якоре ярким утром, занесенный бурей далеко от торговых путей юга, был
мужского рода.
своими двухэтажными палубами, оснащенными сотней весел. Две высокие мачты
с остатками такелажа, оборванного ураганом, чертили зигзаги в подожженном
восходом небе.
человеческих роста от носа до кормы; надстройка над настилом железного
дерева выкрашена голубым, как летние сумерки; позолоченный нос и обширный
изгибающийся китовый хвост кормы; паруса индигового цвета с охряными
фигурами; треугольный парус на корме (его еще называют "акулий плавник").
Имя корабля было написано на боку южными иероглифами: "ИАКИНФ ВАЙН-ЯРД".
янтарем и черным жемчугом, яшмой, тканями, мехами, пурпуром, античной
бронзой с архипелагов Симы и Тинзена.
которых напоминали крокодильи от ударов, как дождь сыпавшихся на них,
ругались и потели, задыхаясь от ненависти над шестами с железными
лопастями. Только приговор к смертной казни обрекает человека сидеть на
веслах, и проходит лет десять, а то и больше, прежде чем они убьют его.
и названный именем одного из них, он приводился в движение болью и гневом,
бушевавшими в его утыканном веслами чреве. В полночь он встретился с
ураганом, одним из тех чужеземцев, с которым не совершишь сделки.
Бесполезные весла закрепили. Помещение для гребцов, хотя и находилось под
палубой, было затоплено водой, проникшей через люки. Кругом лежали мертвые
- как обычно лежат они, неаккуратно и беспомощно; надсмотрщик пытался
переиграть погоду и заплатил за это увечьями и жизнью гребцов. Корабль
метался по воле кипящего холодного моря и черного шторма. Он был хорошо
сделан для такой работы, иначе бы он не выдержал.
которых еще недавно были рабами, а следовательно, людьми сухопутными, как
и я, ничего не знающими о море, думали, что гнев шторма улегся. Они лежали
ниц на палубе, вознося молитвы своим амулетам, так же лежали они, молясь и
блюя, когда свирепствовал шторм. Другие знали, что такое спокойствие в
вортексе, и собирались бросить ценный груз за борт, чтобы умилостивить
море. Офицеры, чья алчность была сильнее треноги и предрассудков, решили
по-иному. Навигационные инструменты были разбиты или разладились, берега в
пределах видимости не было. Капитан придирчиво осматривал свою плетку с
янтарной ручкой. Даже в самый разгар суматохи капитан по имени Чарпон был
скорее угрюм, чем встревожен. Чарпон был сыном "новой" крови,
незаконнорожденным представителем элиты, недавних завоевателей древнего
города. Он чувствовал себя на корабле как дома. Его чувства были
ограничены корыстолюбием, скрытой гордостью, некоей грубой, лишенной
воображения сообразительностью и любовью к мальчикам.
мягко покачивался под ним, Чарпон, с лицом, похожим на кулак, с плеткой в
руке, стоял на носу корабля. Он не думал о смерти, скорее всего, счеты в
его голове подсчитывали убытки - потерянных рабов, утраченные товары,
поврежденное судно. Галера воплощала для него двенадцать лет жизни,
которые он потратил, чтобы купить ее. Ураган все разрушил.
на шелк, более нежный, чем крашеный хлам в трюмах галеры, экипаж снова
опустился на колени, чтобы возблагодарить океан.
благовония. Статуя изображала воина-бога мужского пола с молниями в руках,
сидящего верхом на рыбе-льве с эмалированными крыльями синего и зеленого
цветов. Это был демон волн Хессу, дух, почитаемый моряками Хессека,
принадлежавшими к "старой крови". Чарпона это не волновало.
на группы, чтобы залатать и поставить паруса, залить течи разогретой
смолой и выбросить за борт бесполезных мертвецов. Капитан и его помощники
готовились прокладывать новый курс.
человек по-прежнему немного опасавшихся, что ураган, как тигр в ночи,
может снова напасть. Они суеверно беседовали с красными бусинами
хессекских шейных четок, обещая на берегу принести жертвы всем духам.
Внезапно один из вахтенных завопил в ужасе:
меня боги!"
на палубу. Вскоре появился Чарпон со свернутой плеткой в руке.
религиозен, колебались, говорить ли ему. Поцелуй плетки, однако, развязал
их языки.
повиновение). Кай говорит, что видел человека в море.
помешанный. Чарпон ударил его.
Масримаса, одетого в пламенные сполохи солнца. Я видел его, лау-йесс, а он
шел, шел по морю.
этого червяка и держите его в кандалах, пока повиновение не полезет из
него. Он не будет есть и пить, пока не поправится рассудком.
вахтенный. Голова Чарпона дернулась. Матросы вцепились в поручни. На этот
раз - никакого волшебства. Два человека, выжившие, хоть и с повреждениями
после шторма, плыли на обломках. Один из них слабо шлепал по воде, чтобы
привлечь внимание.
гребцам, если, конечно, они останутся живы. Некоторая, в конце концов,
компенсация, которую можно учесть на счетах, щелкавших в его голове.
наблюдая, как сотни две человек в панике падают ниц, или, того хуже, в
смятении хватаются за оружие, я предпочел быть обнаруженным в образе
беспомощного бедняка. Я слышал крик ужаса того вахтенного, и это было для
меня достаточным предупреждением. Я и Длинный Глаз легли в море. Левитация
избавила нас от необходимости плыть, я поддерживал нас на поверхности и
позволил мелкой волне нести нас к кораблю.
них, и по обшивке из железного дерева мимо написанного иероглифами
названия корабля нас втянули на палубу.
росте, широких костях, смуглой коже. Его волосы были немного завиты и
намаслены и напоминали черную лакированную чашу. У него были белые, но
неровные зубы, напоминавшие шипы, кое-как воткнутые в цемент. В его левом
ухе качалась длинная золотая сережка - в форме символа их огненного бога
Масримаса.
этот язык.
мне встречался. Это был язык завоевателей, названный, как и их раса,
именем их бога. Чарпон кивнул на Длинного Глаза.
были, несомненно, сочтены.
северянах, но не забирались так далеко на протяжении веков.
для торговли земля, руины и горстка варварских племен. Я чувствовал его
грубое притворство, ею злобную алчность и без всякой помощи магии понимал,
что он использует меня там, где ему покажется выгоднее. Появился вопрос -
а могу ли я читать его мысли? Я не знал границ своей силы - должна же она
где-нибудь кончаться? Я вздрогнул от внезапного вмешательства в трясины и
сточные трубы чужого мозга и вяло подумал, что в любом случае я не смогу
им управлять.
масрийском языке. Возможно, он считал, что на нем должен говорить весь мир
к вящей славе его незаконных наследников. Он постучал ручкой плетки, и
один из матросов принес мне горшок с водой, смешанной с каким-то горьким
алкогольным напитком. Длинному Глазу не предложили, и, когда я поделился с
ним своей порцией, это, кажется, задело Чарпона.