Чтение 3–й страницы книги ~Скверное начало~

- Что бы ни делал Граф Олаф, - мистер По устремил взгляд на одну из лежавших перед ним бумаг и обвел кружочком какую-то цифру, - он действовал по родительскому праву, и я тут ничего не могу поделать. Ваши деньги надежно охраняются мною и банком, но воспитательная методика - его личное дело. А теперь мне неприятно удалять вас с излишней поспешностью, но у меня очень много работы.

Поскольку ошеломленные дети продолжали сидеть, мистер По поднял на них глаза и откашлялся:

- "Излишняя поспешность" означает...

- Что вы нам ничем не поможете, - докончила Вайолет. Она вся дрожала от гнева и разочарования. На столе опять зазвонил один из телефонов, поэтому она встала и вышла из комнаты, а за ней последовал Клаус, неся на руках Солнышко. Они прошествовали через холл и, выйдя из банка, остановились в нерешительности.

- Что же нам делать дальше? - грустно проговорил Клаус.

Вайолет подняла глаза к небу. Ей так хотелось изобрести что-нибудь такое, что помогло бы им оказаться далеко-далеко отсюда.

- Уже поздновато, - сказала она. - Пожалуй, лучше вернуться назад, а придумать что-нибудь еще завтра утром. Сейчас можно заглянуть по дороге к судье Штраус.

- Ты же говорила, что она нам не поможет, - возразил Клаус.

- Мы не за помощью зайдем, а за книгами.

Очень полезно с детства знать разницу между словами "буквально" и "фигурально". Если что-то происходит в буквальном смысле, оно происходит на самом деле, а "фигурально" означает, что вы чувствуете себя так, как будто это происходит на самом деле. Если сказать, что вы запрыгали от радости в буквальном смысле, значит, вы действительно подпрыгиваете на месте, так вы радуетесь. А если говорится, что вы в фигуральном смысле прыгаете от радости, значит, у вас такое чувство, что вы могли бы запрыгать, но экономите силы для чего-нибудь другого. Бодлеровские сироты побрели назад и, не заходя в дом Графа Олафа, позвонили в дверь к судье Штраус, которая провела их в дом и позволила рыться в библиотеке. Вайолет взяла несколько книг про механические изобретения, Клаус взял несколько штук про волков, а Солнышко нашла книжку с большим количеством картинок с изображением зубов.

Дома они направились прямо к себе в комнату, забрались все вместе на единственную кровать и погрузились в чтение, забыв обо всем на свете. Фигурально они спаслись от Графа Олафа и своего горького существования. Они, конечно, не спаслись от этого в буквальном смысле, они по-прежнему находились в доме Графа Олафа, ничем не защищенные от его злобной воспитательной методики in loco parentis, что, как вы помните, означает "по родительскому праву". Но, предавшись своему любимому занятию, дети начисто забыли о своих бедах, как будто беды эти перестали существовать. Разумеется, они никуда не делись, но в конце утомительного безысходного дня им и этого хватило. Они читали каждый свою книжку, и у них крепла надежда, что скоро их фигуральное спасение превратится в буквальное.

Глава шестая

Наутро, когда дети, пошатываясь со сна, вошли в кухню, они вместо записки от Графа Олафа нашли там его самого.

- Доброе утро, сироты, - приветствовал он их. - Овсяная каша вас уже ждет. Дети уселись за кухонный стол и с опаской уставились в миски. Если бы вы знали (Графа Олафа и он бы вдруг подал вам заранее приготовленный завтрак, вы бы тоже боялись: а нет ли в каше чего-нибудь страшного: отравы, например, или толченого стекла. Но вместо того или другого Вайолет,

Клаус и Солнышко увидели, что на кашу сверху насыпана свежая малина. Со времени гибели родителей бодлеровские дети ни разу не ели малины, хотя как раз ужасно ее любили.

- Спасибо, - осторожно проговорил Клаус, достав одну ягоду и разглядывая ее. А что если это ядовитые ягоды и только выглядят красиво? Граф Олаф заметил, с каким недоверием Клаус рассматривает малину, улыбнулся и выхватил одну ягоду из миски у Солнышка. Затем, переводя взгляд с одного на другого, забросил ее себе в рот и съел.

