на вас нет формы, если только ваш костюм, - тут он обратился к Францу, -
не считать формой, но ведь это, скорее, дорожное платье. Вот в этом
вопросе я требую ясности, и я уверен, что после выяснения мы все
расстанемся друзьями.
все мы никакого касательства к вашему делу не имеем. Больше того, мы о нем
почти ничего не знаем. Мы могли бы носить самую настоящую форму, и ваше
дело от этого ничуть не ухудшилось бы. Я даже не могу вам сказать, что вы
в чем-то обвиняетесь, вернее, мне об этом ничего не известно. Да, вы
арестованы, это верно, но больше я ничего не знаю. Моет быть, вам стража
чего-нибудь наболтала, но все это пустая болтовня. И хотя я не отвечаю на
ваши вопросы, но могу вам посоветовать одно: поменьше думайте о нас и о
том, что вас ждет, думайте лучше, как вам быть. И не кричите вы так о
своей невиновности, это нарушает то, в общем неплохое, впечатление,
которое вы производите. Вообще вам надо быть сдержаннее в разговорах. Все,
что вы тут наговорили, и без того было ясно из вашего поведения, даже если
бы вы произнесли только два слова, а кроме того, все это вам на пользу не
идет.
и кто же? Человек, который, вероятно, моложе его! За откровенность ему
приходится выслушивать выговор! А о причине ареста, о том, кто велел его
арестовать, - ни слова! Он даже разволновался, стал ходить взад и вперед
по комнате, чему никто не препятствовал. Сдвинул под рукав манжеты,
поправил манишку, пригладил волосы, сказал, проходя мимо трех молодых
людей: "Какая бессмыслица!", на что те обернулись к нему и сочувственно,
хотя и строго, посмотрели на него, и наконец остановился перед столиком
инспектора.
позвонить ему?
разве что вам надо переговорить с ним по личному делу.
вы такой? Ищете смысл, а творите такую бессмыслицу, что и не придумаешь.
Да тут камни возопят! Сначала эти господа на меня напали, а теперь
расселись, стоят и глазеют всем скопом, как я пляшу под вашу дудку. И еще
спрашиваете, какой смысл звонить прокурору, когда мне сказано, что я
арестован! Хорошо, я не буду звонить!
висел телефон. - Звоните, пожалуйста!
окну, нарушило их спокойное созерцание. Старики хотели было встать, но
мужчина, стоявший сзади, успокоил их.
пальцем в окно. - Убирайтесь оттуда! - закричал он в окошко.
прикрывшего их своим большим телом, и по его губам было видно, как он им
что-то говорил, но издали трудно было разобрать слова. Однако они не ушли
совсем, а словно выжидали минуту, когда можно будет незаметно опять
подойти к окну.
окна.
К., когда он искоса на него взглянул. Впрочем, возможно, что тот и не
слушал, потому что он плотно прижал ладонь к столику и как будто сравнивал
длину своих пальцев. Оба стража сидели на сундуке, прикрытом для красоты
ковриком, и потирали коленки. Трое молодых людей, уперев руки в бока,
бесцельно смотрели по сторонам. Было тихо, словно в какой-нибудь
опустевшей конторе.
за них за всех. - По вашему виду можно заключить, что мое дело исчерпано.
Я склонен считать, что лучше всего не разбираться, оправданны или
неоправданны ваши поступки, и мирно разойтись, обменявшись дружеским
рукопожатием. Если вы со мной согласны, то прошу вас... - И, подойдя к
столику инспектора, он протянул ему руку.
руку. К. подумал, что он ее сейчас пожмет. Но тот встал, взял круглую
жесткую шляпу, лежавшую на постели фройляйн Бюрстнер, и осторожно, обеими
руками, как меряют обычно новые шляпы, надел ее на голову.
