Чтение 3–й страницы книги ~Лик Марса~

- Свободны.

Младший капрал Фрэнк Камински взглянул на своего приятеля, капрала Джека Слайделла, и ухмыльнулся. Слайделл, осклабившись в ответ, поднял руку и любовно погладил белый контейнер, принайтованный к переборке "погреба". Надпись на стенке контейнера гласила: "Германиево-арсенидные батареи".

- Эй, Кам! Не хошь подзарядиться по-быстрому?

- Ептыть, Слай. - Камински покосился в сторону люка, где сержант Нокс и штаб-сержант Островски загоняли второе отделение в транспортную капсулу. - Хлебало-то прикрой.

Слай только рассмеялся в ответ:

- Да, хлебнуть-то сейчас не помешало бы! - Кувыркнувшись в воздухе, он увидел рядом Бена Фулберта. - Верно я говорю, Фул?

Камински окинул взглядом тех, кто еще оставался в "погребе". Хороший парень Слай, вот только заносит его порой... и если он сейчас, в паре дней пути до Марса, всех засыплет...

- Эй, Слай! - Элен Кэсвелл подплыла к ним и ухватилась за поручень. - Вам с Камом сегодня - наряд вне очереди.

- О, ептыть!.. - зарычал Слайделл. - Опять?!

- Снова. Вычистите гальюны, вдвоем до отбоя управитесь. - Она ткнула пальцем в нагрудник Слайделла, чуть выше надписи Mange la merde. - Старику не понравились твои художества. Тем более, что с нами летят французские граждане.

Слайделл ухмыльнулся:

- Ага, а что эта французская мадамочка здесь делала? Клад искала?

- Не твоя забота. Твоя забота сейчас - чтобы гальюны были вычищены до блеска. И сотри эту хрень со своей скорлупы.

Слайделл с преувеличенным рвением отдал честь:

- Бу-сделано, сержант, сэр, мэм!

Камински только вздохнул. За эти семь месяцев он слишком хорошо изучил крохотный отсек уборной в казармах. Слайделл был его напарником по расчету и потому, согласно корпусной дисциплине, делил с ним все дисциплинарные взыскания, отражавшиеся затем и на всей ГСОУ. Черт, Фулберт с Марчевкой небось рады, что вся группа не огребла по наряду. У Слайделла - выдающийся талант отвлекать огонь на себя...

- Заткни хлебало, Слай, - сказал Камински. - И без того уже достукался.

- Епты-ы-ыть... - протянул Слайделл, провожая взглядом Кэсвелл, устремившуюся к люку. - И на хрена только нас отправили на этот чертов Марс?

"Держись, - думал он. - Осталось всего ничего. После высадки будет полегче".

Здесь, на борту, трудно было держать себя в руках: слишком мало места и потому слишком много работы. Парадокс... По штатному расписанию стрелковый взвод морской пехоты состоял из групп по пять человек: два расчета по два человека плюс командир группы. Две группы - отделение, два отделения - взвод. Камински числился в первой группе первого отделения, вместе со Слайделлом, сержантом Марчевкой и младшим капралом Беном Фулбертом, а сержант Элен Кэсвелл была одновременно командиром первой группы и первым замом командира отделения. Сержант Нокс также таскал два "портфеля", будучи командиром первого отделения и заместителем командира взвода, лейтенанта Кинга.

По две должности, при том что взвод состоял всего из двадцати трех человек, плюс еще семеро штабных, приходилось занимать многим. Вдобавок морские пехотинцы должны были взять на себя долю работ по техобслуживанию, уборке и прочих, не требующих высокой квалификации. Но сложнее всего было с тем, что самым младшим по званию во взводе был младший капрал, Е-3, а капралов и сержантов в составе МЭОМП было куда больше, чем в обычном стрелковом взводе. А в армии, как везде, дерьмо, падая сверху, приземляется на самого нижнего...

