Чтение 3–й страницы книги ~Золотые годы Стальной крысы~

Замок слегка заскрежетал--и уступил.

Мгновенно нырнув в комнату, я запер за собой дверь и прижался к ней,
ожидая услышать топот шагов и встревоженные крики.

Ни того ни другого. Теперь можно оглядеться. Комната оказалась
небольшой кладовкой и была до потолка завалена стопами бумаги и грудами
столь дорогих сердцу бюрократа бланков и формуляров. Крохотное оконце
пропускало достаточно света, чтобы ориентироваться. Я мысленно зарисовал
план, потом переставил одну коробку, преграждавшую путь. Все, хватит. Пора
убираться, иначе День Д, Час Ч и Минута М, когда я нарвусь на неприятности,
окажутся в роковой близости. В коридоре ни звука. Теперь быстро за дверь,
запереть замок -- и бросок по коридору обратно в зал, в эпицентр вялой
потасовки. Жаль, что мы испортили игру. Впрочем, нет, жалеть не стоит.
Баррин стрельнул в мою сторону глазами, а я то ли заговорщицки подмигнул, то
ли просто глаз мой дернулся от нервного тика.

Мы с Анжелиной сошлись на том, что при первой встрече контакт должен
быть предельно кратким. Выбор момента вообще играл главную роль. Ради
конспирации встреча должна состояться в сумерках, но не настолько поздно,
чтобы нас отправили баиньки. В назначенный вечер после обеда я вышел из
столовой первым и быстро заковылял к сортиру. Мимо двери и вверх по
лестнице. Пришел впритык, в запасе оставалось буквально несколько секунд.
Открыть и закрыть дверь, несколько шагов по проходу, часы уже наготове.

Быстро перехватить ремешок в обе руки -- для удобства. Прижать его к
оконному запору. Пластик, покрывающий ремешок, тут же сполз, обнажив куда
более твердую пластисталь мини-пилы. Пила громко взвизгнула, раздался резкий
щелчок. Сунув часы в карман, я дотянулся до окна и приоткрыл его.

Снаружи уже ждала Анжелина, вся в черном, вплоть до черных перчаток и
черного грима на лице. Она сунула мне в руки сверток, но вопреки нашему
уговору не удержалась и тихо прошипела: "Самое время!" -- пока я закрывал
окно.

Я тут же смылся, спрятав сверток в складках робы, а укладываясь в
постель, сунул его под подушку, предварительно вытащив детектор.

Вскоре после того, как в тюрьме вырубили свет, я начал ворочаться с
боку на бок с громкими стонами:

-- Никак не уснуть. Бессонница и артрит меня в гроб вгонят. О-ох!

Я поворочался еще чуток, а потом встал и начал слоняться по камере,
почесывая ногу. А заодно почесывая регуляторы детектора с потрясающими
результатами: всего лишь одна телекамера над дверью -- что дарило мне два
слепых сектора вне обзора. Теперь стоило хорошенько выспаться, потому что
наутро предстояла масса работы.

Баррина Баха я отправился искать уже перед самым полуднем, обнаружил
его на солнечной террасе и присел рядом. Он вопросительно приподнял брови,
но я не проронил ни слова, пока не поработал с детектором.

-- Великолепно, -- наконец кивнул я, -- только не говори слишком
громко. Контакт состоялся.

-- Значит, у тебя все есть? Он аж трепетал от волнения.

-- Все. Большая часть упрятана так, что ее не найдут. Выйдем в парк
ровно через двадцать минут.

-- Зачем?

-- Затем, что у меня во рту лазерный оптический телефон. -- Я приоткрыл
губы и продемонстрировал объектив. -- Звук передается через кости черепа на
уши.

-- Какой звук? -- Баррин был явно заинтригован.

-- Звук сладкого голоска моей милой Анжелины, которая держит путь во-он
к тому правительственному зданию, что виднеется за оградой. Такой разговор
перехватить невозможно. Пошли.

Я откинулся на спинку шезлонга, а в нужный момент улыбнулся в сторону
далекого здания. Особой точности не требовалось, поскольку у Анжелины
двухметровый объектив.

-- Доброе утро, любимая.

-- Джим, я жалею, что мы затеяли эту безумную авантюру, -- забренчал в
моем черепе ее голос.

-- Да только теперь она уже мчит на всех парах.

-- Знаю. Но мне не нравится карабкаться по стенам даже в молекусвязных
перчатках и ботинках.

-- Но ты же справилась с этим, любимая. Ты очень сильная и опытная...

-- Если ты осмелишься добавить "для женщины твоих лет", я с тебя живого
шкуру спущу, когда выберешься!

-- У меня и в мыслях этого не было! Слушай, а потянем мы двоих вместо
одного? Я встретил тут старого знакомого, который, честно говоря, однажды
спас мне жизнь. В ледяной пещере. Как-нибудь расскажу на досуге. Ну, так
как?