по-вашему, нам надо мирно разойтись? Нет, нет, так не выйдет. Но я вовсе
не хочу сказать, что вы должны впасть в отчаяние. Нет, зачем же! Ведь вы
только арестованы, больше ничего. Что я и должен был вам сообщить, сообщил
и видел, как вы это приняли. На сегодня хватит, и мы можем попрощаться -
правда, только на время. Вероятно, вы захотите сейчас отправиться в банк?
рукопожатие отвергли, он чувствовал, особенно когда инспектор встал, что
он все меньше зависит от этих людей. Он с ними играл. Он даже решил, если
они уйдут, побежать за ними до ворот и предложить, чтобы они его
арестовали. Поэтому он и повторил:
поняли. Да, конечно, вы арестованы, но это не должно помешать выполнению
ваших обязанностей. И вообще вам это не должно помешать вести обычную
жизнь...
вплотную к инспектору.
подошел совсем вплотную.
разговоры. Я предположил, что вы хотите пойти в банк. Так как вы каждому
слову придаете значение, добавлю я вас не заставляю идти в банк, я только
предположил, что вы этого хотите. И чтобы облегчить вам этот шаг и сделать
ваш приход по возможности незаметным, я и предоставил в ваше распоряжение
этих трех господ, ваших коллег.
пор только как посторонних людей, глазеющих на фотографии, действительно
были чиновники из его банка; не коллеги - это было слишком сильно сказано
и доказывало, что всеведущий инспектор знает далеко не все, - но
действительно это были низшие служащие из его банка. И как это К. мог их
не узнать? Насколько же он был занят разговором с инспектором и стражей,
что не узнал этих троих! Суховатого Рабенштейнера, вечно размахивающего
руками белокурого Куллиха с запавшими глазами и Каминера с его невыносимой
улыбкой из-за хронически перекошенных мускулов лица.
поклоном пожали протянутую руку. - Совсем вас не узнал. Значит, теперь
отправимся вместе на работу?
дожидались, а когда К. не нашел своей шляпы - она осталась в его комнате,
- они все гуськом побежали туда, что, разумеется, указывало на некоторую
растерянность. К. стоял и смотрел им вслед через обе открытые двери;
последним, конечно, бежал равнодушный Рабенштейнер, он просто трусил
элегантной рысцой. Каминер подал шляпу, и К. должен был напомнить самому
себе, как часто бывало и в банке, что Каминер улыбается не нарочно, больше
того, что улыбнуться нарочно он не может.
прихожей перед всей компанией, и К. по привычке взглянул на завязки
фартука, которые слишком глубоко врезались в ее мощный стан. На улице К.
поглядел на часы и решил взять такси, чтобы не затягивать еще больше
получасовое опоздание. Каминер побежал на угол за такси, а оба других
сослуживца явно пытались развлечь К. И вдруг Куллих показал на парадное в
доме напротив, откуда только что вышел высокий человек со светлой бородкой
и, несколько смущенный тем, что его видно во весь рост, отступил назад и
прислонился к стенке. Очевидно, старики еще спускались по лестнице. К.
рассердился на Куллиха за то, что тот обратил его внимание на этого
мужчину; он же сам видел его еще тогда, у окна, более того, он ждал, что
тот выйдет.
неуместен такой тон по отношению к взрослым людям.
уселись и поехали. Только тут К. спохватился, что он совершенно не
заметил, как ушел инспектор со стражей: раньше из-за инспектора он не
видел троих чиновников, а теперь из-за чиновников прозевал инспектора. Об
особом присутствии духа это не свидетельствовало, и К. твердо решил
последить за собой в этом отношении.
раз, там ли инспектор со стражей или нет. Однако он тут же повернулся
назад н удобно откинулся в угол, даже не посмотрев, там ли они. Хоть он и
не показывал виду, но именно сейчас ему хотелось бы с кем-нибудь
заговорить. Но его спутники явно устали: Рабенштейнер смотрел направо,
Куллих - налево, и только Каминер как будто был готов к разговору, со
своей вечной ухмылкой, над которой, к сожалению, нельзя было подтрунить из
простого человеколюбия.