- Разве малина не восхитительна? Когда я был в вашем возрасте, это были мои любимые ягоды.

Вайолет попыталась представить себе Графа Олафа подростком, но не смогла. Эти блестящие глаза, костлявые руки, зловещая улыбка - все это бывает только у взрослых. Несмотря на страх перед ним, Вайолет все-таки взяла ложку в правую руку и принялась за еду. Ведь поел же Граф Олаф и кашу, и ягоды, может, там и вправду нет отравы. Кроме того, она очень проголодалась. Клаус тоже начал есть, а Солнышко вообще успела размазать кашу с малиной по всему личику.

- Вчера мне звонили, - продолжал Граф Олаф. - Мистер По рассказал, что вы приходили к нему.

Дети переглянулись. Они рассчитывали, что посещение будет строго конфиденциальным, то есть "останется их с мистером По тайной и эта тайна не будет выболтана Графу Олафу".

- Мистер По сказал, что вам, оказывается, нелегко приспособиться к тем условиям жизни, которые я вам так любезно обеспечил. Мне огорчительно это слышать.

Дети посмотрели на Графа Олафа. Выражение его лица было серьезным, как будто он и в самом деле огорчен, но в глазах при этом бегали огоньки, какие бывают, когда говорят не всерьез.

- Да? - отозвалась Вайолет. - Зря мистер По вас побеспокоил.

- Я рад, что он позвонил, - возразил Граф Олаф,- я хочу, чтобы вы чувствовали себя здесь как дома, я же теперь ваш отец.

Дети слегка вздрогнули - они с грустью вспомнили своего доброго отца, глядя на сидевшую напротив никудышную замену.

- В последнее время, - продолжал Граф Олаф,- я очень нервничал из-за выступлений моей труппы и, боюсь, вел себя несколько отчужденно.

Слово "отчужденно", само по себе просто замечательное, совершенно не подходило для передачи манеры обращения Графа Олафа с детьми. Вести себя отчужденно означает "неохотно общаться с другими людьми". Скажем, стоит на вечеринке в углу и не желает ни с кем разговаривать. Но оно неприменимо к тому, кто выдал одну кровать на троих, заставляет выполнять трудную работу и отвешивает пощечину ребенку. Для таких людей найдется много определений, но слова "отчужденный" среди них нет. Клаус чуть не рассмеялся, услышав такое неуместное употребление этого слова. Но поскольку на лице у него все еще красовался синяк, он удержался от смеха.

- Поэтому, чтобы вы скорее привыкли на новом месте, я хочу взять вас в мой следующий спектакль.

- Какое же мы примем в нем участие? - поинтересовалась Вайолет. После всех трудных заданий Графа Олафа ей совсем не улыбалось делать что-то еще в том же роде.

- Значит, так, - глаза у Графа Олафа заблестели еще ярче, - пьеса называется "Удивительная свадьба", написал ее великий драматург Аль Функут. Мы дадим только одно представление - в эту пятницу вечером. Пьеса эта про одного очень храброго и очень умного человека, и его играю я. В финале он женится на молодой красивой женщине, которую любит. Толпа присутствующих ликует. Ты, Клаус, и ты, Солнышко, будете ликовать в толпе.

- Но мы будем гораздо ниже остальных, - сказал Клаус. - Не покажется ли это публике странным?

- Вы будете изображать двух карликов на свадьбе, - терпеливо разъяснил Олаф.

- А что буду делать я? - спросила Вайолет.- Я умею обращаться с инструментами и могла бы помочь вам устанавливать декорации.

- Декорации? Ни в коем случае! - воскликнул Граф Олаф. - Чтоб такая хорошенькая девочка работала за кулисами - это никуда не годится.

- А я бы с большим удовольствием, - настаивала Вайолет.

Бровь у Графа Олафа поползла вверх, и бодлеровские сироты сразу узнали этот признак гнева. Но бровь тут же опустилась, - видимо, он заставил себя сохранять спокойствие.

- Нет, у меня для тебя есть важная роль на сцене. Ты будешь играть молодую женщину, на которой я женюсь.