Вдобавок кто-то из земных бюрократов решил, что состав МЭОМП на протяжении всей операции - то есть почти два года - останется в текущих званиях, невзирая на выслугу. Конечно, там, куда они направляются, "некем заменить какого-нибудь сукина сына, коему посчастливилось дослужиться до Е-4. Однако эта потеря с лихвой покрывалась надбавками - полетными, боевыми и так далее. И по возвращении на Землю всем им, большей частью служащим первый четырехлетний срок, будет предоставлен выбор: повышение сразу на два звания - сам Камински, получается, прыгнет сразу в сержанты - или же выход в отставку с чертовски увесистым пакетом выходного пособия.

Камински уже знал, что выберет он. Четыре года - для него более чем достаточно. Еще 745 дней, и он - снова беззаботный штатский человек.

К тому же на Земле его ждет куча денег...

Украдкой запустив руку под нагрудник, Камински нащупал флаг, обернутый вокруг талии под униформой. Заметив это, Слайделл расхохотался:

- Что, не потерял?

Камински кивнул:

- Черт бы побрал все эти личные осмотры...

- Ты, Кам, его так и носи, не снимай. Вот погуляем, когда вернемся, точно?

- Эх... - Камински покачал головой. - А может, скажем всем?

- Что скажете? - спросил сержант Витек, один из штабных.

- Нет, ничего, - немного нервно отвечал Камински. Конечно, в их затее не было ничего дурного. Но остальные, наверное, просто не поймут...

Еще с шестидесятых годов прошлого века, со времен программы "Меркурий", астронавты начали брать с собой в космос мелкие, не занимающие места предметы - игрушечные космические корабли, монеты и даже специальные конверты с марками, которые можно было погасить в космосе... словом, все то, за что коллекционеры на Земле готовы были выложить уйму денег. Флаг был их со Слайделлом "совместным предприятием". Взять с собой что-нибудь, могущее послужить сувениром, придумал Слайделл, а идея Камински состояла в том, что сувениром должен стать флаг - американский флаг. Он постоянно носил его под футболкой, обернутым вокруг пояса, ведь, попадись флаг на глаза сержанту Ноксу или кому-нибудь из старших офицеров во время осмотра, драить капралу Камински гальюны всю дорогу обратно на Землю. И флаг тогда наверняка конфискуют, что еще хуже... Суть замысла состояла в том, чтобы все участники операции расписались на флаге после ее окончания. Слайделл говорил, что знает одного парня в Сан-Диего, который поможет пристроить такую вещь на аукцион. Бог ты мой, да флаг, на котором распишутся два десятка морских пехотинцев, взаправду побывавших на Марсе, можно выручить тысячи...

- Так! Первое отделение! - скомандовал Нокс. - По одному - марш!

Проверив, надежно ли закреплена на спине его М-29, Камински втиснулся в капсулу вслед за прочими.

- Слышь, Слай, а вправду - на кой им понадобилось загонять нас на Марс?

- Ну, а зачем, по-твоему, командование вообще что-то делает? - вопросом на вопрос отвечал Слайделл. - Известно, зачем. Чтобы нам служба медом не казалась!

Этот ответ был ничем не хуже прочих, какие Камински уже довелось услышать.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Среда, 9 мая;

17:05 по времени гринвичского меридиана.

Университет Карнеги-Меллон;

Питтсбург, штат Пенсильвания;

13:05 по восточному поясному времени.

Выйдя из Герб-Саймон-Холла, Кэтлин Гарроуэй ступила на галерею и направилась в сторону Шенли-парка. Два экзамена сданы, осталось еще три плюс дипломный проект, а затем она отбывает в Японию... Сегодня нужно было еще как следует поработать над проектом, но прежде следовало хоть немного подышать свежим воздухом. Просидев все утро в четырех стенах, теперь она испытывала сущее блаженство.

Климат - вот что ей нравилось здесь, в Питтсбурге, больше всего: разнообразие времен года, яркое разноцветье осени, жгучее ликование весны после зимних морозов... Тусклое однообразие погоды в Кэмп-Пендлтоне, штат Калифорния, где отец ее работал до отбытия на Марс и где сама она жила до поступления в колледж, порой доводило ее едва ли не до слез. Кэтлин рассмеялась. Юкио не понимает ее в этом; его родина в Японии очень похожа на Южную Калифорнию - не удивительно, что он терпеть не может здешних зим.

