еще успеете!
по-прежнему понятия не имел, как выглядит этот проклятый раст. Пробежав
шагов десять, я увидел серебристую воронку, спускающуюся сверху, основание
одной из тех огромных колонн, которые так поразили меня, - неужели это были
летающие колонны? - люди спешили туда со всех сторон, и внезапно я
столкнулся с кем-то на бегу. Я даже не покачнулся, лишь остановился как
вкопанный, но тот, приземистый толстяк в оранжевом костюме, упал, и с ним
произошло нечто невероятное: его костюм завял на глазах, съежился, как
проколотый воздушный шарик. Я стоял над ним, совершенно ошеломленный, не в
силах даже пробормотать извинения. Он поднялся, посмотрел на меня
исподлобья, но ничего не сказал, отвернулся и отошел широким шагом,
манипулируя руками перед грудью, - костюм его снова как бы наполнился и стал
красивым.
приключения я махнул рукой на поиски всех этих растов, дуков, стыков,
Внешнего Круга и решил выбраться из порта. Приобретенный опыт не располагал
к разговорам с прохожими, поэтому я поехал наугад - вверх, вслед за голубой,
наискось проведенной стрелой, без особых волнений пронизав собственным телом
одну за другой две пламенеющие в воздухе надписи: ВНУТРЕННИЕ ЛИНИИ. Я попал
на эскалатор, довольно многолюдный. Следующий этаж был выдержан в
приглушенных бронзовых тонах с прожилками в виде золотых восклицательных
знаков. Плавные переходы потолков и вогнутых стен. Коридоры, лишенные
сводов, словно тонущие наверху в светящемся пухе. Стало казаться, что близко
жилые помещения, все окружающее чем-то напоминало систему гигантских залов
какой-нибудь гостиницы: оконца, никелированные трубы вдоль стен, ниши, где
сидели какие-то чиновники, - не то обменные пункты, не то почта, не знаю, я
шел дальше. Теперь я был почти уверен, что эта дорога не выведет меня к
выходу и что, судя по длительности подъема, я нахожусь уже в надземной части
порта. Несмотря на это, я продолжал идти в том же направлении. Неожиданное
безлюдье, малиновые плиты с искрящимися звездочками, шеренги дверей.
Ближайшая дверь была приоткрыта. Я заглянул. Одновременно со мной с
противоположной стороны заглянул какой-то огромный плечистый человек - я сам
в зеркале во всю стену. Я распахнул дверь. Фарфор, серебристые трубки,
никелировка. Туалет.
повернул обратно - другой коридор, молочно-белые дорожки, плывущие вниз.
Поручни эскалатора мягкие, теплые, я не считал уходящие этажи, людей
становилось все больше, они останавливались возле покрытых эмалью ящиков,
выраставших из стен на каждом шагу - прикосновение пальца, что-то падало в
руку, они прятали это в карман и шли дальше. Не знаю зачем - я сделал точно
то же, что шедший впереди человек в просторном фиолетовом одеянии: нажал
кончиком пальца на едва заметную вогнутость клавиша, прямо в подставленную
РУКУ упала цветная, теплая полупрозрачная трубка. Я потряс ее, поднес к
глазам - какие-то пилюли? Нет. Пробка? Нет, никакой пробки не было. Зачем
это? Что с этим делали другие? Просто прятали в карман. На автомате надпись:
ЛАРГАН. Я стоял, меня толкали. Внезапно я показался сам себе обезьяной,
которой протянули авторучку или зажигалку; на мгновение мною овладело слепое
бешенство; я сжал зубы, сощурил глаза и, чуть сгорбившись, включился в
текущий мимо поток. Коридор расширялся, это уже был зал. Огненные буквы:
РЕАЛ AMMO РЕАЛ AMMO.
Огромное, панорамное.
тумана по самый горизонт - разноцветные галактики площадей, скопления
спиральных огней, дрожащее зарево над небоскребами; на улицах копошение,
извилистое ползание светящихся бусинок, и над всем по вертикалям -
хаотическая пляска неонов, огненные плюмажи и молнии, кольца, самолеты и
бутыли, багровые одуванчики сигнальных огней на причальных мачтах,
вспыхивающие на миг солнца и выпрыгивающие с механической стремительностью
огненные жилы реклам.
город исчез и появилось огромное трехметровое лицо.
