Чтение 3–й страницы книги ~Терминус~

загружался машинами и всякой мелочью для Марса. Старт, намеченный на
двадцать восьмое, отложен, три дня идут начисления за простой. Вот
почему такая спешка! Начисления за простой в земном порту могут
разорить и миллионера.

Он медленно перелистывал страницы, не читая поблекших записей,
замечая только отдельные стереотипные обороты речи, курсовые данные,
результаты вычислений -- не задерживался ни на чем, будто искал в
журнале что-то другое. Из потока записей вынырнула одна -- в верху
страницы: "Корабль отправлен на верфи Амперс-Харт для ремонта I
категории".

Дата была трехлетней давности.

Ну, и что же они там улучшили? Он не отличался чрезмерным
любопытством, однако проглядел опись работ, удивляясь все больше и
больше: сменили носовую броню, шестнадцать палубных секций, шпангоуты
крепления реактора, герметичные переборки.

Новые переборки и шпангоуты?

Правда, агент что-то говорил о какой-то давней аварии. Но это
была не обычная авария, а скорее катастрофа.

Пиркс начал листать страницы в обратном порядке, -- может,
удастся узнать что-нибудь из записей, сделанных до ремонта. Нашел порт
назначения -- Марс. Груз -- мелкие товары. Экипаж: первый офицер --
инженер Пратт, второй -- Вайн, пилоты Поттер и Нолан, механик -- Симон.

А командир?

Еще страница -- и Пиркс вздрогнул. Дата приемки корабля --
девятнадцать лет назад. И подпись: первый навигатор -- Момссен.

Момссен!

Пиркса бросило в жар.

Как это Момссен? Ведь не тот же это Момссен? Ведь... ведь там...
был другой корабль!

Но дата совпадала: с тех пор прошло девятнадцать лет.

Минутку. Только не спешить. Не спешить.

Он снова взялся за бортовой журнал. Размашистый, четкий почерк.
Выцветшие чернила. Первый день полета. Второй, третий. Умеренная течь
реактора: 0.4 рентгена в час. Наложили пломбу. Вычисления курса.
Ориентация по звездам.

Дальше, дальше!

Пиркс не читал -- глаза стремительно бегали по строчкам.

Есть!

Дата, которую он заучивал в школе еще мальчишкой, и под ней:

"В 16.40 по корабельному времени принято метеоритное
предупреждение Деймоса об облаке, идущем с юпитеровой пертурбации
Леонид, со скоростью сорок километров в секунду встречным курсом.
Прием метеоритного предупреждения подтвержден. Объявлена тревога. При
постоянной течи реактора 0.4 рентгена в час начат обходной маневр
полной тягой с ориентировочным выходом на Дельту Ориона".

Ниже, с новой строки:

"В 16.51 по корабельному времени на..."

Больше на странице ничего не было. Ничего -- никаких знаков,
каракулей, пятен, ничего, кроме непонятно почему удлиненной, а не
закругленной, как положено, вертикальной черточки последней буквы "а".
В извилистой линии длиной в несколько миллиметров, которой, сползая со
строки на белую равнину листа, обрывалась запись, было все: грохот
попаданий, воющий свист вырывающегося из корабля воздуха, крики людей,
у которых лопались глазные яблоки...

Но ведь тот корабль назывался иначе. Иначе! Как?

Это походило на сон: Пиркс никак не мог вспомнить название, столь
же известное, как название корабля Колумба!

Господи, как же назывался корабль -- последний корабль Момссена?!

Он бросился к книжному шкафу. Толстый том справочника Ллойда сам
попался под руку. Название, кажется, начиналось на "К". "Космонавт"?
Нет. "Кондор"? Нет. Что-то подлиннее, какая-то драма, герой или
рыцарь...

Он бросил том на письменный стол и, прищурившись, начал
внимательно осматривать стены. На панели между книжным шкафом и шкафом
с картами висели приборы: гигрометр, индикатор излучения, регистратор
углекислого газа...

Он по очереди перевернул их. Никаких надписей. Впрочем, они вроде
были новые.

Там, в углу!

Привинченное к дубовой плите, светилось табло радиографа. Таких
уже не делают: смешные, отлитые из латуни украшения окружали диск...
Пиркс быстро выдвинул шурупы, осторожно вытащил их кончиками пальцев,
дернул рамку -- она осталась у него в руке -- и перевернул
металлическую коробочку. Сзади, на золотистой латуни, было
выгравировано одно слово: "КОРИОЛАН".

Это был тот самый корабль.

Он оглядел кабину. Значит, здесь, в этом кресле, тогда, в
последний миг, сидел Момссен?

Пиркс открыл справочник Ллойда на букве "К". "Корсар"...
"Кориолан"... Корабль Компании... 19 тысяч тонн массы покоя... выпущен
с верфи... реактор ураново-водяной, система охлаждения... тяга...
выведен на линию Земля - Марс. Потерян после столкновения с потоком
Леонид. Спустя шестнадцать лет найден патрульным кораблем в афелии
орбиты... После ремонта первой категории, проведенного в Амперс-Харт,
выведен Южной компанией на линию Земля - Марс... Груз -- мелкие
товары... страховой тариф... Нет, не то... Есть!

... под названием "Голубая звезда".

Пиркс закрыл глаза. Как тут тихо. Изменили название. Наверно,
чтобы избежать трудностей с вербовкой команды. Так вот почему агент...

Он стал припоминать, что говорили на Базе, -- это их патрульный
корабль отыскал остов "Кориолана". Метеоритные предупреждения в те
времена всегда приходили слишком поздно. Опубликованное комиссией
заключение было кратким: "Несчастный случай. Виновных нет". А экипаж?
Было доказано, что не все погибли сразу; среди уцелевших оказался
командир, и он сделал все, чтобы люди, отрезанные друг от друга
секциями искореженных палуб, понимавшие, что надежды на спасение нет,
не пали духом и держались до последнего баллона кислорода -- до конца.
Было еще что-то, какая-то жуткая подробность, о которой несколько
недель твердила пресса, пока ее не заслонила новая сенсация. Что это
было?

Вдруг он увидел огромный лекционный зал, доску, исчерченную
формулами, у которой, весь измазанный мелом, терзается Смига, а он,
Пиркс, склонив голову над выдвинутым ящиком стола, украдкой читает
распластанную на дне газету. "Кто может пережить смерть? Только
мертвый". Ну да! Точно! Лишь один уцелел в катастрофе, потому что не
нуждался ни в кислороде, ни в пище и мог пролежать, придавленный
обломками, шестнадцать лет -- автомат!

Пиркс встал. Терминус! Наверняка, наверняка Терминус! Он тут, на
корабле. Стоит только захотеть, решиться...

Чепуха! Механический идиот, машина для пломбирования пробоин,
глухая и слепая от старости. Пресса в извечном стремлении выжать
кричащими заголовками максимум сенсации из любого происшествия
превратила его в таинственного свидетеля трагедии, которого комиссия
якобы слушала при закрытых дверях. Пиркс припомнил тупой скрежет
автомата. Чепуха, явная чепуха!

Пиркс захлопнул судовой журнал, бросил в ящик и взглянул на часы.
Восемь. Надо торопиться. Он отыскал документацию груза. Трюмы были уже
задраены, портовый и санитарный контроль пройден, таможенные
декларации подписаны -- все готово. Он просмотрел товарный сертификат
и удивился отсутствию полной спецификации. Машины -- ладно, но какие
машины? Какая тара? Почему нет диаграммы загрузки с вычисленным
центром тяжести? Ничего, кроме общего веса и схематичного эскиза
размещения груза в трюмах. В кормовом отсеке всего 300 тонн -- почему?
Может, корабль ходит на уменьшенной тяге? И о таких вещах он узнает
случайно, чуть ли не в последний момент?! Пиркс все торопливее рылся в
папках, в скоросшивателях, разбрасывал бумаги, -- но не мог найти ту,
которую искал; история Момссена постепенно улетучивалась из памяти, --
случайно взглянув на вынутый из оправы радиограф, он даже вздрогнул от
удивления. В этот момент ему попался список, из которого он узнал, что
в нижнем трюме, прилегающем дном к защитной плите реактора, уложено
сорок восемь ящиков продовольствия. И опять в спецификации оказалось
лишь общее определение: "скоропортящиеся пищевые продукты". Почему же
их поместили там, где вентиляция хуже всего, а температура во время
работы двигателей наиболее высокая? Нарочно, чтобы испортились, так,
что ли?

Послышался стук.

-- Войдите! -- сказал он, как попало рассовывая в папки
разбросанные по столу бумаги.

Вошли двое. С порога отрапортовали:

-- Боман, инженер-атомник.

-- Симс, инженер-электрик.

Пиркс встал. Симс -- молодой, щуплый человечек с бегающими
глазами на беличьем лице -- то и дело покашливал. В Бомане Пиркс с
первого взгляда признал ветерана. Его лицо покрывал загар с
характерным оранжевым оттенком, какой придает коже длительное
воздействие небольших, наслаивающихся доз космического облучения. Он
едва доходил Пирксу до плеча: во времена, когда Боман начинал летать,
еще принимался во внимание каждый килограмм веса на борту. Он был худ,
но лицо казалось распухшим, под глазами темнели мешки, как у всех, кто
не первый год подвергается сильным перегрузкам. Нижняя губа не