Легко касаясь ладонью перил, Кэтлин сбежала по лесенке на землю и вошла в парк. Как она на самом деле относится к Юкио? Он понравился ей с самого начала, с того момента, как они познакомились в Японском кабинете Международного центра. Было это осенью, и следующие несколько месяцев они все больше и больше свободного времени проводили вместе. Нет, Кэтлин не боялась слов "Я люблю тебя" и не раз говорила эти слова Юкио, но - обязательно ли это означает и "на всю жизнь"? Готова ли она на всю жизнь связать себя с Юкио?

Быть может, ей и не нужно этого знать. Быть может, достаточно того, что она просто любит его, что ей нравится быть с ним и говорить с ним - обо всем на свете, кроме политики, но кому же нравится говорить о политике? Вот ее родители из-за политики всегда спорили - так по крайней мере, утверждает папа, мать умерла до того, как Кэтлин начала что-то понимать в политике - и тем не менее прекрасно ладили друг с другом. Недавно они с Юкио начали обсуждать возможность долгосрочных отношений, и теперь, в преддверии поездки в Японию, Кэтлин передумала об этом очень много разного.

Юкио собирался представить ее своей семье, а Кэтлин знала о японском этикете достаточно, чтобы понимать значение такого шага. Оба они, конечно, считали себя интернационалистами - нет, не сочувствующими поползновениям ООН подгрести под себя весь мир, а просто гражданами мира. Но что скажет Юкио, доведись ему выбирать между нею и своей семьей? Если его семья не одобрит ее, захочет ли он остаться в Штатах навсегда? Или, допустим, они примут ее. Захочется ли ей покинуть свою страну и навсегда поселиться в Японии?

Она покачала головой. Серьезные размышления на пустой желудок - далеко не лучший способ принимать решения. Как здорово было бы обо всем этом посоветоваться с папкой! Но как-то так вышло, что Кэтлин просто не могла заговорить с ним о Юкио, сама не понимая, отчего. Даже про поездку в Японию не обмолвилась ни словом. Она - совершеннолетняя, у нее есть паспорт, и деньги на поездку заработаны ею самой. Подумать только, как давно у нее не бывало секретов от отца... Кэтлин усмехнулась. Чаще они с ним на пару имели секреты от других.

Дойдя до своего любимого дерева, раскидистого ореха, она отстегнула от пояса ПАД, села, раскрыла его, пристроила на коленях и начала скачивать почту. Так, обычная внутрифакультетская переписка - надо просмотреть после, убедиться, что не пропустила ничего важного... Кэтлин до сих пор не удалось написать фильтр, со стопроцентной надежностью отсеивавший бы все ненужное. Однажды она даже обвинила Намира, главу факультета, в том, что он нарочно составляет свои письма так, чтобы ни один программный фильтр не смог вычленить суть. В ответ он лишь подмигнул: "Что ж, Кэтлин, если твой фильтр не справляется, напиши фильтр получше". Конечно, она приняла вызов - и, конечно же, письма Намира немедленно сделались еще более туманными... Кэтлин улыбнулась. Возясь с этими проклятыми фильтрами, она узнала о самообучающихся системах гораздо больше, чем за три года лекций. Метод Намира, может, и был жесток, но действовал неплохо.

Гак, что еще? Пара вид-мэйлов от друзей, ничего серьезного... От Юкио - ни словечка, но это неудивительно, они договорились встретиться здесь после его экзамена, поэтому писать он мог бы только о том, то не сможет прийти. Уведомление о том, что сегодня - собрание в клубе "Цугцванг"... На это письмо Кэтлин ответила, что непременно будет присутствовать, - две-три партии в шахматы будут лучшей разминкой перед завтрашним экзаменом по физике, а лишняя зубрежка того и гляди кончится перегревом мозга...

О, а вот и от папки!

