огонька, два лунных камня, лежащих на дне прозрачного ручья,- над ними, не
задевая их, мерно текли воды жизни. - Милдред!
ним, оно не ощутит дождя, если тучи бросят на него свою вечно движущуюся
тень, оно не почувствует тени. Недвижность, немота... Только жужжание
ос-втулок, плотно закрывающих уши Милдред, только остекленевший взор и
слабое дыхание, чуть колеблющее крылья ноздрей - вдох и выдох, вдох и
выдох,- и полная безучастность к тому, что в любую минуту даже и это может
прекратиться навсегда.
кровати - маленький хрустальный флакончик, в котором еще утром было тридцать
снотворных таблеток. Теперь он лежал открытый и пустой, слабо поблескивая
при свете крошечного огонька зажигалки.
будто две гигантские руки разорвали вдоль кромки десять тысяч миль черного
холста. Монтэга словно раскололо надвое, словно ему рассекли грудь и
разворотили зияющую рану. Над домом пронеслись ракетные бомбардировщики -
первый, второй, первый, второй, первый, второй. Шесть, девять, двенадцать -
один за другим, один за другим, сотрясая воздух оглушительным ревом. Монтэг
открыл рот, и звук ворвался в него сквозь его оскаленные зубы. Дом
сотрясался. Огонек зажигалки погас. Лунные камни растаяли в темноте. Рука
рванулась к телефону.
трубки:
пыль и завтра утром земля будет вся осыпана этой пылью, словно диковинным
снегом.
телефона, дрожа всем телом, беззвучно шевеля губами.
желудок, как черная кобра на дно заброшенного колодца в поисках застоявшейся
воды и загнившего прошлого. Она пила зеленую жижу, всасывала ее и
выбрасывала вон. Могла ли она выпить всю темноту? Или весь яд, скопившийся
там за долгие годы? Она пила молча, по временам захлебываясь, издавая
странные чмокающие звуки, как будто шарила там на дне, что-то выискивая. У
машины был глаз. Обслуживающий ее человек с бесстрастным лицом мог, надев
оптический шлем, заглянуть в душу пациента и рассказать о том, что видит
глаз машины. Но человек молчал. Он смотрел, но не видел того, что видит
глаз. Вся эта процедура напоминала рытье канавы в саду. Женщина, лежащая на
постели, была всего лишь твердой мраморной породой, на которую наткнулась
лопата. Ройте же дальше, запускайте бур поглубже, высасывайте пустоту, если
только может ее высосать эта подрагивающая, причмокивающая змея!
бесстрастным человеком в красновато-коричневом комбинезоне, она выкачивала
кровь из тела и заменяла ее свежей кровью и свежей плазмой.
над неподвижной женщиной.- Желудок - это еще не все, надо очистить кровь.
Оставьте эту дрянь в крови, кровь, как молотком, ударит в мозг - этак тысячи
две ударов, и готово! Мозг сдается, просто перестает работать.
дым вился, лез им в нос и глаза, но ни один из санитаров ни разу не моргнул
и не поморщился.- Это стоит пятьдесят долларов.
не опасна. Я же говорил вам - выкачивается старая кровь, вливается новая, и
все в порядке.
девять-десять таких вызовов в ночь. За последние годы они так участились,
пришлось сконструировать специальную машину. Нового в ней, правда, только
оптическая линза, остальное давно известно. Врач тут не нужен. Двое
техников, и через полчаса все кончено. Однако надо идти,- они направились к
выходу.- Только что получили по радио новый вызов. В десяти кварталах отсюда
еще кто-то проглотил всю коробочку со снотворным. Если опять понадобимся,
звоните. А ей теперь нужен только покой. Мы ввели ей тонизирующее средство.
Проснется очень голодная. Пока!
у гадюки, взглядом, захватив с собой машины и шланг, захватив ящик с жидкой
меланхолией и темной густой массой, не имеющей названия, покинули комнату.
женщину. Теперь ее лицо было спокойно, глаза закрыты, протянув руку, он
ощутил на ладони теплоту ее дыхания.
Никто не знает друг друга. Приходят чужие и насильничают над тобой. Чужие
вырывают у тебя сердце, высасывают кровь. Боже мой, кто были эти люди? Я их
в жизни никогда не видел".
обновила ее. Как порозовели ее щеки, какими свежими и алыми стали губы!
Теперь выражение их было нежным и спокойным. Чужая кровь взамен
собственной...
Если бы можно было самую душу ее отдать в чистку, чтобы ее там разобрали на
части, вывернули карманы, отпарили, разгладили, а утром принесли обратно...
Если бы можно!..
свежий ночной воздух. Было два часа ночи. Неужели прошел всего час с тех
пор, как он встретил на улице Клариссу Маклеллан, всего час с тех пор, как
он вошел в эту темную комнату и задел ногой маленький хрустальный флакончик?
Один только час, но как все изменилось - исчез, растаял тот, прежний мир и
вместо него возник новый, холодный и бесцветный.
доносился из дома, где жили Кларисса, ее отец и мать и ее дядя, умевший
улыбаться так просто и спокойно. Это был искренний и радостный смех, смех
без принуждения, и доносился он в этот поздний час из ярко освещенного дома,
в то время как все дома вокруг были погружены в молчание и мрак.
отвечали, снова и снова сплетая магическую ткань слов.
что делает, пересек лужайку. Он остановился в тени возле дома, в котором
звучали голоса. и ему вдруг подумалось, что если он захочет, то может даже
подняться на крыльцо, постучать в дверь и прошептать: "Впустите меня. Я не
скажу ни слова. Я буду молчать. Я только хочу послушать, о чем вы говорите".
лицом, похожим на ледяную маску, слушая, как мужской голос (это, наверно,
дядя) говорит спокойно и неторопливо:
ценности. Человек в наше время - как бумажная салфетка: в нее сморкаются,
комкают, выбрасывают, берут новую, сморкаются, комкают, бросают... Люди не
имеют своего лица. Как можно болеть за футбольную команду своего города,
когда не знаешь ни программы матчей, ни имен игроков? Ну-ка, скажи,
например, в какого цвета фуфайках они выйдут на поле?
Милдред, заботливо укутал ее одеялом и лег в свою постель. Лунный свет
коснулся его скул, глубоких морщинок нахмуренного лба, отразился в глазах,
образуя в каждом крошечное серебряное бельмо.
Еще одна. Сегодняшний пожар. Одна. Кларисса. Другая, Милдред. Третья. Дядя.
Четвертая. Пожар. Одна, другая, третья, четвертая, Милдред, Кларисса, дядя,
пожар, таблетки снотворного, люди - бумажные, салфетки, используй, брось,
возьми новую! Одна, другая, третья, четвертая. Дождь. Гроза. Смех дяди.
Раскаты грома. Мир обрушивается потоками ливня. Пламя вырывается из вулкана.
И все кружится, несется, бурной, клокочущей рекой устремляется сквозь ночь
навстречу утру...
рот снотворную таблетку. Она медленно растаяла на языке.
встал, с бьющимся сердцем побежал по коридору. В дверях кухни он
остановился.
металлическая рука тут же подхватывала их и окунала в растопленное масло.
были плотно заткнуты гудящими электронными пчелами. Подняв голову и увидев
Монтэга, она кивнула ему.
радиовтулками "Ракушка" Милдред научилась читать по губам. Она снова кивнула
головой и вложила в тостер свежий ломтик хлеба.