Вайолет почувствовала, как каша с малиной закрутилась у нее в животе. То, что Граф Олаф объявил себя их отцом и действовал по родительскому праву, было уже достаточно скверно, но представить себе Олафа своим мужем, пусть даже в спектакле, было еще того хуже.

- Это очень важная роль, - рот его искривился в каком-то подобии улыбки, но улыбка вышла неубедительной, - хотя по роли ты произносишь только одно слово "да", когда судья Штраус спрашивает тебя, согласна ли ты взять меня в мужья.

- Судья Штраус? - удивилась Вайолет. - При чем тут она?

- Она согласилась сыграть роль судьи. - Из-за спины у Графа Олафа за детьми пристально следил один из многочисленных глаз, нарисованных на стенках кухни. - Я попросил судью Штраус принять участие в спектакле, потому что хотел проявить не только лучшие отцовские, но и добрососедские чувства.

- Граф Олаф... - начала Вайолет и замолчала. Ей хотелось попытаться убедить опекуна не брать ее на роль невесты, но она боялась рассердить его.- Отец, я не уверена, что способна играть профессионально. Я бы не хотела опозорить ваше доброе имя и имя Аль Функута. А кроме того, в ближайшие недели я буду трудиться над своими изобретениями... и учиться готовить ростбиф,- быстро добавила она, вспомнив, как он бушевал по поводу обеда.

Граф Олаф протянул свою паучью лапу и взял Вайолет за подбородок.

- Нет, ты будешь участвовать в представлении, - сказал он, пристально глядя ей в глаза. - Я бы предпочел, чтобы ты сделала это добровольно, но, как вам, кажется, объяснил мистер По, я могу заставить тебя, и тебе придется послушаться.

Острые грязные ногти слегка царапнули ей подбородок, и Вайолет вздрогнула. В комнате стояла мертвая тишина, когда наконец Граф Олаф отпустил Вайолет, выпрямился и вышел, не сказав больше ни слова. Бодлеровские дети молча прислушивались к тяжелым шагам на лестнице, которая вела в башню и куда им не полагалось ходить.

- Ладно,- нерешительно произнес Клаус, - вроде ничего страшного не будет, если мы примем участие в спектакле. Видно, для него это очень важно, а мы ведь хотим расположить его к себе.

- Он что-то задумал, - возразила Вайолет.

- Ягоды не были отравлены, как ты думаешь? - обеспокоенно спросил Клаус.

- Нет,- ответила Вайолет.- Олаф охотится за нашим состоянием. Ему невыгодно нас убивать.

- А чем выгодно, чтобы мы играли в его дурацкой пьесе?

- Не знаю. - Вайолет встала и с несчастным видом принялась мыть миски из-под овсянки.

- Хорошо бы узнать побольше про закон наследования, - заметил Клаус. - Ручаюсь, что у Графа Олафа уже готов план, как отнять у нас деньги, только непонятно, в чем он состоит.

- Можно бы спросить у мистера По, - неуверенно проговорила Вайолет. Клаус, стоя рядом, вытирал миски. - Он знает всякие латинские юридические выражения.

- Ну да, а потом он опять позвонит Графу Олафу, и тот поймет, что мы что-то затеяли против него, - запротестовал Клаус. - Может, поговорить с судьей Штраус? Она должна все знать про законы.

- Но она олафовская соседка, - возразила Вайолет, - и может упомянуть в разговоре с ним, что мы ее спрашивали.

Клаус снял очки с носа, что обычно делал, когда усиленно думал.

- Тогда как же нам узнать про законы без ведома Олафа?!

- Каги! - неожиданно выкрикнула Солнышко. Вполне вероятно, она имела в виду что-то вроде "Вытрите же мне наконец лицо!", но Вайолет и Клаус воззрились друг на друга. Книги! Оба подумали об одном и том же: наверняка у судьи Штраус имеется книга про закон наследования.

- Граф Олаф не оставил на сегодня никаких заданий, - сказала Вайолет, - и мы спокойно можем пойти в библиотеку к судье Штраус.

Клаус улыбнулся:

- Верно. И знаешь, сегодня я, пожалуй, не стану брать книг про волков.

- А я про машиностроение, - добавила Вайолет. - Я лучше почитаю про наследование.

- Ну так пошли, - поторопил Клаус. - Судья Штраус звала нас в ближайшее время, так что не будем проявлять отчужденность.

Вспомнив, как не к месту Граф Олаф недавно употребил это слово, бодлеровские дети покатились со смеху, даже Солнышко, хотя ее словарный запас был пока весьма ограничен. Они быстренько убрали чистую посуду в кухонные шкафчики, которые следили за ними своими нарисованными глазами. А затем побежали в соседний дом. До пятницы, дня спектакля, оставалось уже не много дней, и дети хотели как можно скорее докопаться, в чем состоит план Графа Олафа.

Глава седьмая

На свете есть множество книг самого разного типа, и это правильно, поскольку на свете есть множество людей разного типа и все хотят читать что-то на свой вкус. И скажем, люди, которые терпеть не могут истории про то, как с маленькими детьми приключаются всякие страшные вещи, должны немедленно отложить в сторону эту книгу. Но есть один тип книг, которые никто не любит читать, - это юридические книги. Эти книги отличаются тем, что они очень длинные, очень скучные и их очень трудно читать. В этом кроется одна из причин, по которой многие юристы зарабатывают кучу денег. Деньги тут являются стимулом, что в данном случае означает "денежное вознаграждение, призванное убедить вас делать то, чего делать не хочется", а именно читать длинные, скучные, трудные книги.

У бодлеровских детей стимул носил несколько иной характер: они хотели не заработать кучу денег, а помешать Графу Олафу сотворить с ними что-то ужасное для того, чтобы заграбастать кучу денег. Но даже и при таком стимуле просмотреть все юридические книги судьи Штраус оказалось делом весьма, весьма и весьма нелегким.

- Боже милостивый, - вырвалось у судьи Штраус, когда позже она вошла в библиотеку и увидела, что они читают. Ведь впустив их, она сразу же ушла на задний двор и занялась цветами, оставив детей одних в своей великолепной библиотеке. - А я-то думала, вас интересует машиностроение, животные Северной Америки и зубы. Вы уверены, что вам хочется читать эти толстые книги? Даже я не люблю их читать, а ведь я занимаюсь судебными делами.

- Да, - солгала Вайолет, - я нахожу их очень интересными.

- Я тоже, - поддержал ее Клаус. - Мы с Вайолет подумываем о юридической карьере, нам эти книги кажутся захватывающими.

- Ну хорошо, - сказала судья Штраус, - но Солнышку-то вряд ли они так интересны. Может, она не против помочь мне в саду.

- Уипи! - крикнула Солнышко, что означало "Да, я предпочитаю возиться в саду, а не сидеть и смотреть, как мои старшие маются над скучными книжками!"

- Хорошо, только, пожалуйста, последите, чтобы она не наелась земли. - Клаус передал Солнышко судье.

- Конечно послежу, - пообещала судья Штраус. - Совершенно ни к чему, чтобы она заболела перед спектаклем.

Вайолет с Клаусом переглянулись.

- Вас так волнует предстоящий спектакль? - робко спросила Вайолет.

Лицо судьи Штраус просияло.

- О да. Мне всегда хотелось играть на сцене, еще с той поры, как я была совсем девочкой. И вот сейчас, благодаря Графу Олафу, я получила возможность исполнить свою мечту. А вас разве не волнует, что вы станете частичкой театра?

- Да, наверное, - ответила Вайолет.

- Ну разумеется. - И судья Штраус с сияющими глазами и с Солнышком на руках покинула библиотеку, а Клаус и Вайолет со вздохом поглядели друг на друга.

- Она помешана на театре, - проговорил Клаус, - она ни за что не поверит, будто Граф Олаф замышляет что-то дурное.

- Она в любом случае нам не поможет, - мрачно заметила Вайолет. - Она ведь судья, начнет вроде мистера По твердить про родительское право.

- Значит, обязательно надо найти юридическую причину, чтобы представление не состоялось,- решительно заявил Клаус. - Нашла ты что-нибудь в своей книге?

- Ничего полезного. - Вайолет взглянула на клочок бумаги, на котором делала заметки. - Пятьдесят лет назад одна женщина оставила огромную сумму денег своей ручной кунице, а трем сыновьям - ничего. Сыновья, чтобы деньги достались им, пытались доказать, что мать была не в своем уме.

- И чем кончилось дело? - поинтересовался Клаус.

- Кажется, куница сдохла, но я не вполне уверена. Надо посмотреть в словаре значение некоторых слов.

- Вряд ли это имеет отношение к нам, - заметил Клаус.

- А может, Граф Олаф хочет доказать, что это мы не в своем уме, и таким образом получить деньги? - высказала предположение Вайолет.

- Но зачем для доказательства этого надо заставлять нас играть в "Удивительной свадьбе"?

- Не знаю, - призналась Вайолет. - Я зашла в тупик. А ты что нашел?

- Примерно во времена твоей женщины с куницей, - Клаус перелистывал толстенную книгу, - группа актеров играла в постановке шекспировского "Макбета", и все актеры были без костюмов.

Вайолет покраснела:

- Ты хочешь сказать - они были голые? На сцене?

- Совсем недолго. - Клаус улыбнулся. - Явилась полиция и прекратила представление. Но это тоже нам мало может помочь. Просто интересно почитать.

Вайолет вздохнула:

- А может, Граф Олаф ничего такого не замышляет? Играть в его пьесе мне неохота, но, возможно, мы с тобой зря волнуемся? А вдруг Граф Олаф в самом деле пытается приучить нас к дому?

- Как ты можешь так говорить? - возмутился Клаус. - Ведь он ударил меня по лицу!

- Но каким образом он захватит наше состояние, если просто возьмет нас играть в спектакле? - сказала Вайолет. - У меня глаза уже устали читать книги, все равно толку никакого. Я иду помогать судье Штраус в саду.

Клаус смотрел вслед сестре, и им овладевало чувство безнадежности. До спектакля остались считанные дни, а он до сих пор не разгадал замыслов Графа Олаф а и тем более не придумал, как ему помешать.

До сих пор Клаус был убежден, что если будешь читать много книг, то сумеешь разрешить любую проблему. Сейчас он не так был в этом уверен.

- Эй, вы! - раздался голос у двери и разом вывел Клауса из задумчивости. - Меня послал за вами Граф Олаф. Вы должны немедленно вернуться домой.

Клаус повернул голову и увидел в дверях одного из членов олафовской труппы - того, что с крюками.

- Что ты тут в этой затхлой конуре делаешь? - произнес он скрипучим голосом и подошел к сидевшему на стуле Клаусу. Прищурив свои маленькие глазки, он прочел заглавие одной из книг: "Закон наследования и его истолкование".- Зачем ты ее читаешь? - спросил он резко.

- А вы как думаете - зачем? - огрызнулся Клаус.

- Сейчас я тебе скажу, что думаю. - Крюкастый положил один из крюков Клаусу на плечо. - Я думаю, тебя больше нельзя пускать сюда в библиотеку, во всяком случае до пятницы. Нам ни к чему, чтоб такой малявка, как ты, набрался ненужных идей. Говори, где твоя сестра и эта маленькая паршивка?

- В саду. - Клаус стряхнул с плеча крюк.- Идите за ними сами.

Актер нагнулся так близко, что черты его лица расплылись у Клауса перед глазами.

- Слушай меня внимательно, малявка. - Каждое слово вырывалось у него вместе с вонючим дыханием. - Единственно, почему Граф Олаф не разорвал вас на куски, так это потому, что еще не заполучил ваши денежки. Он оставляет вас в живых, пока не приведет в исполнение свой план. Но задай себе вопрос, книжный червяк: какой ему смысл сохранять вам жизнь после того, как он отберет у вас деньги? Что произойдет с вами тогда, как ты думаешь?

Ледяные мурашки побежали у Клауса по всему телу. Никогда в жизни он еще не испытывал такого страха. Руки и ноги у него затряслись, как в припадке. Губы не повиновались, и он издавал какие-то непонятные звуки вроде тех, что издавала Солнышко.

- А-а-а, - выдавил он из себя, - а-а-а...

- Когда наступит час, - произнес крюкастый ровным голосом, не обращая внимания на попытки Клауса, - Граф Олаф скорее всего отдаст тебя мне. Так что на твоем месте я бы вел себя повежливее. - Он распрямился и поднес свои крюки к самому лицу Клауса, свет от лампы падал теперь прямо на зловещие приспособления. - А сейчас, извини, я пошел за двумя другими сиротками.

Он вышел, и Клаус почувствовал, как обмякло все его тело. Ему захотелось посидеть и отдышаться. Но разум не позволил ему медлить. Оставались последние минуты, чтобы побыть в библиотеке, и, возможно, последний шанс, чтобы сорвать планы Графа Олафа. Но что делать? Прислушиваясь к тихим звукам разговора крюкастого с судьей Штраус, доносившимся из сада, Клаус отчаянно шарил взглядом по полкам, ища что-нибудь полезное. Наконец, когда к двери уже приближались шаги, Клаус высмотрел одну книгу и быстро схватил ее. Едва он успел сунуть ее себе за пазуху и заправить спереди рубашку, как крюкастый вошел в библиотеку, конвоируя Вайолет и неся Солнышко, которая безуспешно пыталась кусать его крюки.

- Иду, иду, - торопливо сказал Клаус и поскорее вышел из дома, чтобы актер не успел разглядеть его как следует. Он быстро пошел впереди, надеясь, что никто не заметит у него спереди бугра под рубашкой. А вдруг книга, которую он несет тайком, спасет им жизнь?

Глава восьмая

Клаус читал всю ночь напролет. Вообще-то он любил это делать. Раньше, когда родители были живы, Клаус обычно брал с собой в постель фонарик и, закрывшись с головой, читал, пока глаза у него не слипались. Бывало, что отец, придя утром будить Клауса, заставал его крепко спящим, с фонариком в одной руке и с книгой в другой. Но этой ночью обстоятельства, разумеется, были совсем другими.

Клаус стоял у окна и при свете луны, прищурившись, читал похищенную книгу.

Порой он бросал взгляд на сестер. Вайолет спала прерывистым сном, иначе говоря беспокойно металась на бугристой постели, а Солнышко забралась поглубже в свое гнездо из занавески, так что все вместе выглядело как кучка тряпья. Клаус ничего не сказал сестрам про книгу. Он не хотел подавать им ложную надежду, поскольку не был уверен, что книга поможет им выпутаться.

Книга была длинная, читалась с трудом, и Клаус все больше уставал по мере того, как ночь шла. Иногда глаза у него сами собой закрывались. Порой он ловил себя на том, что читает и перечитывает одну и ту же фразу. Читает и перечитывает. Читает и перечитывает. Но вдруг он вспоминал, как сверкали крюки у олафовского сообщника, ему представлялось, как они рвут его тело, тогда он мгновенно просыпался и читал дальше. Он нашел небольшой обрывок бумаги, разорвал его на полоски и стал закладывать важные места.

К тому времени как за окном чернота сделалась менее густой, предвещая скорый рассвет, Клаус знал уже все, что нужно было знать. С восходом солнца надежды его окрепли. Наконец, когда послышались первые птичьи голоса, Клаус на цыпочках прокрался к двери и тихонько приоткрыл ее, стараясь не будить беспокойно спящую Вайолет и Солнышко, скрывающуюся в ворохе тряпок. Он прошел на кухню, сел и стал ждать Графа Олафа.

Долго ему ждать не пришлось - вскоре послышалось громыхание башмаков вниз по башенной лестнице. Граф Олаф вошел в кухню и, увидев Клауса, сидящего за столом, оскалился, что в данном случае означало "улыбнулся фальшивой недружелюбной улыбкой".

- Привет, сирота, - сказал он. - Рано ты встал.

Сердце у Клауса забилось сильнее, но выглядел он хладнокровным, как будто снаружи его одевала невидимая броня.

- Я не спал всю ночь, - сказал он. - Я читал вот эту книгу. - Он выложил ее на стол. - Она называется "Матримониальное право". Из нее я узнал много интересного.

