно даже забыть о правах во множественном числе. Существует лишь одно право - а оно вообще даже не является правом в традиционном значении этого слова.

Он был в центре комнаты. Он медленно поворачивался, встречаясь с нами глазами, пока говорил. - Определяющее условие взрослости есть ответственность. Что то единственное необходимое, чтобы испытать себя в ответственности? Очень просто - удобный случай. - Он помолчал немного, прежде чем нырнуть в это, потом повторил: - Удобный случай быть ответственным за себя. Вот так. Если вы упустите его, то вы не свободны, а все другие так называемые права излишни. Права - это возможности по определению. А возможности требуют ответственности.

Поднялась рука: - А что с людьми, которые не могут позаботиться о себе?

- Вы говорите о безумных и незрелых. Именно поэтому у нас есть санитары и родители - следить за ними, убирать за ними, подтирать их попки и учить их больше не пачкать - и не пускать их одних в мир, пока они не научатся. Частью ответственности взрослых является забота, чтобы другие тоже имели возможность стать взрослыми и нести ответственность за себя. Умственно и физически.

- Но это же работа правительства...

- Что? Кто-то звонит в психушку - один из лунатиков убежал. Конечно ты не это имеешь в виду, сынок?

Юноша упорствовал: - Да, это.

- Ммм, окей, - сказал Уайтлоу. - Объяснись.

- Это - ответственность правительства, - сказал юноша. - По вашему определению.

- Разве? Нет, я говорил, что это ответственность народа.

- Правительство есть народ.

- Так ли? Это звучало не так, когда я смотрел в последний раз - следуя этой книге, правительство представляет народ.

- Так не честно, сэр, вы сами написали эту книгу.

- Я? - Уайтлоу посмотрел на текст в руках. - Да, действительно. Хорошо, очко в вашу пользу. Вы заставили меня извиниться за вопрос...

Юноша самодовольно огляделся.

- ... Но все же вы не правы. Нет, вы не правы только наполовину. Задача правительства - единственная причина, оправдывающая его существование - действовать в интересах членов популяции в делегированной области специфической ответственности. А теперь, что такое "делегированная область специфической ответственности"? - Уайтлоу не стал ждать, пока кто-нибудь попытается ответить - он напирал дальше. - Похоже, то, с чем большинство людей соглашается - независимо, хорошо это или плохо. Поймите это! Правительство, действующее в интересах членов популяции - и от их имени - будет делать все, на что оно делегировано, независимо от моральности совершаемого. Хотите доказательств - полистайте хорошую книгу по истории. - Он взял одну из книг со стола. - Хорошая книга по истории - та, что говорит вам, что случилось. Абзац. Забудьте те из них, которые объясняют вам историю - они отвлекают вас от возможности видеть всю картину.

Он снова присел на краешек стола: - Итак, правительство делает то, что вы хотите. Если вы не хотите ссоры с ним, вы с гарантией не выиграете. Суть дела в том, что любой, кто достаточно силен, чтобы принудить других людей к соглашению, обязан ссориться. Я хочу, чтобы вы поняли, что это не получение большинства. Игра заключается в том, что специфические сегменты национальной популяции заставляют остальных включиться в гигантскую военную организацию, агентство космических исследований, систему федеральных дорог, почту, агентство контроля за окружающей средой, бюро управления экономикой, национальный стандарт образования, службу медицинского страхования, национальный пенсионный план, бюро управления наймом и даже в обширную и сложную налоговую систему, так что каждый из нас может уплатить его или ее справедливую долю этим службам - хотим мы этого или нет прежде всего. - Уайтлоу ткнул в нас длинным костлявым пальцем, словно сорокопут, пронзающий клювом свою добычу в кустарнике. - Поэтому вывод неизбежен. Вы ответственны за действия вашего правительства. Оно действует от вашего имени. Оно - ваш служащий. Если вы не можете правильно руководить действиями вашего служащего, вы не владеете вашей собственностью. И вы заслужите то, что получите. Знаете, почему правительство находится сегодня в нынешнем состоянии? Потому что вы не выполнили ваши работу. Кроме того, чьей еще может быть ответственность? Можете ли вы представить кого-нибудь в здравом уме намеренно проектирующего такую систему? Нет - никто не сделал бы этого в здравом уме! Такая система постоянно попадает в руки тех, кто хочет манипулировать ею для краткосрочных прибылей - потому что мы позволяем им.

