давным-давно рассыпались прахом и поднялись вверх с дымом, а тело еще
долго шипело; плотные облака благовоний, горящих рядом с костром, не
могли забить запаха горящего тела. И только это мы сжигаем здесь? Мясо,
труп, и больше ничего. Не мою Цзянь-цинь. Лишь костюм, носимый ею в этой
жизни. То, что творило из тела любимую мною женщину, все еще живо.
Обязано жить.
образом чувствует этот переход, превращение Цзянь-цинь.
Глава 2
ВСТРЕЧА
женщинами. Они беспрестанно сражаются меж собой и не могут оставить друг
друга в покое. По-видимому, они не могут понять, что мужчины и женщины,
это различные виды, с совершенно различными потребностями и желаниями.
Только лишь воспроизводство заставляет их вступать в контакт. И ничего
удивительного, что ты так это воспринимаешь. Твои партнеры - это всего
лишь безмозглые трутни, являющиеся всего лишь продолжением самой тебя,
не имеющие собственной тождественности.
мнимого, надуманного любовника и надевают его маску на тело, которое
берут в кровать.
посредством символической репрезентации, вынуждены представлять друг
друга в воображении. А поскольку оно несовершенно, частенько ошибаются.
различным эволюционным причинам, совокупление происходит с
представителями, значительно ниже развитыми. Разум этих существ всегда
намного ниже нашего. Люди же совокупляются с партнерами, бросающими
вызов их лидерству. Конфликт между партнерами возникает не потому, что
общаются менее эффективно, чем мы, но лишь потому, что вообще общаются.
свое эссе. Когда она закончила, слова повисли в воздухе над компьютерным
терминалом. Она была довольна собой, искусно и с большой долей иронии
проанализировав характер и личность Римуса Оймана, председателя кабинета
Звездного Конгресса.
тону она прекрасно знала, какое у того выражение лица, и, не поворачивая
головы, улыбнулась в ответ. После двадцати пяти лет супружества они
могли видеть друг друга, не глядя.
близко, что Валентина слыхала дыхание мужа, когда тот читал первые
абзацы. Он был уже не молод; усилие, связанное с наклоном и опорой рук
на фрамугу вызвали, что дыхание сделалось быстрее, чем ей хотелось бы
слышать.
касался ее щеки, щекоча при каждом слове.
как только увидит бедняжку.
время ловлю себя на том, что обвиняю его.
всевозможных преступлениях, тогда он показался всем жестоким, и его
стали бы бояться. Фракция Исполнения Закона возлюбила бы его еще
сильнее, а трусы во всех мирах стали бы кланяться ему еще ниже.
потоньше.
щеке становилось невыносимым. Кроме того, хотя и в меньшей степени,
появился искус желаниями, которые она во время полета удовлетворить не
могла. Просто корабль был слишком маленьким и со всей семьей на борту
слишком забитым, чтобы рассчитывать на минутку настоящего уединения.
случалось сохранять целомудрие на большее время, чем весь этот
сумасшедший полет.
пытается оживить давние воспоминания".
почему ему нельзя промаршировать на параде?
недель. Нам только нужно будет встретить пасынка Эндера, а затем сразу
возвращаемся на курс к Лузитании.
немногих мест на корабле, где мог это сделать. При этом он не удержался
от стона.
из-за этого стола. Так что я не единственный ветхий, больной и жалкий
рамолик в этой семейке.
делают компьютеры, а на корабле при этом ни бортовой, ни килевой качки.
превращают мою Вал в злобную старую ведьму.
реального времени.
снаружи, - заявил Якт. - Временами я даже жалею о том, что друзья Эндера
нашли способ поддерживать нашу связь с Землей.
сих пор только армия могла связываться с кораблями, летящими с
субсветовой скоростью. Если друзьям Эндера удалось этого добиться, я
обязана этим пользоваться. Я просто должна им это.
всего остального человечества получалось бы, что Демосфен публикуется
всего лишь раз в три недели.
потребует от меня возвращение к состоянию девственности, то никогда бы
на такое не согласился.
Трондхейм. Даже ей, даже когда в перспективе ее ждала встреча с Эндером.
Все дети были уже взрослыми или почти что взрослыми. Это путешествие
казалось им великолепным приключением, и они не связывали собственного
будущего с каким-то конкретным местом. Никто из них не избрал для себя
профессии моряка как их отец; все стали учеными или же исследователями,
проводя жизнь в публичных обсуждениях и личных размышлениях. Они могли
бы поселиться где угодно, на любой планете. Якт гордился ими, но в то же
время был разочарован тем, что угаснет вот уже семь поколений длящаяся
традиция, связывающая его семью с морем. Отлет с Трондхейма был
наибольшим отречением, о котором Валентина могла просить мужа... И все
же, он без всяческих колебаний сказал: да.
океаны, льды, штормы, рыба и те невообразимо прекрасные зеленые летние
луга. Вот только его экипажи давным-давно уже уйдут... Уже ушли. Люди,
которых он знал лучше собственных детей, лучше, чем жену - эти люди уже
постарели на пятнадцать лет. Когда же он вернется - если только вернется
- пройдет еще сорок. На шхунах будут плавать их внуки. И они забудут имя
Якта. Для них он будет всего лишь чужим арматором, не моряком, не
человеком, руки которого хранят запах и желтую кровь скрики. Он уже не
будет одним из них.
не удается остаться одним, дело было вовсе не в подколках стареющего
мужа. Осознавал он это или не осознавал, но Валентина понимала истинное
значение его предложений: раз уж я так много отдал ради тебя, не дашь ли
ты мне чего-то взамен?
Отдавалась делу больше, чем следовало бы... и от него тоже требовала
слишком многого. И не важно, сколько мятежных текстов напишет Демосфен
за время путешествия. Гораздо важнее было, сколько людей прочтет их и
поверит им, сколько из них потом будут говорить и действовать против
Звездного Конгресса. Но наиглавнейшей надеждой оставалась та, что
удастся тронуть кого-нибудь в самой администрации Конгресса, и этот
человек поймет свои обязанности перед человечеством и сломает эту
безумную, клановую солидарность. И наверняка написанное ею кого-нибудь
изменит. Их будет не так уж и много, но, может быть, будет достаточно и