Кэтлин взглянула на часы "манжеты" и нажала кнопку, выводя на дисплей время по Гринвичу, принятое на всех космических кораблях и для всех космических экспедиций. Сейчас летнее время, выходит, всего четыре часа разницы. На "Полякове" скоро вечер... Обычно отец писал ей именно по вечерам, в иное время суток - лишь в тех случаях, когда хотел поведать что-то особенное, выходящее за рамки обычной корабельной рутины. Кэтлин фыркнула. Как будто не понимает, что для нее абсолютно все, происходящее на борту "Полякова", необычно и удивительно! Она была в восторге от всего, связанного с космосом, с тех пор, как... наверное, с тех пор, как себя помнила. Еще до того, как впервые увидела старт из Вандерберга.

Кэтлин помнила, что мама много читала ей, когда она была маленькой. И, по словам отца, все это были книги о звездолетах, об иных планетах и их обитателях - те самые, которыми она позже начитывалась сама, книги Хайнлайна и Азимова, Лонгиера и Брина, Цеттеля и Экклара... Ну, что за жизнь, в конце концов?! Вот ее папка летит в космос, за что она сама отдала бы все зубы, не говоря о прочих, менее важных частях тела, и ему все равно! Пескам Марса он предпочел бы пляжи Багамских островов! Кэтлин уже готова была настрочить отцу гневное письмо. Если он так и не выучится радоваться тому, что идет туда, где до него не ступала нога человека... она еще не знает, что с ним сделает, но что-нибудь - сделает определенно!

Она нажала на ярлычок письма на дисплее ПАДа. Ярлычок увеличился в размерах и превратился в видеоизображение - майор морской пехоты на фоне серой стены своей каюты.

- Доброго утречка, Тикако, - с улыбкой сказал он, - или который у вас теперь час?

Кэтлин улыбнулась в ответ. Это домашнее прозвище отец дал дочери, когда ей было шесть, а сам он был влюблен в Японию. Прозвище означало "дорогая и близкая", и называть так Кэтлин было позволено лишь отцу и Юкио.

- Что ж, вот прошел еще один восхитительный день на борту "Поли", и снова мы доблестно ушли от всех злобных астероидов и космических пиратов. Чтобы не помереть со скуки, я снова полистал те фантастические книги, что ты дала мне в дорогу. Закавыка с этими книгами в том, что реалистические скучны, а прочие только напоминают о грядущей скуке на настоящем Марсе. Вот, например, - он поднял перед собой свой ПАД, - "Красная планета" твоего дружка Роберта Хайнлайна...

"Моего дружка! - подумала Кэтлин. - Папка, да ведь он уже пятьдесят лет, как мертв!"

- Я думаю так: если бы там, куда мы направляемся, в самом деле были какие-нибудь инопланетяне, как в этой книжке, то экспедиция бы наша чего-нибудь стоила. Но знаешь, Тикако, гнать три десятка морских пехотинцев в такую даль ради каких-то камней... Похоже, нас просто используют... хотя - что я говорю, мы и предназначены для того, что бы нас использовать. Я хочу сказать, что сейчас нас используют неправильно. Не как орудие, а как пешку в какой-то большой политической игре, для меня непонятной. Одно я знаю точно: мне это не нравится.

Отец надолго отвел взгляд.

- И еще кое-что меня тревожит, - сказал он, повернувшись наконец к ней. - Вся эта свистопляска с ООН. Я понимаю, что по соглашению они имеют право пользоваться нашими транспортами. Но почему мы позволяем совать нос в наши исследования на Марсе - выше моего понимания. Они - что в самом деле полагают, что самое важное мы скрываем? Не понимаю... Сегодня произошло кое-что, о чем я хотел бы тебе рассказать. Это... встревожило меня, не могу точно сказать, отчего. Может быть, ты сможешь помочь разобраться, в чем дело. До скорого, Тикако. В следующий раз увидишь меня уже на пляже. - Он невесело улыбнулся. - Океана там, к сожалению, не будет, но все равно приятно вновь обрести почву под ногами. Пока!

Лицо отца еще секунду оставалось на дисплее, затем исчезло, сменившись строками цифр: остальная часть его письма была зашифрована.

Пользоваться шифрами при переписке они с отцом начали сразу после смерти матери Кэтлин - ведь она, большая, взрослая, семилетняя девочка никак не хотела писать о том, что боится, что тоскует по маме, что - хорошо бы папа был с нею, дома, а не где-то за тридевять земель. И тогда отец научил ее простому заместительному шифру - чтобы Кэтлин могла сказать все это, не боясь посторонних глаз.