Граф Олаф достал уже бутылку вина, собираясь налить себе стаканчик перед завтраком, но, увидев книгу, отставил бутылку и сел.

- Слово "матримониальный", - продолжал Клаус, - означает "брачный".

- Без тебя знаю, что это слово значит, - прорычал Граф Олаф. - Где ты ее взял?

- Нашел в библиотеке у судьи Штраус. Но это неважно. А важно, что я разгадал ваши планы.

- Вот как? - Бровь у Графа Олафа поползла кверху. - Ив чем же они состоят, недоросток ты этакий?

Клаус игнорировал оскорбление и раскрыл книгу на одной из страниц с закладкой.

- "Брачные законы здесь очень просты, - прочел он вслух. - Необходимые условия следующие: присутствие судьи, утверждение "да" со стороны невесты и жениха и подпись невесты на договоре той рукой, которой она обычно подписывает документы". - Клаус положил книгу на стол и выставил вперед палец. - Если моя сестра скажет "да" и подпишет бумагу в присутствии судьи Штраус, она окажется в законном браке с вами. Башу пьесу надо назвать не "Удивительная свадьба", а "Опасная свадьба". Бы не в фигуральном смысле хотите жениться на Вайолет, а в буквальном! Свадьба эта не понарошку, а самая настоящая, накладывающая законные обязательства.

Граф Олаф расхохотался грубым хриплым смехом:

- Да ведь твоя сестра еще не достигла возраста, когда выходят замуж!

- Она может выйти замуж, если получит разрешение от своего законного опекуна, действующего по родительскому праву, - возразил Клаус. - Это я тоже прочитал. Вам меня не обмануть.

- А на что мне сдалось жениться законным образом на твоей сестре? Она, безусловно, очень мила, но такому мужчине, как я, ничего не стоит заполучить сколько угодно красивых женщин.

Клаус открыл страницу, заложенную в другом месте.

- "Законный муж, - прочитал он вслух,- получает право контролировать все деньги, принадлежащие его жене". - Клаус торжествующе посмотрел на Графа Олафа: - Вы хотите жениться на моей сестре, чтобы иметь право распоряжаться бодлеровским состоянием! Во всяком случае таков был ваш план. Но когда я передам эти сведения мистеру По, спектакль не будет показан, а вас посадят в тюрьму!

Глаза Графа Олафа загорелись особым блеском, но он продолжал улыбаться. И это было удивительно. Клаус полагал, что когда он выложит Графу Олафу свои догадки, тот придет в ярость и начнет бушевать. Ведь из-за какого-то соуса он впал в настоящее бешенство. И сейчас, когда разоблачены его замыслы, он должен был прийти в еще большее бешенство. Однако он преспокойно сидел напротив Клауса, как будто они беседовали о погоде.

- Да, выходит, ты меня вывел на чистую воду, - только и сказал Граф Олаф. - Наверное, ты прав: я отправляюсь в тюрьму, а вы все становитесь свободными. Ну, чего ж ты не бежишь к себе в комнату, не будишь сестер? Они, я думаю, с удовольствием послушают про то, как ты одержал надо мной победу и разоблачил мои козни.

Клаус вгляделся в Графа Олафа - тот продолжал ухмыляться, как будто только что отмочил удачную шутку. Отчего он не угрожал Клаусу от злости? Не рвал на себе волосы от разочарования? Не бежал за вещами, чтобы поскорее скрыться? Всё шло совсем не так, как рисовал себе Клаус.

- Хорошо, я пойду и расскажу все моим сестрам, - сказал он и пошел в спальню. Вайолет еще дремала, а Солнышко по-прежнему скрывалась под складками занавески. Сперва Клаус разбудил Вайолет.

- Я всю ночь не ложился и читал, - выпалил он на одном дыхании, едва сестра открыла глаза. - Я выяснил, что задумал Граф Олаф. Ты и судья Штраус и все присутствующие будут думать, что так надо по пьесе, а он женится на тебе по-настоящему. А раз он станет твоим мужем, он будет иметь право распоряжаться деньгами наших родителей, и тогда он от нас избавится.