домов. Стена из гостиной - это задняя стена дома. У них есть друзья в
другом доме, тоже на четырнадцатом этаже, и одна стена у них в гостиной -
это задняя стена их дома. Иначе говоря, обе семьи живут в двух футах друг
от друга, так как задние стены домов соприкасаются.
гостиной, идут к входной двери. Они идут по длинному коридору к лифту. Они
спускаются на четырнадцать этажей; потом, на улицу, - они должны обойти
квартал. А кварталы там длинные; в плохую погоду им иногда приходится даже
брать такси. Они входят в другой дом, идут через вестибюль к лифту,
поднимаются на четырнадцатый этаж, идут по коридору, звонят у двери, и,
наконец, входят в гостиную своих друзей - всего в двух футах от своей
собственной.
путешествуют Робинсоны, подобен космическим перелетам, действительному
физическому преодолении этих огромных расстояний. - Он пожал плечами. - Но
если бы они могли преодолеть только эти два фута стены, не причинив вреда
ни стене, ни себе, - то вот так и "путешествуем" мы. Мы не пересекаем
пространств, мы оставляем их позади. - Он усмехнулся. - Вдох здесь - выдох
на Верне.
отсюда?
спасать его семью, если можете? Чтобы спасти хотя бы столько, сколько
сможете?
утро.
выбираем некоторых.
только перед самой первой мировой войной мы увидели, к чему все идет; до
тех пор мы только наблюдали. Свое первое агентство мы открыли в Мехико
Сити в 1913 году. Теперь у нас есть отделения во всех больших городах.
Послушайте! Значит...
присоединился к нам в том году или в следующем. Он прожил до 1931 года, до
глубокой старости, и написал еще четыре книги. - Он перевернул обратно
одну страницу и показал на один из домов на первом большом снимке. - Он
жил вот здесь.
в Нью-Йорке и исчез несколько лет назад.
чем-то назад, но я не припомню, как его звали.
кивнул головой.
даже больше, чем я могу выразить. - И добавил очень тихо: - Когда она
перестанет быть шуткой?
Лексингтон-авеню, - потому что другого случая у вас не будет. Я знаю; я
пробовал". И вот я стоял и думал. Мне было бы жаль никогда не увидеть
некоторых людей, и я только что познакомился с одной девушкой. И это был
мир, в котором я родился. Потом я подумал о том, как выйду из этой
комнаты, как пойду на работу, как вернусь вечером к себе. И наконец, я
подумал о темно-зеленой долине на картинке и о маленьком пляже под
утренним солнцем...
не нужен там человек, который не будет счастлив, и если у вас есть хоть
какое-то малейшее сомнение, вы бы лучше...
прямоугольник из желтого картона. На одной стороне его было что-то
напечатано, и через него шла светло-зеленая полоска; он был похож на
железнодорожный билет пригородной линии. Надпись гласила: "Действителен по
утверждении для ОДНОЙ ПОЕЗДКИ НА ВЕРНУ. Передаче не подлежит. В один
конец".
платить.
больше не понадобится, а нам пригодится на расходы. Плата за свет, за
аренду и так далее.
какие стоят в железнодорожных кассах. - Однажды мы продали билет за три
тысячи семьсот долларов. А в другой раз точно такой же билет - за шесть
центов. - Он сунул билет в компостер, ударил кулаком по рычагу, потом
протянул билет мне. На обороте виднелся свеженапечатанный красный
прямоугольник, а в нем слова: "Действителен только на этот день" и дата. Я
положил на стол две пятидолларовых бумажки, доллар и 17 центов мелочью.
наклонившись через конторку, начал рассказывать, как туда попасть.
маленькая витрина на одной из узких улочек западнее Бродвея. На ней не
очень ясная надпись "АКМЕ". Внутри - стены и потолок, покрытие в несколько
слоев старой краской, обиты какой-то штампованной жестью, как бывает в
старых домах. Там стоит старая деревянная конторка и несколько потрепанных
кресел из хромированной стали и искусственной красной кожи. Таких
заведений в этих местах множество: маленькие театральные кассы, никому не
известные автобусные станции, конторы по найму. Вы могли бы пройти мимо
нее тысячи раз, не обратив внимания, а если вы живете в Нью-Йорке, то так
наверняка и случалось.
сигару и перебирая какие-то бумаги; в креслах молча ждали четыре-пять
человек. Человек у конторки взглянул на меня; когда я показал билет, он
кивнул мне на последний свободный стул, и я сел.
миловидная, даже хорошенькая, - вероятно, стенографистка. Напротив, у
другой стены маленькой комнаты, сидел молодой негр в рабочем комбинезоне;
его жена, рядом с ним, держала на коленях маленькую девочку. Был еще
человек лет пятидесяти, который сидел отвернувшись от нас и глядя в окно
на дождь и на прохожих. Он был хорошо одет, и на нем была дорогая серая
шляпа; он походил на вице-президента крупного банка, и я пытался
догадаться, сколько стоил ему билет.
бумаги; потом снаружи к тротуару подъехал маленький, старый автобус, и я
услышал скрип ручного тормоза. Автобус был потрепанный, куплен из третьих
или четвертых рук и покрашен поверх старой краски в белый и красный цвета;
крылья были волнистые от бесчисленных выправленных вмятин, а покрышки
стерлись до того, что стали почти гладкими. На одной стенке виднелась
крупная надпись красными буквами "АКМЕ", а шофер был одет в кожаную куртку
и поношенную кепку, какие носят шоферы такси. Именно такие маленькие
грязные автобусы часто можно увидеть здесь; в них всегда усталые, помятые
молчаливые люди едут неизвестно куда.
сквозь уличное движение на юг, к оконечности Манхэттена; и все мы сидели,
погрузившись каждый в молчание и в свои мысли, глядя в забрызганные дождем
окна. Девочка уснула. Сквозь заплаканное стекло возле меня я видел
промокших людей, столпившихся на автобусных остановках, видел, как они
сердито стучат в закрытые двери переполненных машин, видел напряженные,
измученные лица водителей. На 14-й улице я видел, как мчавшаяся машина
окатила грязной водой из лужи человека на тротуаре, и видел, как
исказилось лицо у этого человека, когда он ругался. Наш автобус часто
останавливался перед красным светом, пока толпы пешеходов переходили
улицу, обходя нас, пробираясь среди других ожидающих машин. Я видел сотни
лиц, но ни одной улыбки.
Лонг-Айленде. Я задремал снова и проснулся в темноте, когда мы, съехав с