взрослый парень. И у тебя нет оснований думать, что мне захочется начать
все сначала.
мне тысячи раз, что ты взрослый мальчик. Один разок приготовь себе
что-нибудь сам.
немного перед тем, как пойдем.
рана. Она почесывает один из напомаженных сосков.
Как ты думаешь, тебе присудят премию?
приехали сюда по той же причине, по которой нам, может быть, придется
уехать отсюда.
Беверли Хиллз появятся антисемиты?")
Чибби. Я не хочу покидать свой насест. Я здесь родилась и выросла; точнее,
на Десятом горизонте, но все равно, и когда я переезжала, все мои друзья
переехали вместе со мной! Я не поеду!
плачь. Ты же знаешь, правительство не имеет права заставлять тебя
насильно. Они не имеют права тебя трогать.
сладенькое, - говорит Завоеватель. - Конечно, если Чиб не получит премию.
А я не стал бы его упрекать, если б он вообще не устраивал этой выставки.
Не его вина, что ты не можешь сказать "нет" дяде Сэму. Ты получаешь по
своей пурпурной карточке - плюс те деньжата, которые платят Чибу с продажи
его картин. И все равно не хватает. Ты тратишь быстрее, чем что-то
получаешь.
черту завтрак, можно поесть и позже. Последнюю картину для Праздника нужно
закончить к полудню. Он нажимает на пластинку, и голые стены яйцевидной
комнаты открываются в нескольких местах, все необходимое для работы
выдвигается на середину, словно дар электронных богов. Зьюксис остолбенел
бы, а Ван Гога хватил бы удар, если б им показали холст, палитру и кисть,
которыми пользуется Чиб.
сгибает и придает определенную форму каждому из нескольких тысяч проводков
на разной глубине. Проволока очень тонкая, видна только под
увеличительными стеклами, и при работе с ней требуется чрезвычайно
деликатное обращение. Чем объясняются и очки с толстыми линзами, которые
надевает Чиб, и длинные, почти как паутинка тонкие инструменты в его руке
на первых этапах создания картины. Проходят сотни часов медленного,
кропотливого труда (как в любви), прежде чем проводки приобретают нужные
очертания.
берется за распылитель краски - покрыть проволочки нужным цветом или
оттенком. Краска высыхает и затвердевает в течение нескольких минут. Чиб
подсоединяет электрические контакты к "корыту" и нажимает на кнопку,
подавая небольшое напряжение на проводки. Те, электропроводки Лилипутии,
раскаляются докрасна под слоем краски и испаряются в облачке голубого
дыма.
как скорлупа, на нескольких уровнях под внешней оболочкой. Скорлупки имеют
разную толщину, но все они настолько тонкие, что свет проникает сквозь
верхнюю оболочку на нижнюю, если картину поворачивать под разными углами.
Часть оболочек-скорлупок служит лишь как отражатели, чтобы усилить
световой поток и таким образом улучшить обзор внутренних деталей.
которая поворачивает "холст" на двенадцать градусов влево от осевой линии
и затем вправо от оси.
его. Хорошо хоть это не внутренний переговорник с очередной Маминой
истерикой. Нет, для Мамы еще рано; она позвонит, и довольно скоро, если
начнет по-крупному проигрывать в покер.
двадцать пять лет после того, как я скрылся с двадцатью миллиардами
долларов и случилась моя мнимая смерть от сердечного приступа, Фалько
Аксипитер снова напал на мой след. Тот самый детектив из Финансового
управления, взявший себе имя Фалькон Ястреб при вступлении в эту
должность. Какое самолюбование! Да, он такой же остроглазый и
безжалостный, как хищная птица, я боялся бы его, если б не мой возраст:
мне слишком много лет, чтобы пугаться обыкновенных человеческих существ.
Кто распустил путы на ногах ловчего сокола, кто снял колпак с его головы?
Каким образом вышел он на старый, давно остывший след?"
который старается осмотреть каждую щель, паря над землей, который
заглядывает в собственную задницу проверить, не спряталась ли там какая
утка. Светло-голубые глаза мечут взгляды, подобные кинжалу, что
выхватывают из рукава и кидают быстрым движением кисти. Они прощупывают
все вокруг, вбирая с шерлок-холмовской проницательностью мельчайшие
существенные детали. Его голова поворачивается то вперед, то назад, уши
подрагивают, ноздри раздуваются, это сплошной радар, сонар, обонар.
постели?
я вас знаю. Уже третий день вы ходите за мной по пятам.
проявляется у него где-то в глубинах кишечника, где никто ее не видит.
звоню?
нем. И не лезьте ко мне. И не пытайтесь заполучить ордер на обыск. Ни один
судья не выдаст вам ордера. Для человека его дом - его убожище... убежище,
я хотел сказать.
убраться из дома. Но ему нужно закончить картину.
на тебя в Полицейское управление. Уверен, что там у тебя спрятана
фидеокамера - в дурацкой шляпе, что у тебя на голове.
маска Хора, бога с орлиной головой. Возможно, его внутренности чуть
раздувает от газов. Если так, он выпускает их незаметно для окружающих.
непросто избавиться от меня. В конце концов...
Старик.
глубокий, как эхо в гробнице фараона. - Хотелось бы повидаться до того,
как ты уйдешь. Другими словами, не мог бы ты уделить пару минут старожилу
в его сумеречный час?
своего Старика. - Тебе принести чего-нибудь?
Время сотворить или разрушить. День сомнений: идти - не идти? Все эти
звонки и предчувствие, что будут еще и другие. Что принесет с собой конец
это дня?
Сердце дома - овальный семейный зал. В первом секторе, если идти по
часовой стрелке, расположена кухня, отделенная от семейного зала складными
ширмами шестиметровой высоты. Чиб изобразил на них сцены из египетских
гробниц, это его очень тонкий намек на пищу, которую мы едим сегодня. Семь
тонких колонн по кругу зала отмечают границу жилых помещений и коридора.
Между колоннами также растянуты гармошки высоких ширм, разрисованных Чибом
в тот период, когда он увлекался мифологией америндов.