приходится говорить, но не думаю, что смогла бы еще раз выдержать его
телепатическое прикосновение. Глаза-щелки инопланетянина наблюдали за
мной, пока я осторожно отсоединяла аспирационные трубки и противоударное
устройство. Вблизи я видела, что его глаза стали бесцветными, а
кровоточащие, лишенные кожи, "руки" были дряблыми, сморщенными. Шея и
голова чужака покрылись белыми пятнами. Он сказал с усилием:
мати... - он замолк, белые пятна на его шее все еще пульсировали, а руки
дергались в агонии, которая казалась еще страшнее в наступившем безмолвии.
ждала, что Хаалфордхен еще что-нибудь произнесет, но внезапно в моем мозгу
раздался резкий повелительный сигнал:
телепатическому прикосновению. Теперь не оставалось никаких сомнений в
том, что терадианин борется за свою жизнь. Отчаянный возглас в моем мозгу
повторился:
гуманоидов для того, чтобы выдержать состояние невесомости, нуждаются в
приеме специальных лекарств, запас которых обычно имеется на всех
звездолетах. У некоторых гуманоидных рас функционирование сердца основано
на том же принципе, что и у людей, то есть зависит от сокращения сердечной
мышцы. У терадиан же циркуляция жидкости, обеспечивающей их
жизнедеятельность, зависит от наличия гравитации. Прокаламин - вещество,
которое вызывает искусственный спазм мышц, - обеспечивает тем самым
перекачку их "крови".
диафрагмальному отверстию, проникла в ванную комнату, нашла шкафчик с
надписью "Первая медицинская помощь" и, отвинтив болты, открыла крышку.
Под прозрачным пластиком были аккуратно разложены стерильные бинты,
антисептики с четкой надписью "для гуманоидов" и, отдельно, для трех типов
негуманоидных рас, пластиковые шарики со стимуляторами.
"прокаламин", и прочла предупреждение: "для использования только
квалифицированным персоналом". Я была сильно озадачена, у меня похолодело
под ложечкой. Что делать: связаться с капитаном "Весты" или вызвать
кого-нибудь из команды? И тут меня охватила холодная решимость. Если я
позову кого-нибудь - Хаалфордхен наверняка не получит стимулятора. Надо
действовать самой!
через наружный покров негуманоидов, проколола шарик и набрала шприцем дозу
прокаламина. После этого, зажав в кулаке пластиковый шарик со все еще
погруженным в него кончиком иглы, я скользнула обратно в каюту, к чужаку,
все еще недвижимо распластанным в своем гамаке.
неизвестно, куда вводить стимулятор, а самое главное - как это сделать в
условиях невесомости. Ведь это, наверное, непросто даже для обученного
человека. Тем не менее, у меня не было выбора и я осторожно приподняла
одну из лишенных кожи "рук". Я не переставая размышляла о том, как мне
узнать, правильно ли выбрано место для инъекции. Мне удалось преодолеть
отвращение, хотя инстинкт из отдаленного прошлого землян подсказывал мне,
что лучше будет бросить нечеловеческую плоть, съежиться от ужаса и
завопить, как сделали бы на моем месте мои обезъяноподобные предки.
Покрытая слизью мембрана была горячей и неприятно скользкой на ощупь. Я
боролась с подступающей к горлу тошнотой, одновременно пытаясь найти
место, куда следовало ввести иглу.
подкожного введения, как известно, действует по принципу поршня, но
задачей номер один было проколоть оболочку плоти. От парения в невесомости
у меня закружилась голова и я поняла, что если в ближайшие минуты не
сделаю инъекцию, то не смогу ее сделать совсем.
что если чужак умрет, я лишусь мерзкого соседа и мое межпланетное
путешествие станет вполне сносным. Но я быстро справилась с соблазном и,
крепко сжимая шприц, попыталась преодолеть дурноту и нарушение
пространственной ориентации, из-за чего терадианин казался то над, то подо
мной.
приобретенным мною во время предыдущих полетов желанием свернуться в
клубок и так парить в невесомости. Я приблизилась к терадианину. Я
понимала, что если бы смогла сблизиться с ним на минимальное расстояние,
то наши два тела создали бы совместный центр притяжения масс и я смогла бы
наконец сориентироваться в пространстве и ввести терадианину лекарство.