Кто-то поднял руку. Уайтлоу отмахнулся. - Нет, не сейчас. - Он улыбнулся. - Я не промываю вам мозги. Я знаю, что некоторые из вас думают так - я тоже видел передовицы в газетах, призывающие к концу политически ориентированных классов! Позвольте сказать об этом сразу же: вы должны заметить, что я не говорил вам, что надо делать. Потому что я не знаю. Ваша ответственность - определить это для себя, тогда вы начнете создавать вашу собственную форму участия. Это единственный реальный выбор, полученный вами за всю вашу жизнь - будете вы участвовать, или нет. Вам надо обратить внимание, что неучастие это тоже решение - решение быть жертвой последствий. Откажитесь управлять своей ответственностью - и вы получите последствия. В любое время! На это можно делать ставки.

Поэтому здесь пролегает граница - обратите на это внимание. "Пусть это сделает Джордж" - это не только лозунг ленивого, это кредо раба. Если вы не хотите забот, и не хотите, чтобы о вас заботились - прекрасно: можете присоединяться к остальной скотине. Скотом быть уютнее - по этому признаку их можно распознать. Не жалуйтесь, когда они пошлют вас на консервную фабрику. Они оплатили эту привилегию. Вы продали ее им. Если хотите быть свободными, поймите: свобода не в том, чтобы быть в уюте. Она в том, чтобы завладеть и использовать возможность - и использовать ее ответственно. Свобода - это не уют. Это обязательство. А обязательство есть желание не быть в уюте. Это две цели не являются несовместимыми, однако чертовски мало свободных людей живут в достатке.

Свободный человек или свободный класс не просто выживает - он отвечает на вызов!

Уайтлоу был, конечно, прав. Почти всегда. Если б даже он был не прав, никто из нас не смог бы поймать его на этом. Через некоторое время мы поняли это очень хорошо.

Я знал, что он сказал бы. Что выбор за мной. Даже если бы я попросил его совета, он только сказал бы в ответ: - Я не могу ответить на этот вопрос за тебя, сынок. Ты уже знаешь ответ. Ты просто ищешь аргументы.

Верно.

Я никогда больше не смогу рассчитывать на добрую волю вселенной. Пять больших эпидемий чумы и десяток маленьких позаботились об этом.

Мой кофе остыл.

Поэтому я пошел разыскивать Шоти.

Шоти нависал надо мной, как стена.

- Вот, - сказал он и сунул мне в руки огнемет. - Не вздрагивай, - улыбнулся он. - Бояться нечего. Он не заряжен.

- О, - сказал я, совсем не успокоенный. Я пытался понять, как его держать.

- Следи за этим, - предупредил он. - Иначе спалишь сам себя - вот, держи его так. Одна рука на управлении пламенем, другая - на стволе. Видишь рукоятку? Правильно. Теперь постой спокойно, пока я закреплю ремни. Мы будем работать без баллонов, пока не вникнешь. Знаешь, тебе повезло...

- О?

- Этот факел - фирмы "Ремингтон". Почти новый. Разработан для войны в Пакистане, но не использовался. Там не понадобился - но для нас теперь он хорош, потому что берет все, что горит и плавится. Гляди, вот хитрость: можно стрелять струей горючего - лучше всего сгущенный бензин - или можно выставить огневой вал взрывающихся пуль, смоченных в горючем. Или одновременно. Патроны упакованы в этой коробке. Когда используешь пули, бери дальний прицел - они взрываются при ударе и летят большие брызги. Эффект ужасен - не нацеливай его в землю, иначе взлетишь.