Со временем их шифры становились все сложнее и сложнее, и теперь они пользовались Билевской системой, гарантировавшей, что письма не прочесть без книги, на которой основан шифр. В этом была вся прелесть: книга могла быть любой, обеим сторонам следовало лишь договориться о том, какой именно и, что особенно важно, в каком именно издании. Для полета на Марс выбрали "Сегуна" издания 2038 года, роман о Японии XVI века, написанный в двадцатом столетии. Перед стартом с Вандерберга Кэтлин сама скопировала текст и собственную программу-дешифровщик на отцовскую "манжету".

С тех пор отец шифровал часть почти каждого своего письма, однако за семь месяцев полета эта часть всего раз или два состояла более чем из одной-двух строк. В этой шифровке на глаз выходило четыре или даже пять абзацев.

Выделив текст, Кэтлин запустила дешифровщик. Как ей хотелось сейчас поговорить с отцом! Ведь и вид-мэйл, при всех своих достоинствах, не лишен ограничений. Хотя... будь отец здесь, рядом, он вряд ли стал бы говорить о своих тревогах, он - человек очень замкнутый. Наверное, письмо - единственный приемлемый для него способ высказать то, что он написал здесь.

Расшифрованный текст не на шутку напугал Кэтлин с самого начала. "Вступил, в сношения с врагом"... Неужели эта женщина - враг только потому, что работает для ООН? Что же это делается? Ведь мы ни с кем не воюем! Интересно, что сказал бы отец об ее отношениях с Юкио? Хорошо, что она не сказала ему о том, что собирается в Японию...

На дисплей ПАДа упала тень. Кэтлин вздрогнула от неожиданности. Подошедший Юкио поднял руки, изображая крайнюю степень ужаса:

- Это не я! Честное слово! Это не мое!

Кэтлин поспешно коснулась дисплея, сворачивая окошко с текстом.

- Это просто от папы.

- А-а...

Юкио уселся на траву рядом с нею. Кэтлин сложила ПАД и спрятала в чехол.

- И что же означает твое "а-а"?

Юкио улыбнулся:

- Это означает, что периодическая дисгармония в отношениях с одним из старших членов семьи не является чертой, присущей исключительно японцам.

- А-а...

- Именно. - Пальцы Юкио коснулись ее волос. - Да, Тикако, я в последнее время не говорил, что люблю тебя?

Кэтлин улыбнулась.

- Нет, Снеговичок. - Таков был грубый, приблизительный перевод с японского имени Юкио. - С самого утра еще не говорил. А ты знаешь, что ты мне нравишься?

- М-м-м... - Юкио нежно ответил на ее поцелуй. - Да, ты, кажется, пару раз о чем-то таком говорила.

Поцелуй вышел долгим. Затем Кэтлин слегка отстранилась.

- Знаешь, я, пожалуй, рада, что заглянула в тот день в Японский кабинет.

- Я тоже. Но в конце концов мы встретились бы все равно. Так было предначертано.

Во взгляде Кэтлин мелькнуло удивление.

- Ты веришь в это? Вправду веришь, что все решено заранее?

Ответ Юкио прозвучал предельно серьезно:

- Кэтлин, это - два совершенно разных вопроса. И ответы на них вовсе не обязательно совпадают.

На это сказать было нечего, и потому Кэтлин просто промолчала. Она поняла, что имел в виду Юкио, а раз так, то и говорить тут больше не о чем. Вместо этого она вынула из поясного кармана две упаковки с "квик-ланчами" из кампусского магазина.

- До посадки осталось два-три дня, верно? - спросил Юкио, в свою очередь извлекая из кармана две термобутылки и открывая их.

- М-м-м, киви... здорово. - Сделав пару глотков, Кэтлин нажала кнопку на своей "манжете". - Да. Трое суток. В субботу утром они выйдут в точку рандеву с орбитальными шаттлами.

- Это, конечно, абсолютно не по-японски... но я им завидую.