было дряблым и контакт с ним вызывал тошноту. Ощущение толстой, покрытой
слизью конечности, слабо вздрагивающей в моей руке, было омерзительным. В
конце-концов мне удалось сблизиться с ним достаточно, чтобы образовался
общий центр тяжести - ось, вокруг которой я парила, подвешенная в
невесомости.
терадианином, его "руку", поднесла к ней шприц и решительно уколола.
слабое искусственное притяжение, и тело Хаалфордхена снова опустилось в
гамак. "Рука" поплыла вниз и игла выскочила из нее. Я едва подавила в себе
вскрик отчаяния, злость обуяла меня, я взмахнула рукой и... кубарем
полетела через всю каюту к противоположной стене.
схватила "руку" терадианина, которая уже почти не вздрагивала, и плавно -
каждое резкое движение снова отбросило бы меня от него - завела ее под
ремень и затянула его.
дернулась, и я чуть было не отлетела назад. Но мне удалось зацепиться
ногами под рамой гамака, а свободной рукой я крепко держалась за ремень,
которым был прикован чужак.
совсем отчаявшись, я уразумела, что единственная надежда - надавить на
шприц всей массой своего тела. Я рванулась вперед и это судорожное
движение кинуло меня к телу терадианина. Хотя в невесомости вес у меня
отсутствовал, но за счет момента движения удалось вонзить иглу глубоко в
плоть руки чужака. Я до отказа вдавила поршень шприца, затем медленно
приподняла голову и... увидела матроса, который, просунув голову в дверной
люк, с отвращением смотрел на меня. С места, где он стоял, получалось, что
я нахожусь под терадианином, прижавшись к нему.
вытащила иглу из тела терадианина. Холодный осуждающий взгляд матроса
изменился. Теперь он глядел на меня с выражением, средним между ужасом и
обвинением.
дверях, с лицом, вытянувшимся над тесным воротничком его черной кожаной
униформы. Затем, так и не сказав ни слова, он не торопясь убрал голову из
люка, диафрагма сжалась за ним, оставив меня наедине с тошнотворным
ощущением гадливости и почти истерической вины.
мои нервы не выдержали и я разрыдалась как последняя дурочка.
удостовериться, жив ли еще Хаалфордхен, когда раздался сигнал, означавший,
что наступило время приема пищи и обед послан по пневмопроводу в мою
каюту. Я апатично отодвинула дверцу в стене.
свой обед к гамаку и установила его в специальные гнезда. После этого,
взглянув на фигуру, безжизненно свисавшую на ремнях безопасности в
соседнем гамаке, я пожала плечами, оттолкнулась и снова отправилась по
воздуху через всю каюту, чтобы принести Хаалфордхену фосфоресцирующие
тюбики.
Чувствуя, что еще немного, и я сойду с ума, я закрепила рядом с ним тюбики
и вернулась к своему гамаку, чтобы заняться непростой проблемой приема
пищи в условиях невесомости.
понимала, что мне предстоит весь путь провести в каюте. На звездолетах
пространство ограничено до минимума. Здесь не предусмотрено помещений для
прогулок пассажиров, всюду теснота и оборудование, требующее
квалифицированного и осторожного обращения, а команда обычно слишком
занята, чтобы следить за томящимися бездельем туристами.
кнопку звонка. Но в остальном мы были предоставлены сами себе.
казались нетронутыми, и я спросила его:
слова - невнятными. К тому же построение фраз стало неправильным, и к ним
примешивались слова его родного самарранского языка - он пытался
переложить дословно свои мысли на понятный мне язык.
Хаалфордхен-я погружаюсь в благодатное желание... - дальше шел поток
самарранских слов, а затем он произнес, как бы обращаясь к себе: -
Терадиане-мы умираем только на Самарре, и через немного времени
Хаалфордхен-я, знаю, умрет, и должен вернуться на родную планету. Саата.
Ожидать возвращения и умереть, терадиане-мы, когда близка смерть... -