- Но, Шоти...

- Что-нибудь не так?

- Напалм был запрещен за десять лет до конфликта в Пакистане. Что правительство сделало с огнеметами?

Он продолжал прилаживать ремни. - Тебе нужны наплечники. - Он отвернулся. Я подумал, что он не хочет отвечать, но он вернулся от джипа с наплечниками и сказал: - То же, что и с атомными бомбами, нервными газами, бактериологическим оружием, галлюциногенами и переносчиками инфекций. Положило на склад. - Он остановил мой вопрос, прежде чем я смог его задать. - Я знаю, они незаконны. Они потому и есть у нас, что у другой стороны они есть тоже. Позволить им знать - это гарантия. Так работают все соглашения.

- Но... я думал, что цель - запретить негуманное оружие.

- Нисколько. Просто предотвратить его использование. Всегда есть разница между тем, что говоришь, и тем, чего реально хочешь. Если достаточно умен, чтобы понять, чего реально хочешь, тогда легко понять, что надо говорить, чтобы получить это. Вот о чем все конференции. - Он угрюмо помолчал. - Я знаю. Я там был.

- Где?

Шоти хотел сказать что-то, но остановился. - Ладно. Как-нибудь потом. Лучше ответь: что делает оружие негуманным?

- Э-э... - Я задумался.

- Тогда спрошу полегче. Назови мне гуманное оружие.

- Ну... я тебя понял.

- Правильно. Такого нет. Как в Рождество - важен не подарок, а внимание. - Он обошел меня и начал прилаживать наплечники под ремни. - Оружие, Джим - помни об этом - подними руки - это средство остановить другого. Истинная цель - остановить его. Так называемое гуманное оружие просто останавливает человека без того, чтобы нанести ему непоправимый ущерб. Лучшее оружие - можешь опустить руки - действует своим существованием, своей угрозой, и вообще не применяется. Враг останавливает себя сам.

Вот когда он не остановится, - он повернул меня, чтобы поправить ремни спереди, - тогда оружие становится негуманным, потому что его хотят использовать. А тогда наиболее эффективно то, которое убивает - потому что оно останавливает парня навсегда. - Он встал на колени, подтягивая крепление на поясе. - Хотя... много говорилось об увечьях...

- Э? - Я не видел его глаза, и не понимал, шутит он или нет.

- ... но еще больше вопросов об оружии у тех, кто его применяет. - Он снова выпрямился и постучал в пряжку на моей груди. - Окей; это защелка быстрого отстегивания. Щелкнешь вверх и вся штука отпадает. Это когда тебе внезапно надо бежать, как черт. И лучше так и сделать. Через пять секунд он взрывается на кусочки. Порядок, теперь я подвешу тебе баллоны.

- Ты хотел сказать что-то о Московском договоре, - подсказал я.

- Нет. - Он направился к джипу.

Я согнул руки. Упряжь была жесткой, но удобной. Шоти знал, что делает.

Он вернулся с баллонами. Они слегка плескались. - Заполнены наполовину. Я не хочу, чтобы ты начал лесной пожар. Повернись.

Он подвешивал баллоны мне на спину и говорил: - Хочешь знать о договорах? Они позорны. Устроить фальшивые правила типа "я не стану использовать это, если ты не будешь применять то", может казаться цивилизованным, потому что уменьшает жестокость - но это не так. Это просто делает жестокость приемлемой на долгое время. Что вовсе не цивилизованно. Если мы находимся в ситуации, когда надо остановить другого парня, то давайте просто остановим его. Это более действенно. Вот тут, как ты чувствуешь?

Я попробовал равновесие: - О, прекрасно...

Он нахмурился. - Нет. Нет баланса. Они слишком низко. Постой спокойно. - Он снял баллоны со спины и начал переналаживать ремни упряжи. - Этот факел, - сказал он, - этот факел - прекрасное оружие. Максимальная дистанция - шестьдесят метров. Восемьдесят с ускорителем. Ты становишься полностью независимой боевой единицей. Ты несешь свое горючее, выбираешь собственную цель, прицеливаешься и нажимаешь. Врр-у-уумм! Он может остановить навсегда человека - или червя. Он может остановить танк. Он может сжечь дот. Ничего не спасет от факела - кроме толстой брони или большой дистанции. Но он... - он резко дернул ремень, - не гуманен. Ты нажимаешь крючок и человека перед тобой больше нет; только небольшой кусочек ада. Можно видеть как он чернеет, съеживается, а его кровь закипает под кожей. Можно почувствовать, как жарится его плоть. Иногда можно услышать крик, когда воздух взрывается в его легких. - Он затянул ремень. - И это хорошо, Джим, это очень хорошо. Ты должен ощущать правоту того, что делаешь. Если ты идешь убивать, то должен делать это лично, чтобы ощутить, что делаешь. Это и есть цивилизованный способ. - Он подтолкнул меня. - Этот факел не гуманный, но он цивилизованный.

Во рту было сухо. Я попытался произнести: - Цивилизованный?...

- Он остановит их, нет? Стой спокойно, я снова прилажу баллоны. Оружие должно позволять тебе спокойно спать по ночам. Если не так, то что-то неладно с войной.

Он поймал меня неподготовленным. Я почти шатался. Я закостенел под весом. Но он был прав. Равновесие улучшилось.

Видимо, он заметил выражение моего лица. - Джим, на войне нет вежливости. Особенно на этой. У нас нет времени на справедливость. Факел сожжет хторра как пух, только это имеет значение - черви не дают второго шанса. Они летят на тебя на добрых шестидесяти пяти километров в час - двести двадцать пять килограммов разъяренного червя. А на рабочем конце - сплошные зубы. Все красное - сожги. Таков постоянный приказ. Нельзя ждать разрешения.

- Ладно, не буду.

Он посмотрел мне прямо в глаза и коротко кивнул; его выражение было жестким. - Еще одно. Не медли, даже если можешь задеть человека. Не медли, даже если думаешь, что можешь спасти его - не можешь. Если хторр начал жрать, нет способа остановить его. Он не может остановиться. Даже если захочет. Сожги обоих, Джим. И сожги быстро. Он поблагодарил бы тебя за это, если бы смог. - Он изучал мое лицо. - Ты сможешь это запомнить?

- Попробую.

- Это как с девочкой. Лучшее, что можно сделать.

Я кивнул и поправил на плечах огнемет. Мне это не нравилось, я, наверное, не смогу. Слишком тяжко. - Окей, - сказал мой рот. - Покажи мне, как он работает.

Разведка подтвердила, что в долине только три червя, как предполагал Дюк, и они чем-то очень заняты. Когда Ларри доложил, Дюк нахмурился. Он не любил, когда черви были так активны - они становились голодными.

Доктор Обама заказала снимки со спутника и "USAF ROCKY MOUNTAIN EYEBALL" прислал нам целую серию во всех зонах спектра: двадцатичетырехчасовое обозрение долины и прилегающих районов. Кадры начали приходить через час после запроса доктора Обама.

Все мы изучали их, в частности инфракрасные, но они мало дополнили к тому, что уже было известно.

- Смотри сюда, - сказал Ларри, - вот иглу. - Это было яркое красное пятно; снимок был раскрашен в искусственные цвета, показывающие источники тепла. - Внутри что-то очень горячее. Они могут быть большими.

- И очень активными, - проворчал Дюк. - Тепла слишком много. - Он толкнул Шоти. - Ты что думаешь? На какую массу мы смотрим?

Шоти пожал плечами. - Трудно сказать. По меньшей мере три тонны. Может, больше. Инфракрасное разрешение неважное. Длина волны велика.