Оторвав крышку упаковки, Юкио принялся есть. Кэтлин криво усмехнулась:

- Ну, не смешно ли? Вот нам с тобой до смерти хочется в космос, а мой папка в это время летит на Марс, хотя совершенно этого не желал! До сих пор жалуется - скучно ему!

С этими словами она откусила кусочек планктонного брикета.

- Тебя именно это... расстроило?

Кэтлин вздохнула. Что ж, отчего бы не поговорить об этом?

- Нет. Это - снова политика. Ненавижу политику!

Юкио пожал плечами:

- Политика - не более чем попытка двух людей решить, смогут ли они разделить миску риса или кому-то из них придется обнажать меч, чтобы забрать весь рис себе. И человеческой природе она присуща так же, как, скажем, дыхание...

- Может быть, я и ошибаюсь насчет человеческой природы... но - почему люди не могут просто, без этих дурацких свар, работать вместе? Почему бы не помочь друг другу, вместо того чтобы драться за объедки?

- Исторический опыт учит, что нельзя кормить чужих, когда и своим не хватает... Альтруизм - в корне неверная стратегия выживания, Кэт Линь.

Кэтлин улыбнулась. Юкио по праву гордился своим английским и в последнее время научился даже в шутку коверкать произношение...

- Мда-а... Не знаю, что в нашем случае заменяет миску, но вот люди с мечами, выходит, - двое археологов. На самом деле проблема в том, что они не хотят обнажать мечи, тогда как папка считает, что должны... Не знаю. Похоже, твоя метафора здесь не подходит. - Прикончив брикет, она принялась за остатки обеда.

- Чего-чего, а метафор у меня еще много.

Кэтлин рассмеялась:

- Наверное, надо просто рассказать, в чем дело. Папка убежден, что американцы не должны... завязывать интимных отношений с персоналом ООН. Даже назвал это "вступить в сношения с врагом". Хочешь - верь, хочешь - нет.

Пауза затянулась настолько, что Кэтлин усомнилась, слышал ли Юкио ее слова.

- Юкио!

Он поднял взгляд:

- Прости. Я думаю, мой отец счел бы, что чувства твоего отца... очень легко понять. То, что мы можем найти на Марсе, вполне понятная причина для напряжения в международных отношениях. Думаю... боюсь, дело вполне может дойти до войны.

- Но... это же абсурд! Что бы мы ни обнаружили там - понадобятся годы, только чтобы понять, что это! Не говоря уж о практических применениях... Какой тогда смысл воевать из-за этих находок?

- Люди не всегда руководствуются логикой, любовь моя. К тому же превосходство ожидаемое в качестве повода для драки ничуть не хуже превосходства реального.

- А что будет делать Япония? Что говорит твой отец?

- В случае войны ООН с США? - Юкио покачал головой. - Трудно сказать. Конечно, у нас есть обязательства перед ООН... но моя страна всегда прежде всего заботится о самой себе. Думаю, мы постараемся не ввязываться в войну, если для этого будет хоть какая-то возможность. А что думает отец, я просто не знаю.

- Хорошо. На следующей неделе сможем спросить его лично.

Юкио не отвечал. Его явно что-то тревожило, но Кэтлин и не помышляла подгонять, пока сам он не будет готов говорить. В этом отношении Юкио был очень похож на ее отца, вот только из папки порой все-таки удавалось что-нибудь вытянуть, а если попробовать нажать на Юкио, он лишь еще больше замкнется...

- Кэтлин, - наконец заговорил он, - мне нужно поговорить с тобой о нашей... предполагаемой поездке.

Предполагаемой? Она-то думала, что все давно решено. Но - пусть Юкио скажет сам...

- Я получил приказ от командования Космических сил самообороны. И должен прибыть на Танегасиму в течение двенадцати суток.

Новость подействовала на Кэтлин оглушающе. Конечно, она знала, что официально Юкио - военнослужащий, что в США он совершенствуется в областях электроники, необходимых ему как специалисту космической авиации, но ведь он, в конце-то концов, находится в двухгодичном учебном отпуске, или как это там называется! И его не должны внезапно отзывать обратно, тем более теперь, когда...

"Стоп, - одернула себя Кэтлин. - Ты - взрослая женщина, давай-ка веди себя соответственно".

