кими шариками скатывались по ее пухлым щечкам и капали на платформу,
мгновенно укутываясь станционной пылью. Крепко обхватив меня ручонками,
она причитала: "Хидео! Она вернется! Она обязательно вернется!"
всхлипывания, ощущаю на плечах ее влажные ладошки, электричка, перрон,
солнцепек - все как вчера.
Сууди, Хад'д и я Как самый старший я командовал шумной оравой и сразу
после купания бросал свое маленькое войско на помощь троюродной кузине
Топи, работавшей на станции ирригационного контроля. В конце концов доб-
ровольные помощники доставали ее до печенок, и она прогоняла нас: "Сту-
пайте, помогите кому-нибудь еще, дайте хоть немного спокойно порабо-
тать!" И мы снова отправлялись на берег строить наши песчаные замки.
надцатилетней Исидри отправляется на фотоэлектричке в школу, оставляя на
пыльном станционном перроне Конеко, пусть не в слезах, но в глубоком
молчании - так всегда горевала Исако, наша с нею мать.
эти грустные воспоминания глубоко похоронены под бесчисленными яркими
впечатлениями веселых школярских лет, проведенных сперва в Херхоте, а
затем в Центре Второй Ступени в Ран'не, где я выбрал себе курс темпо-
ральной физики и механики.
тературы, гидрологии и эйнологии, вернулась к родным пенатам - ферма
Удан, деревня Дердан'над, северо-западная область бассейна реки Садуун.
Центре Второй Ступени, увезли накопленную премудрость в родной Удан. Ко-
неко, когда ей исполнилось не то пятнадцать, не то шестнадцать, пыталась
советоваться со мной, как со старшим братом, о продолжении учебы в
Ран'не, но все остальные наперебой уговаривали ее остаться дома. Она
блистала как раз в дисциплинах, которые мы в целом именуем "густым гре-
бешком" - в обычном переводе это "сельский менеджмент", но последнее
плохо отражает всю сложность предмета, включающего перспективное плани-
рование с учетом экологических, экономических, эстетических и иных самых
неожиданных факторов с целью поддержания природного гомеостазиса. Наш
Котенок имела в этом подлинное чутье, и планировщики Дердан'нада приняли
ее в свой Совет еще до того, как ей стукнуло двадцать. Впрочем, я к тому
времени уже уехал.
мой на зимние каникулы. Когда оказывался в родных стенах, тут же сбрасы-
вал с себя всю школьную премудрость, точно опостылевший ранец с учебни-
ками, и мгновенно превращался в прежнего отчаянного деревенского шалопая
- купальня, рыбалка, гулянки, участие в пьесах и фарсах, разыгрываемых в
Большом амбаре, танцплощадка, вечеринки и любовь, любовь едва ли не со
всеми Утренними сверстниками в Дердан'наде и окрестных деревушках.
времяпрепровождения резко переменился. Вместо того чтобы шататься день и
ночь напролет по окрестностям, вместо танцулек в любом гостеприимном до-
ме я стал часто проводить время в родных стенах. Стремясь уберечься от
прочных привязанностей, я со всей возможной деликатностью отдалился от
дорогого сердцу Соты из поместья Дрехе. Часами я мог просиживать на бе-
регу Оро с рыболовной снастью в руке, запечатлевая в памяти хитросплете-
ния струй прямо над нашей купальной затокой. Вода там, обегая парочку
массивных притопленных валунов, закручивалась затейливыми спиралями,
большей частью угасавшими и лишь в единственном глубоком месте сплетав-
шимися в настоящий морской узел, маленький водоворот, быстро сносимый
вниз по течению, где, достигнув очередного валуна, он растворялся, снова
сливаясь с зыбким телом реки, а на его месте уже возникал следующий, за-
тем еще один, и так без конца? Река в ту зиму, напоенная щедрым дождем,
порой захлестывала валуны и разливалась в водную гладь, но всегда нена-
долго - вскоре все опять возвращалось на круги своя.
кузеном Сууди о вещах вполне серьезных и одновременно любуясь порхающими
движениями рук матери, занятой вышивкой бисером на новых занавесках для
гостиной, которые мой отец сострочил на древней - четырехсот лет от роду
- уданской швейной машинке. Я также помог ему разобраться с переналадкой
систем удобрения и севооборота восточных полей в соответствии с новыми
указаниями Совета деревенской общины. Работая вместе в поле, мы, случа-
лось, беседовали, но никогда подолгу. Порой устраивали дома и музы-
кальные вечера; кузен Хад'д, признанный затейник и ударник деревенского
ансамбля, мог сколотить оркестр из кого угодно. А не то я усаживался
сразиться с Тубду в "Укради-слово" - игру, которую она обожала и в кото-
рую почти никогда не выигрывала, так как, сосредоточившись на попытках
стянуть слова у противника, постоянно забывала о защите собственных.
"Попался, который кусался!" - азартно вскрикивала она, размахивая отвое-
ванными у меня фишками, крепко зажатыми в толстых огрубелых пальцах, и
заливаясь беззвучным хохотом, своей Великой Щекоткой; следующим же ходом
я возвращал себе их все с солидной прибавкой из ее кровных запасов.
"Нет, как вам это нравится!" - изумлялась она, озадаченно уставясь на
доску. Иногда участие в игре принимал и мой соотец Кап - тот сражался
куда методичнее, но как-то механически равнодушно, совершенно одинаково
улыбаясь как победе, так и проигрышу.
стенами и бордовыми шторами, с запахом дождя в распахнутом окошке и его
же барабанной дробью по крыше. Я мог часами лежать так в полумраке, ле-
лея свою печаль, свою щемящую и сладостную боль, беду предстоящей разлу-
ки с отчим домом, который я готовился покинуть вскоре и навсегда, чтобы
отправиться в неведомый путь по темной реке времени. Ибо к восемнадцати
годам уже твердо знал, что расставание с родным Уданом, с родной О для
меня неизбежно, что путь мой лежит в иные миры. Таковы были тогда мои
устремления. Такова оказалась моя судьба.
она тоже была там. Участвовала в пьесах, трудилась на ферме, ходила на
танцы, пела в хоре, шаталась по окрестностям, купалась в реке под теплым
дождем - все как у всех. В первый мой приезд из Ран'на, как только я
выскочил из поезда на дердан'надскую платформу, она со слезами радости
на глазах первая встретила меня крепким объятием, затем, смущенно хихик-
нув, отстранилась и после стояла в сторонке несколько скованно и отчуж-
денно - высокая, изящная, смуглая девушка с выражением ожидания чего-то
на прелестном личике. В тот вечер Исидри в моем присутствии буквально
цепенела. Мне казалось, это оттого, что, привыкнув видеть во мне млад-
шею, ребенка, она столкнулась теперь с настоящим мужчиной - как же, во-
семнадцать лет, студент Второй Ступени! Это льстило моему самолюбию, я
стал искать ее общества, старался опекать. Но и в последующие дни Исидри
оставалась какой-то зажатой, постоянно хихикала без повода, никогда не
открываясь начистоту в наших долгих беседах и даже порою как будто чура-
ясь меня. Всю последнюю декаду тех моих каникул Исидри провела в гостях
у дальних родственников своего отца из деревни Сабтодью. Меня задело,
что она не сочла возможным отложить свою поездку всего лишь па десять
дней.
ближе оттого не стала. Она увлеклась религией, ежедневно посещала храм,
штудировала тексты Дискуссий под руководством старейшин. Она была любез-
на, дружелюбна, но вечно чем-нибудь занята. Я не припомню, чтобы мне
хоть раз довелось прикоснуться к ней в ту зиму - не считая разве что
прощального поцелуя на перроне. Мой народ не целуется в губы, мы сопри-
касаемся щеками на миг - или дольше. Тот поцелуй Исидри оказался легче
прикосновения палого листка - мимолетный и едва ощутимый.
на Хайн, а оттуда собираюсь отправиться дальше - и навсегда.
валось тогда сказать, - всего лишь про отъезд на Хайн. После полувздо-
ха-полувскрика: "Так я и знала!" - Исако спросила в обычной своей мане-
ре, мягким, едва ли не извинительным тоном: "Но ведь после Хайна ты смо-
жешь вернуться домой, хотя бы ненадолго?". Мне следовало ответить матери
"да". Ведь это было все, чего она просила. Лучик надежды. Да, разумеет-
ся, после Хайна я мог бы вернуться на время. Но с бесшабашным максима-
лизмом и самовлюбленностью, присущими жестоковыйной юности, я отказался
дать матери то, чего она так хотела. Я стремился оборвать все нити ра-
зом, вырвать из ее души надежду увидеть сына после десятилетней разлуки,
я хотел сразу расставить все точки над "i". "Если примут, я ведь стану
Мобилем", - сообщил я матери. Я старательно подзуживал себя, стараясь
говорить без обиняков. Я даже гордился, если не наслаждался собственной
прямотой, своей правдивостью! Но действительность, как выяснилось лишь
спустя мною лет, оказалось совершенно иной. Правде вообще редко случает-
ся быть простой и ясной, но лишь немногим истинам по плечу спор с моей
судьбой в сложности и витиеватости.
когда-то поступила так же, покинув Терру. И все же обронила позднее в
тот вечер: "Мы ведь сможем изредка беседовать по ансиблю, пока ты будешь
на Хайне". Она как бы ободряла этим меня, не себя. Полагаю, ей припомни-
лось, как сама она, сказав родным последнее "прощай", ступила на борт
СКОКС-корабля, чтобы сойти на Хайне спустя всего лишь несколько реляти-
вистских часов - полвека после смерти на Терре ее матери. Она тоже могла
бы поговорить по ансиблю, но с кем? Я не изведал подобной муки, а вот ей
довелось. И она находила слабое утешение в том, что мне это пока что не
грозит.
словами "пока что?" О, этот горький мед последних деньков! Как же я лю-
бовался собой тогда, я как бы снова балансировал на осклизлом валуне
Пехов Алексей
Самойлова Елена
Афанасьев Роман
Якубенко Николай
Лукьяненко Сергей
Суворов Виктор