- Ага, - сказал Дюк. - Я думаю решить так: мы возьмем три команды.

Мы вышли перед рассветом. Хторрам не нравится прямой солнечный свет, мы решили ехать все утро и захватить их в наиболее жаркую часть дня, когда они самые вялые. Как мы надеялись.

Нас было двенадцать. Четверо с факелами, трое с гранатами и двое с ракетометами. И три водителя джипов, вооруженных винтовками АМ-280 с лазерным прицелом. 280-ая была без отдачи и могла выстреливать двадцать три сотни пуль в минуту. Легкое нажатие на крючок посылало примерно пятьдесят пуль в кружок в семь сантиметров туда, где касался луч прицела. Можно было стрелять с бедра и использовать как прожектор. 280-ая могла проесть дыры в кирпичной стене - это позволяла высокая плотность огня. Если какое-то оружие могло остановить хторра, то должно быть 280.

Я услышал только одно недовольство этим оружием - от Шоти, конечно. Денвер прислал несколько специально снаряженных магазинов. Каждый сотый заряд был с микроиглой, начиненной разными скверными микробами. Идея состояла в том, что если мы не убьем хторра сразу, бациллы достанут его после. Шоти презрительно фыркнул: - Это если мы не вернемся. Как мало они в нас верят. - Он глянул на меня. - Слушай, парень, мы идем совсем не за этим. Мы рассчитываем вернуться. Понял?

- Э-э... да, сэр.

"Ремингтон" не был тяжел в обращении. Я потратил первую пару дней зажигая лесные пожары - вычищая кусты и расширяя спаленную зону вокруг лагеря; потом переключился на конкретные цели - пытаясь сжечь чучело из асбеста и проволоки, тащившееся за джипом.

- Теперь осторожнее, - предупредил Шоти. - Если выстрелишь слишком рано, хторры сменят направление, а ты не сможешь это увидеть, пока дым не рассеется. А тогда слишком поздно. Жди сколько можно, прежде чем стрелять.

- Пока не увижу белки его глаз?

Шоти улыбнулся, садясь в джип: - Сынок, если ты так близко к червю, что видишь белки его глаз, то ты - ужин. - Он отъехал и учение началось.

Я промазал, конечно. Ждал слишком долго и почти был сбит чучелом.

Шоти притормозил, встал в джипе и позвонил в большой треугольный обеденный колокольчик. - Хторры, приходите и получите! Обед готов! Приятная свежая человечина - совсем не опасная! Приходите и получите!

Я ждал, пока он кончит: - Наверное, это значит, что я слишком медлил?

- Слишком медлил?... Конечно, нет. Ты просто слишком долго бил в одно место.

Мы попробовали снова. На этот раз он поехал прямо на меня. Джип прыгал по полю, асбестовый червь преследовал его, но все не мог схватить. Я твердо уперся ногами и медленно считал. Еще не пора... вот!...

Я снова промазал.

На этот раз Шоти вылез из джипа и поковылял к цели. Он достал из кармана бумажку в пятьдесят кейси и прицепил к сетке. - Вот, - сказал он. - Ставлю пятьдесят, что ты не попадешь. - Он пошел к джипу. - Знаешь, тебе надо научиться быстрее бегать. Заставь червя заработать свой обед. Нам ведь не нужны толстые хторры на этой планете?

- Нам не нужны никакие, - сказал я.

- Это мысль, - улыбнулся он. - Я подумал, что ты забыл. Попробуем еще?

- Ага. на этот раз я попаду.

Он большим пальцем показал на цель. - Я поставил пятьдесят баксов против - докажи, что я не прав. - Он завел мотор и затрясся вдаль.

Пока он поворачивал, я пытался сообразить, что делал не так. Очевидно, слишком медлил с открытием огня - но Шоти говорил, чтобы я не стрелял слишком рано, иначе хторру будет время свернуть.