неверными. Более того, он находил мысль о расставании болезненной, даже
более болезненной, чем мысль о том, чтобы остаться с ней.
профессора английского и классических языков. Теперь, когда у него было
достаточно денег и досуга, он мог заняться исследованиями, проводить
которые не позволяли ему прежние обязанности. С этим аризонским домом в
качестве базы он мог даже путешествовать. Или не мог? Бренда не откажется
поехать с ним, фактически она настоит на том, чтобы сопровождать его. Но
ей будет настолько скучно, что его собственная жизнь станет несчастной. Он
не мог винить ее в этом, потому что интересы у них были неодинаковые. Но
следует ли ему бросить занятия, обогащавшие его жизнь, просто чтобы
сделать ее счастливой? Особенно, если она все равно не будет счастлива?
нее логики, несправедливость и безосновательность ее обвинений. Все было
бесполезно. Кончила она, как всегда, плача и угрожая оставить его или
покончить с собой.
запланировал, - твердо заявил он. - И все тут!
пепельница отскочила от двери, отщепив кусок дерева.
коридоре, как бывало делала в предыдущих случаях.
мотеля, фонарей вдоль улиц и многочисленных фар автомобилей на бульваре
Апачей. Он вывел машину на бульвар и поехал на восток, а затем свернул на
юг. Через несколько минут он был на дороге в Хохокам Хоумс. Мысль о том,
что он собирался сделать, заставила его сердце забиться быстрее и сделала
его кожу холодной. Это был первый раз в жизни, когда он всерьез думал
совершить преступный акт.
громкоговорителей и голосов детей, игравших на улице, покуда их родители
рассматривали дома.
через Темпе и до Ван Бюрена и в сердце Феникса. Он срезал угол на север,
потом на восток, до тех пор, пока не оказался в городке Скоттдейл. Здесь
он остановился на полтора часа в маленькой таверне. После роскоши четырех
рюмок "Бэт 69" он завязал. Больше он не хотел - скорее, боялся принять
больше, потому что ему не улыбалось быть пьяным, когда он начнет выполнять
свой проект.
вернулось безмолвие. Он припарковал машину позади дома, в котором побывал
в полдень. Одетым в перчатку правым кулаком он разбил окно, давшее ему
доступ в комнату отдыха.
сердце его билось так, словно он пробежал несколько кварталов. Хоть и
испуганный, он вынужден был улыбнуться про себя. Человек, много живший в
своем воображении, он часто мнил себя взломщиком - не заурядным, конечно,
а Раффизом. Теперь он знал, что его уважение к закону было слишком
сильным, чтобы он стал когда-нибудь крупным преступником, или даже мелким.
Совесть мучила его из-за этого маленького акта, выполнение которого он
считал для себя оправданным.
рог.
если его заметят. Стоит ли рог этого.
том, что же он упустил. Его ждало величайшее из всех приключений, такое,
какого не испытывал никакой другой человек. Если он сейчас струсит, то
может с таким же успехом застрелиться, ибо он будет не в состоянии вынести
потери рога или самобичеваний и обвинений в отсутствии смелости.
к стенному шкафу кончиками пальцев.
сторону в полдень. Он медленно подталкивал ее локтем, чтобы избежать шума,
и остановился послушать звуки снаружи дома.
шагов. Он поднес мундштук рога к губам и тихо подул. Раздавшийся из него
трубный звук так сильно поразил его, что он выронил инструмент. Пошарив
вслепую, он обнаружил его наконец в углу помещения.
громче чем первая. Какое-то устройство в роге, наверное серебристая
паутина за мундштуком, регулировало децибельный уровень. Несколько минут
он стоял в нерешительности с поднятым почти у рта рогом. Он пытался
мысленно реконструировать точную последовательность семи слышанных им нот.
гармонические волны. Но он не мог выяснить, которая, не экспериментируя и
не привлекая внимания.
ближайшие к нему. Воспарило семь нот.
последовательности, как ему помнилось.
было не запаниковал. Он выругался, снова поднял рог к губам и нажал на
кнопки в таком порядке, который как он надеялся, воспроизведет "сезам
откройся", музыкальный ключ к другому миру.
затем последовал дальше. Вольф снова затрубил.
дубликатом того, что произвел юноша на вершине поганкообразного валуна.
дыру. Сквозь нее сияла луна. Деревья и валун были видимы только как
силуэты на фоне зеленовато-серебряного излучения от огромного шара, у
которого виден был только сегмент.
незамеченным, но теперь он знал, что должен бежать.
ждал определенно неизбежный стыд и позор. Даже пока сторож повторял свои
требования, Вольф оставил его и свой мир позади. Ему пришлось нагнуться и
высоко шагнуть, перебираясь через съеживавшуюся дыру. Когда он обернулся
на другой стороне бросить последний взгляд, то смотрел сквозь отверстие не
большее, чем корабельный иллюминатор. Через несколько секунд оно исчезло.
тяжело.
слишком велико для его шестидесятилетнего старого сердца. Умер до оказания
помощи. УДОП.
на могиле: "НЕИЗВЕСТНЫЙ ЗЕМЛЯНИН".
он прикинул. Он нес странные и очень приятные, почти фруктовые ароматы.
Повсюду вокруг него кричали птицы - он надеялся, что это были только они.
Где-то далеко звучал тихий рев, но он не был испуган. Он был уверен, без
всякого разумного основания для уверенности, что это был приглушенный
расстоянием грохот прибоя. Луна была полная и огромная, в два с половиной
раза больше земной.
свечения луны, столь же черным, как ночное небо покинутого им мира.
Множество больших звезд двигалось со скоростью и в направлениях, вызвавших
у него головокружение от страха и замешательства. Одна из звезд падала к
нему, становилась все больше и ярче, пока не спикировала в нескольких
футах над головой. В оранжево-желтом свечении с ее тыла он увидел четыре
громадных эллипсоидных крыла, болтающиеся тощие ноги и, коротко, силуэт
головы с антеннами.
мере в десять футов.
скоплений, пока не привык к ним. Он гадал, в каком направлении тронуться,
и наконец, звук прибоя заставил его решиться. Береговая линия даст
определенную точку отсчета, куда бы он ни пошел после этого. Продвигался
он медленно и осторожно, с частыми остановками, чтобы прислушаться и
изучить тени.