вниз, даже в ушах засвистело, руки в крыльях почему-то не захватили
достаточное количество воздуха. Потом все-таки подмяли силу под крылья,
остановили падение. На долгий, долгий миг Чулков почти завис на месте...
Но останавливаться было нельзя, он мог снова упасть, и тогда до мавзолея
уже не долетел бы.
люди, кажется, ждали, что он все-таки упадет. А может быть, наоборот,
давали советы, как могли. Чулков еще немного соскользнул вниз, отчаянно
работая крыльями, уже обживаясь в воздухе, и тогда почувствовал, что может
двигаться плавно. Так, взмахивая все уверенней, он тронулся в свой путь до
мавзолея.
около Кремля было легко, да и ветер дул почти попутный, только сносил его
к центру площади, а ему-то нужно было вдоль стены, над елками и трибунами,
которые так и остались с коммунистических времен.
огромной массе людей никто не дышит. А Чулков переваливал через какие-то
всплески воздуха, подбрасывающие вверх, и миновать ямы, затягивающие вниз.
заставляет даже циркачей, людей куда как тренированных, делать то, чего
они и сами-то от себя не ожидали. Он пролетел над людьми, стоящими у
ограды Василия Блаженного, где кончалось милицейское отцепление. Все
смотрели на него, и теперь поддерживали - своим вниманием, и силой
убежденности, и желанием летать. И Чулков понял, что ощущали первые
летчики...
верхушку мавзолея. Слишком уж он растратился, когда сделал такой широкий
крюк. А ведь смог же слетать с балкона через двор и обратно...
кстати, уже и жена с парой каких-то охранников. Чулков оказался не самым
лучшим специалистом по посадке - ударился об стену за трибуной всем телом,
упал, расшиб коленку и локти, на которые принял удар, чтобы не поранить
крылья.
теперь Чулков уже знал, что эту компанию не следует пускать. Не любил он
их, у них слишком много рекламы, и верующие советовали вовсе их не
смотреть... На два других телеканала он все-таки сходил. На одном просто
попытался рассказать историю о мужичке с Девички, но ему не поверили и
чуть не обсмеяли. А на втором и вовсе почти ничего не спрашивали, а тут же
стали раговаривать с психиатром, которого, как оказалось, пригласили
заранее - мол, что Чулков может значить с позиций современной науки о
человеке.
оскорбленным. Он сказал:
двери, по дороге небрежно подняв и уронив на пол стул как знак дебоша.
же выпустили.
телевиденья, всякие журналисты и операторы с камерами стали еще больше
виться около его дома.
принялась приносить вырезки из разных газет и журналов. Выяснилось, что их
можно заказать в соответствующей фирме, хотя стоило эта услуга немало.
Зато вырезки собирались чуть не со всего света, и многие были на таких
языках, о которых Чулков даже не слышал. К тому же, жена сказала, что
реклама стоит любых денег.
они были по-русски, читал. В одной он ознакомился с заключением какого-то
спеца, ссылающегося на Ури Геллера, что это - новое слово иллюзионной
технологии. И обосновывал тем, что Чулков, якобы, может лететь только
между двумя опорами. А с земли не взлетает. От детального комментария его
полета по широкой дуге над головами собравшихся на Красной площади, он
отказался.
откровение пришельцев, требующих, чтобы человечество одумалось, стало
обходиться без холодильников, не рубило лес и больше не вылавливало китов.
Почему его волновали именно киты, а не другие животные, объяснить этот
ученый, разумеется, не смог бы. А потом появились иностранцы. Сначала
французы.
более-менее, выглядело культурно. С контрактом на восьмидесяти страницах,
обещающий такую сумму, что даже жена улыбалась минут пять подряд. И в
Париж их отвезли на спецсамолете, позволив держать крылья при себе.
Москвы газету "Из рук в руки", и когда Федерал Экспресс приволок ей
знакомую кипу на следующее утро прямо в номер "Etoile Saint-Ferdinand",
где их расположили какие-то люди, стала вычитывать, нельзя ли прямо тут,
под Парижем купить дачу.
потому что ему не советовали углубляться в переулки, вышел прямо к
Триумфальной арке. И главное, оказалось, от нее было два шага до авеню де
Нью-Йорк, по сути никакой не авеню, а нормальной набережной, на которую
Чулков и должен был спланировать с Эйфелевой башни. О, разумеется, с
Эйфелевой, как же иначе?
довольно недалеко. Куда ближе, чем Чулков привык в Москве-то, да еще без
собственной машины. И это внушало удивление.
нелегко, а тут еще и ветер, как оказалось, дул почти непрерывно. К тому
же, провода... Чулков уже усвоил, что при полете он их почему-то плохо
видит, наверное, его мозги как-то иначе работают, и не фиксируют такую
эфемерную на вид преграду. А может, он вообще не улавливал преград. Ведь
он и об соседский дом стукнулся, не рассчитав расстояние, и на Мавзолей
приземлился так, что едва в больницу не загремел.
жужжали своими камерами, переговаривались, многие нервно курили. Среди них
почти три четверти оказалось женщин. Чулков решил, что понимает, почему во
Франции тележурналистами служат преимущественно женщины - любвеобильный
народ, а на экране куда интереснее смотреть на что-нибудь приятное.
истории. К тому же, и женщинам было важно рассмотреть его поближе, взять
крупные планы. Мужичкам из телевиденья, как выяснилось, было интереснее,
насколько успешно Чулков справится с задачей, вот они и обосновались
внизу, под башней. К тому же, если он разобъется, добежать до тела можно
будет быстрее...
Гошей, был дурак-дураком, все переводил подряд. Одна ненакрашенная мымра
пристала:
по-русски спросил:
поставить?
жену придерживать его руками. Вдохнул поглубже. Вдруг его кто-то тронул за
руку, это был сын.
Чулков был обычным человеком и умел с таким устройством на плечах только
падать. Тогда он поднялся на ноги и попробовал поработать крыльями.
крылья исправно, и даже как-то радостно заходили за его плечами, и он
понял, что воздух опять становится упругим, как это уже два раза с ним
было.
мостовой, вернее, парил в теплой, прозрачной, мягкой воде. И в отличие от
воды, мог делать что угодно - опускать голову, лететь боком, попробовал