- В чем причина? - Она с удовольствием отметила, что голос ее звучит спокойно. - Тебе не объяснили?

- В приказе просто сказано, что меня переводят на космическую базу Танегасима для возможного повышения летной квалификации. Даже не говорится, сколько времени я там пробуду. Но я получил вид-мэйл от отца. Занимая высокий пост в правительстве, он часто имеет доступ к информации, недоступной простым смертным. С его слов у меня создалось впечатление, что все это - временно, и следующей осенью я могу вернуться сюда для продолжения учебы. Отец полагает, что мы просто отдаем дань вежливости по отношению к союзникам.

- А ты знал, что такое может случиться? Ведь я думала, что ты должен закончить учебу и только потом вернешься на службу.

Юкио прикончил свой обед, отыскал в траве камешек и принялся выцарапывать что-то на земле у самых корней дерева.

- Кэтлин... Ты говоришь "вернешься на службу". Но я ведь не оставлял ее. Я - тю-и, то есть, по-вашему, лейтенант Космических сил самообороны, и в любой момент могу получить приказ, который обязан выполнить.

- Надо же, - заметила Кэтлин, протягивая ему ломтик сладкого рулета. - Всегда думала, что ты - шоколадный крем, а ты, оказывается, тю-и...

Юкио либо не понял шутки, либо не обратил на нее внимания. Глубоко вздохнув, он поднял взгляд на Кэтлин.

- Придется поездку отменить или, по крайней мере, отложить. Может быть, ты сможешь приехать позже, когда я буду знать...

- Зачем?

Во взгляде Юкио мелькнуло изумление. Лицо его затвердело. Кэтлин прикусила губу. Юкио всегда казался таким американизированным, что зачастую она забывала о том, что он тем не менее постоянно находится во власти сиката, исключительно японских правил поведения. А перебить говорящего, когда собеседники равны друг другу, - даже больше, чем грубость; это - нарушение ва, гармонии, достижение которой - цель жизни каждого нихондзин'а.

- Сумимасэн, Тосиюки-сан. - Для извинения Кэтлин инстинктивно перешла на нихон-го. Обычно они говорили друг с другом на смеси английского и японского, но некоторых вещей по-английски просто не выразить. - О-яма симасыпа.

- Дайдзебу, Тикако. - Юкио погладил ее по щеке. - Я стараюсь привыкнуть к западным обычаям, но иногда просто... ничего не могу с собой поделать. За этот год я открыл для себя много хорошего в вашей открытости, тяге к новому, к переменам, но время от времени старые привычки дают о себе знать. А ведь старые обычаи нужно менять, если хочешь воспользоваться всеми преимуществами, какие обещает будущее.

- Но ведь и в старых обычаях много хорошего.

- Да. Нам нужно найти способ развиваться и дальше, как в последние сто лет, не утратив того, что сделало нас такими, какие мы есть. И это... трудно. - Он помолчал. - Планируя поездку, мы с тобой полагали, что отправимся в Японию вместе, что я представлю тебя своей семье, а еще покажу нашу страну. Теперь этого у нас не получится. Вероятно, большая часть вечеров у меня будет свободна, но от Танегасимы до Киото - шестьсот километров. Даже гидропланом и монорельсовой дорогой... словом, домой я смогу приезжать только на выходные.

- Мы можем встречаться там, - возразила Кэтлин. - Конечно, Танегасима далеко от Киото, но встречаться не обязательно у тебя дома. Если на базу мне нельзя, мы можем встречаться в Кагосиме или Миязаки. Там наверняка есть студенческие отели, как в Киото.

- Но я ведь буду на службе. И даже не знаю, предоставят ли мне увольнения по вечерам или выходным...

- Когда тебе нужно явиться? Какого числа?

- В понедельник останется ровно неделя.

- Вот. Значит, у нас есть целых три дня. Я познакомлюсь с твоими родителями, с твоей семьей, а потом.... кажется, ты забыл, что у меня есть и свои причины для поездки в Японию.

Юкио снова принялся царапать камешком по земле.

- Ты действительно не будешь возражать против того, чтоб находиться в моей стране одной?

Кэтлин подняла бровь: