Однако что с тобой приключилось?
мне убираться. Потом появились собаки и дети...
точно! Ты можешь идти, старина? Я хотел бы поискать какую-нибудь тень.
деревья...
народ, так нужно было еще и последнего оставшегося лишить мужества и воли!
Послушай, ты! Я - Мануэль Джонс, и я ставлю условие: или же ты говоришь со
мной, как один свободный бродяга с другим, или же не говоришь вовсе.
Теперь пойдем, поищем твои деревья!
насвистывал под нос непристойную песенку), пересекли ручей и вошли в
заросли. И когда Руго улегся в тени, испещренной пятнами света, ему
показалось, что он заново родился. Руго вздохнул, дал телу расслабиться,
приник к земле, черпая ее древнюю силу.
вывалил их содержимое в котелок. Руго голодным взглядом следил за ним,
стыдясь и злясь на себя за урчание в желудке. Мануэль Джонс присел на
корточки под деревом, сдвинул шляпу на затылок и заново зажег трубку.
ненависти и страха.
последним из племени, которое смогло построить Храм Отейи.
Мануэль. Мы всегда спасались бегством. Мне было очень мало лет, когда
убили мою мать. Я встретил последнего ганнура - так звался наш род, -
когда мне было около двадцати. С тех пор прошло уже почти двести лет. И
теперь я - последний.
на свободу черти!
прошлого. Те, кто это сделал, мертвы. Некоторые люди хорошо относились ко
мне. Один из них спас мне жизнь: убедил других оставить меня в живых. И
некоторые из них были ко мне добры.
ты сказал, Руго, это дело прошлое.
наша, не гуманоидная и недоступная во многом человеческому пониманию, но в
ней было свое величие. О, мы свершили кровавое преступление, уничтожив
вас, и нам когда-нибудь придется ответить за это.
Мануэль. Он замолчал, выпуская в сияющий воздух голубые кольца дыма.
страдающей от истощения планете; сорок лет несли они сквозь пространство
свои надежды, отдавая жизнь кораблям, чтобы дети их смогли долететь - и
тут ваш совет запретил им это. Они просто не могли вернуться, а человек
никогда не был особенно разборчив в средствах, когда его вела нужда. Люди
чувствовали себя одинокими и напуганными, а ваш громадный, ужасный облик
только усугубил дело. Поэтому они и дрались. Но им не следовало этого
делать так тщательно, ибо все превращалось в чистейшей воды жестокость.
не поспела еда.
принадлежностями. - Это не так уж здорово: фасоль с какой-то дрянью, да и
лишней тарелки нет. Бери прямо из котелка, не возражаешь?
желудок. А Чужак, похоже, не шутил. Руго медленно погрузил руки в
посудину, вытащил их уже с пищей и принялся есть в нескладной манере,
свойственной его народу.
ветерком.
чувствовал себя более сытым, чем когда-либо на своей памяти.
Вечером думаю стащить цыпленка.
рядом с ним был некто, кому, похоже, не нужно было ничего, кроме дружбы.
Можно вот так, просто, лежать рядом с ним в тени и смотреть, как одинокий
обрывок облака плывет по горячему небу, и расслабить каждый нерв, каждый
мускул. Чувствовать полноту в желудке, развалиться на траве,
перебрасываться пустыми словами - и это все, больше ничего не нужно...
в Китпорте. Вляпался в одну историю, и пришлось тронуться в путь. И так
мне это понравилось, что с тех пор я так нигде и не осел. Бродяжничаю,
охочусь, иду в любое место, которое мне кажется интересным, - мир велик:
того, что в нем есть, хватит на всю жизнь. Я хочу узнать эту планету,
Нью-Терру, Руго. Я не собираюсь писать книгу или какую-нибудь другую чушь.
Я просто хочу ее узнать. Он приподнялся на локте. - Поэтому я и пришел
повидаться с тобой, - сказал он. - Ты часть древнего мира, последняя его
часть, не считая пустых развалин и нескольких рваных страниц в музеях. Но
я убежден, что твой народ всегда будет незримо присутствовать в нас.
Потому что сколько бы человек здесь ни жил, что-то ваше проникает в него.
пропыленным бродягой, а кем-то иным, кого Руго узнать не мог.
формировала вас, а вы - ее. А теперь ваша земля каким-то образом изменяет
нас - медленно и незаметно. Когда человек живет на Нью-Терре один, под
открытым небом, среди больших холмов, когда в кронах деревьев слышны звуки
ночи, мне кажется, он всегда что-то чувствует. Словно чья-то тень у
костра, чьи-то голоса в шуме ветра и рек, что-то в почве, и это проникает
в хлеб, который он ест, и в воду, которую он пьет... И это - твой
исчезнувший народ.
От нас ничего не осталось.
одинок, как ты. Мы тоже не вечны. Рано или поздно время, наша собственная
глупость, наконец, угасание Вселенной настигнут нас. Надеюсь, что
последний человек будет держаться так же смело, как ты.
причиняли мне боль, и я убегал.
надо спуститься в деревню и найти какую-нибудь работу. Можно мне завтра
снова прийти к тебе?
поворотом тропы. Потом он тихо вздохнул, подумав о том, что Мануэль был
добр. Да, он был первым за сотни лет, кто не испытывал к нему ненависти
или страха, кто был вежлив, не оправдывался, а просто перебрасывался
словами, как одно свободное существо с другим.
Да, Мануэль был хороший бродяга. Завтра он принесет еду - Руго знал это. И
будет сказано больше; дружба станет непринужденней, а глаза - еще более
искренними. Его мучило то, что он ничего не мог предложить со своей
стороны.
остаться даже сейчас, в конце сезона. Птицы, звери и люди не могли все
собрать; а уж искать Руго умел. Конечно, он мог бы принести очень много
ягод, которые украсили бы стол...
запротестовало. С ворчанием, медленно, Руго тронулся в путь. Солнце
катилось к горизонту, но до темноты оставалось еще несколько часов.
склону. Было жарко и тихо, воздух вокруг дрожал, вяло свисали листья на
одиноких деревьях. Высохшая за лето трава резко шуршала под ногами, камни
с негромким стуком, подпрыгивая, катились вниз по длинному склону. Вдали
гряда холмов уходила в голубую дымку. Здесь, наверху, было уныло, но Руго
к этому привык, и ему здесь даже нравилось.
всегда было прохладно и сыро. Если уж быть точным, другие любители ягод
знали это не хуже него, но они не могли побывать во всех укромных уголках: