неожиданно полезным некоторым ученым "Флауэра", которых этот вопрос тоже
интересовал. Его собственные отрывочные познания в языке регулов мало чем
могли помочь ему в расшифровке пленок или карт; но он обращался к
специалистам. Со всем присущим ему упорством Дункан пытался заставить их
понять то, чего не понимал сам.
то, что он прежде видел лишь полностью уничтоженным.
собирался уходить, когда на панели интеркома вспыхнула лампочка вызова.
помощника Ставроса. Дункана это удивило. - Помощник Стэн Дункан.
захотел переговорить с ним, разрушить его безвестность. И это произошло
именно тогда, когда ему более всего хотелось остаться одному и дождаться
очередного назначения, чтобы высокопоставленные персоны поскорее забыли о
его существовании.
нему в его кабинет.
ожидания закончился. Где-то в недрах "Флауэра", должно быть, подписаны
бумаги, объявляющие его пригодным к службе; где-то в Номе готово его новое
назначение. Все для пользы колонии Кесрит!
записи на стол, распахнул дверь и шагнул в коридор.
своего привычного распорядка дня: в полдень, закончив лечебные процедуры,
он возвращался к себе в комнату, а оттуда направлялся в библиотеку.
выговор, приказ прекратить посещение библиотеки... или ему запретят
появляться на "Флауэре" и у мри. Он уже вызвал недовольство Ставроса; и
теперь стоило ему не выполнить приказ, как он навсегда окажется на
орбитальной станции или на крейсере "Сабер", который охранял Кесрит.
мри ученым."
поворотах еле ползущих молодых регулов. Регулы тоже не спешили извиниться
перед ним: человека можно было не бояться. Вслед ему летело гневное
шипение, многие юноши останавливались, чтобы свирепо посмотреть ему вслед.
первом этаже Нома, за широкими дверями, через которые могли без труда
проехать тележки регулов.
был землянин, офицер с "Сабера", назначенный на этот пост из-за своих
особых лингвистических способностей, которые были бесполезны на этом
посту; что ж, по крайней мере, Ставрос был по-прежнему осторожен и не
поставил на этот пост юношу-регула, где можно было слишком много
подслушать - а уж регул бы запомнил все слово в слово. Секретарь
встрепенулся, отгоняя скуку, и сдержанно поприветствовал Дункана. Офицеры
регулярной армии уважали Дункана, хотя тот и принадлежал к планетарной
разведке.
покосившись на закрытую внутреннюю дверь, добавил:
вам войти тихо. Он так и сказал, сэр.
секретарь. Он знал: все на Кесрит считают, что он попал в немилость из-за
своей опрометчивости. А как вести себя среди дипломатов, он знал куда
лучше, чем любой интендант из регулярной армии.
"Сабере", это будет полная победа бая регулов. Несколько неосторожных слов
по отношению к Ставросу или баю - и Дункан мог потерять все оставшееся
влияние, которое можно было бы использовать, чтобы помочь мри. И он решил
держать себя в руках. Регул не сможет понять разногласий между стариком и
юношей; а Ставрос, даже если почувствует какой-то намек на возражение,
сделает вид, что не заметил его.
демонстрируя покорность и должное уважение к двум правителям Кесрит.
землянина и бая регулов утонули в металле тележек. Ставрос был очень стар;
половина его тела была парализована почти сразу после прилета на Кесрит.
Этот недуг до сих пор мешал ему говорить, и для разговоров с регулами ему
приходилось пользоваться дисплеем тележки. Но с людьми он старался
разговаривать сам. Сила понемногу возвращалась в частично парализованное
тело, но Ставрос пока что не спешил покидать сделанную регулами тележку -
символ старшего регула. Дункан понимал практические соображения, по
которым Ставрос отказывался покинуть машину: скорость, мощь, мгновенный
доступ к любому контуру в Номе, но он ненавидел политику, которую тот
осуществлял - приспособление человека к регулам, подражание отношениям
регулов.
следующее мгновение он посмотрел на бая Хулага, внешне - сама учтивость, и
дрожащий от гнева внутри, улыбнувшись, когда встретился со взглядом
маленьких темных глаз старшего регула. Вид огромного неуклюжего монстра,
закутанного в расшитый серебром газ, покрытого многочисленными складками
жира, под которыми, особенно в нижних конечностях, почти полностью
атрофировались мускулы, вызывал у Дункана отвращение. Темное, как и
остальная кожа регула - правда, не такое гладкое, - лицо было похоже на
костяную тарелку. Симметричные черты делали его похожим на человеческое,
но каждая из черт по отдельности была абсолютно чуждой. Коричневые круглые
глаза утонули в складках морщин. На месте носа остались щели, которые
могли раздуваться или полностью закрываться. Рот с поджатыми губами
напоминал заживающую рану в нижней части костяной тарелки. Сейчас ноздри
Хулага были плотно сжаты: бай не хотел показывать свое неудовольствие. У
регулов быстрые выдохи соответствовали нахмурившемуся лицу человека.
Ставросу; глаза и ноздри регула расслабились, рот немного приоткрылся.
Является ли такой жест естественным для регула или это всего лишь попытка
подражать человеку, сказать было трудно.
базовом языке.
тележке дисплей повернулся к Дункану; на нем появились слова на базовом
языке: "Садись. Жди."
хотелось узнать, почему его вызвали на это совещание, почему Ставрос решил
использовать его в этом устроенном явно для Хулага спектакле. Дункан плохо
знал язык регулов, поэтому он мало что смог разобрать из слов бая, а
ответов Ставроса вообще не понял. С того места, где он сидел, Дункану был
хорошо виден дисплей старика, но ему удалось прочитать лишь несколько
слов, написанных замысловатыми иероглифами - сами регулы почти никогда не
использовали их: для них в этом не было нужды.
это не забывал, независимо от сложности. Бумага им не требовалась. Свои
записи они обычно надиктовывали на пленку, распечатывая их лишь в том
случае, когда считалось, что те будут необходимы в течение очень долгого
периода времени.
Он сидел тихо, вцепившись руками в края массивного стула, пока два
дипломата обменивались бесконечными любезностями. Наконец Хулаг собрался
уезжать.
улыбкой. - Славный денек, юноша, - сказал он.
юноше по отношению к старшему; и тележка умчалась в открытую дверь,
оставив его сжимающим кулаки и глядящим на Ставроса.
потемнели, отрезая их от внешнего мира. Осталось лишь комнатное освещение.
глазах Ставроса. Дункан сразу же пожалел об этом - ведь Ставрос мог
подумать, что он вот-вот сорвется, а Дункану вовсе не хотелось, чтобы у
старика появились подобные мысли.
приемной, велев никого не впускать, и лишь тогда, вздохнув, позволил себе
расслабиться, по-прежнему пристально наблюдая за Дунканом. - Мне удалось
уговорить Хулага, - заговорил Ставрос, - не снимать с тебя голову. Я
сказал ему, что от пережитого тобой в пустыне твой рассудок помутился.
Такое оправдание Хулага, похоже, устроило: это позволяет ему считать свою
гордость не задетой. Теперь он согласен терпеть твое присутствие, хотя это
ему и не нравится.
это уже стоило ему карьеры, - уничтожил целую расу. Даже если он сам не