было по-простому несмотря на то, что его позавчера на общем собрании
избрали академиком. Матвеев пил только водку и только водку, если бы он
пил, скажем, портвейн, то он никогда бы не стал академиком, и нос у него
не был бы в его тридцать с небольшим лет таким бордовым. У Матвеева был
солидный круглый большой бордовый нос. В сочетании с лысиной Матвеев
выглядел не на свои тридцать с небольшим, а на все пятьдесят. Поэтому
всем своим ученикам Матвеев после лекции говорил, чтобы пили только
русскую водку и как можно чаще. Некоторые аспиранты и студенты возража-
ли. Но Матвеев настаивал на своем:
добьется!
лом, вытянувшись во всю длину. Только кончиком пушистого хвоста шевелил.
Хвост у него вместо третьего глаза был, с тылу. А то сзади враги всегда
окружат и ударят. Матвеев же этот тактический просчет учел и заимел пу-
шистый хвост.
в центре имени Эспозито в Калифорнии (а там неплохой коллектив математи-
ков, в который входил Пилькин).
был с кудрявыми бакенбардами и курил трубку. Единственно, что его родни-
ло с Матвеевым, - это лысина. Белый блин и черные кудри вокруг. Пилькин,
конечно, сразу стал анекдоты рассказывать. А что еще ждать от евреев, на
большее они не способны. Подавай им еврейский треп. Матвеев все время по
долгу службы вился с евреями. Но иногда вскидывался на них, потом отхо-
дил, правда.
свежими огурцами. Ромбикова сразу запьянела, потому что выпила подряд
три рюмки водки. За окном в это время громыхнуло, и Матвеев не усидел
под столом, выскочил, уши навострил и в окно уставился. А там, за стек-
лом, как еще полыхнет, черное небо сразу газосварочным стало, так что
Матвеев задрожал пуще прежнего, так задрожал, как еще никогда в своей
жизни не дрожал, до сотрясания внутренностей, даже сердце на язык дрожа-
щее выкатилось, он насилу его втолкнул на место, а встать не может и к
Ромбиковой обратиться не может, чтобы она ему похмелиться водки дала.
Сердце опять на языке оказалось и дрожит, нет сил языком шевельнуть и
сказать Ромбиковой или Пилькину на худой конец, чтобы принесли и налили.
Но где там!
позвонить. Дождь еще больше усилился, колотил по стеклам, как град, а по
небу уже листовое железо летало вместе с рекламными щитами и деревьями.
пошли боковые побеги, а в воде длинные корни. Просто Матвеев не заметил,
как проскочило в пьянках полгода. Отмечал все свое избрание в академики.
А хризантема росла. Причем до Матвеева дошло, что Зухенмахер Герка ра-
зозлился на него и снял с роли академика, и вообще собирался уволить
Матвеева из театра. Сволочь, конечно, между нами говоря, Герка Зухенма-
хер. Когда Матвеев шарашил ему роль Валентина в "Валентине и Валентине"
(как это?), правда, один раз упал во время действия со сцены в оркестро-
вую яму, но какой артист не падал?
в России. В Америке он не смог спиться, надо ему было в Россию приез-
жать, чтобы тут спиться. Последний раз его видели в пивной на Разгуляе.
А хризантема все растет. Из воды жена Матвеева пересадила ее в землю. За
три месяца она вымахала до потолка, пришлось секатором срезать побеги, а
она новые по бокам выпустила. Какая-то бессмертная оказалась хризантема.
Жена ее побеги по всем подоконникам растащила, и на даче теперь две
клумбы этих осенних цветов.
ва, под хвостом нюхала. А он? Хоть бы разок у нее под хвостом понюхал!
Нет же.
кий?
а отдельные гении и таланты, которые родятся в веках, народах и исто-
рии".
веева, а потом спился и умер на сцене в детском спектакле, исполняя не-
похмеленным роль собаки?!
Лондон Джек
Шилова Юлия
Флинт Эрик
Доставалов Александр
Грабб Джеф
Прозоров Александр