Она мгновение поколебалась, и я представил себе, как она очаровательно
нахмурилась: моя Анжелина слова не проронит, пока не примет решение.

-- Да, конечно. Надо только поменять транспорт.

-- Хорошо. Раз уж будешь менять транспорт, позаботься, чтобы он
оказался достаточно вместительным.

-- На четверых?

-- В общем, нет. Мне в голову пришла цифра, ну, несколько ближе к
шестидесяти пяти...

-- Сбой связи. Повтори последние слова. Прозвучало "шестьдесят пять".

-- Вот именно! В самую точку! Правильно! -- Я изо всех сил старался
придать голосу радостные нотки и убрать заискивающие, но мою жену не
проведешь.

-- И не пытайся, диГриз, знаю я тебя. Шестьдесят пять -- да это, должно
быть, все зэки до единого!

-- Именно так, любимая. Ровно столько. Я бы предложил в качестве
варианта туристский автобус. Однажды я это проделал, и все прошло как по
маслу. Найди автобус, а завтра в это же время обсудим детали. Надо идти, а
то кто-то приближается.

С этими словами я отключился. На самом деле никто нас не засек, но я
хотел выждать сутки, чтобы поостыл праведный гнев моей благоверной, а уж
потом толковать о деталях.

-- Что случилось? -- поинтересовался Баррин. -- Я слышал, как ты
бормотал себе под нос, и все.

-- Все работает как часы, лучше некуда. Моя дражайшая супруга полна
искреннего энтузиазма, особенно по поводу последних доработок.

-- Каких?..

-- О подробностях после, пора на ленч. Воду не пей.

-- Почему это?

-- Я утром ее проанализировал. Буквально напичкана успокоительными,
селитрой и отупляющими средствами. Потому-то заключенные заговариваются и
еле таскают ноги. По-моему, почти все находятся в куда лучшей форме, чем
выглядят.

На следующий день гнев Анжелины действительно остыл, даже чересчур.
Хотя лазерный телефон иска жал ее голос, превращал его в жужжание, я уловил
г нем ледяные нотки настолько отчетливо, что невольно вспомнил ту самую
пещеру.

-- Автобус есть. Куплен легально. Что еще?

-- Лично тебе -- форма водителя, чтобы оправдать пребывание за рулем. А
еще -- ну, несколько мелочей...

-- Каких, например? -- Температура жидкого азота. Пока я диктовал
список, голос остыл до абсолютного нуля.

-- Это самый безумный план, придуманный куриными мозгами, какой мне
только приходилось слышать. Мне придется из кожи вон лезть, чтобы он не
провалился, а ты выбрался бы в целости и сохранности -- я хочу пришить тебя
собственноручно.

-- Любимая, ты шутишь!

-- А вот узнаешь! -- И она отключилась.

Может, идея и в самом деле не такая и блестящая -- но раз уж я ступил
на эту дорожку, то должен пройти ее до конца. Впервые в жизни я чувствовал
не волнение, а подавленность -- может, перепил воды. И тут я вспомнил о
лекарстве, которое положил в сверток как раз на такой случай.

Пристроившись вне поля зрения "жучка" над дверью, я вынул
вентиляционную решетку и извлек пластиковую бутылку с этикеткой "ОСТОРОЖНО!
ОСОБОВЗРЫВЧАТАЯ ЖИДКОСТЬ". В каком-то смысле так оно и было: сто десять
градусов плюс двадцать лет выдержки в бочке. Хорошее расположение духа
вернулось тотчас же.

Мы с Анжелиной регулярно общались при помощи лазера на протяжении
последующих шести дней. Весьма краткие беседы проходили в официальном ключе,
как ни старался я говорить по-дружески или выдать какую-нибудь шутку. Все
тщетно. Моя милая была не в духе. И не без повода, со вздохом констатировал
я. Оставалось лишь смириться с этим.

На седьмой день наша беседа вообще была односторонней: она произнесла
одно-единственное слово и прервала связь. Кончиком языка я отключил
передатчик и повернулся к Баррину; теперь он выглядел куда живее -- перестал
пить воду в столовой.

-- Срок назначен.

-- И когда?

-- Скажу после обеда.

Он открыл было рот, но тут же его захлопнул, осознав мудрость моего
решения. Чем меньше народу знает, тем меньше шансов проговориться. Сохранить
тайну в тайне под силу лишь одиночке.

В тот же вечер, когда бряцанье ложек по металлу судков сменилось
хлюпаньем серого желеобразного десерта, я отнес свой поднос на мойку, вышел
и закрыл за собой дверь. Кое-кто из хлебавших десерт с вялым интересом в
мутном взоре наблюдал, как я накрыл "жучок" на стене крохотной металлической
коробочкой.

-- Попрошу вашего внимания, -- сказал я, громко постучав ложкой по
столу, подождал, пока гул голосов стихнет, а потом указал на боковую дверь.

-- Сейчас мы все выйдем через эту дверь. Джентльмен, который ее