столиц". Сейчас Транстель начинает передачу из школы космолитов...
шаги. Немного вспотел. Вниз! Скорее вниз! Золотые квадраты света. Внутри -
толпы людей, пена в стаканах, почти черная жидкость, нет, нет, не пиво,
поблескивает ядовито-зеленым, и молодежь, парни и девушки, в обнимку,
вшестером, по восемь сразу, перегораживая коридор, шли на меня, им
приходилось разнимать руки, чтобы меня пропустить. Меня тряхнуло.
Оказывается, сам того не заметив, я вступил на движущуюся дорожку. Совсем
близко мелькнули удивленные глаза - красивая темноволосая девушка в чем-то
блестевшем, как фосфоресцирующий металл. Ткань облегала ее, она казалась
нагой. Лица - белые, желтые, несколько высоченных черных парней, но я был
по-прежнему выше всех. Передо мной расступались. Вверху, за выпуклыми
стеклами, мелькали неясные тени, играли невидимые оркестры, а здесь
продолжался этот странный променад. В темных коридорах - безликие фигуры
женщин, светились только припорошенные блестками волосы да пух, прикрывавший
их плечи, - только шеп белели в нем, как странные белые стебли.
Фосфоресцирующая пудра?..
вертлявых - статуй; коридор широкий, как улица, с приподнятыми краями, гудел
от смеха. Что их так веселило? Эти статуи?
рубиновое, насыщенное цветом сияние. Я шел, сощурив глаза. Крутой зеленый
коридор, павильончики, пагоды с переброшенными к ним мостиками, полным-полно
ресторанчиков, острый, назойливый запах жареного, бренчание стекла,
повторяющиеся металлические звуки. Толпа, втянувшая меня сюда, смешалась с
другой толпой, потом стало просторней, все садились в открытый настежь
вагон, нет, он просто был прозрачный, словно отлитый из стекла, даже сиденья
стеклянные и все-таки мягкие. Незаметно для себя я очутился внутри него: мы
уже мчались. Вагон летел, люди перекрикивали громкоговоритель, повторявший:
"Меридионал, Меридионал, стыки на Спиро, Атэйл, Блэкк, Фросом". Весь вагон
словно таял, пронизанный светом; за стенами проносились огненные цветные
полосы, параболические арки, белые перроны. "Фортеран, Фортеран, стыки Гале,
стыки внешних растов, Макра", - бормотал микрофон. Вагон останавливался и
мчался дальше. Удивительное дело: ни торможение, ни ускорение не ощущались,
словно инерция была уничтожена. Как же так? Я проверил это на трех очередных
остановках, чуть подгибая ноги в коленях. На поворотах тоже ничего. Люди
выходили, входили, на передней площадке появилась женщина с собакой - в
жизни такого пса не видел. Он был огромный, с шарообразной головой, очень
некрасивый, в его светло-карих спокойных глазах отражались уносящиеся назад
микроскопические гирлянды огней. РАМБРЕНТ, РАМБРЕНТ. Замелькали синеватые и
белесые светящиеся трубки, лестницы, отливающие кристаллическим блеском,
черные фонтаны, постепенно блеск застывал, каменея, вагон остановился. Я
вышел и растерялся. Над амфитеатром перрона вздымалось многоэтажное знакомое
сооружение - все тот же космопорт, другое место того же самого гигантского
зала, разделенного крыльями белых плоскостей. Я подошел к краю геометрически
правильной чаши перрона - вагон уже отошел - и испытал очередное потрясение:
я находился не внизу, как полагал, а, наоборот, очень высоко, этажах в
сорока над проносившимися в бездне лентами дорожек, над серебряными палубами
мерно двигающихся перронов. В их расщелины вползали продолговатые молчаливые
громады, и шеренги люков выбрасывали наружу людей, как будто эти чудовища,
эти хромированные рыбины откладывали на перрон на равных расстояниях кучки
золотой и черной икры. И над всем этим, далеко, как сквозь дымку, я различал
ползущие по невидимой строчке сверкающие буквы:
ВОЗДАСТ В ОРАТОРИИ ЧЕСТЬ ПАМЯТИ РАППЕРА КЕРКСА ПОЛИТРЫ. ГАЗЕТА "ТЕРМИНАЛ"
СООБЩАЕТ: СЕГОДНЯ В АММОНЛИ ПЕТИФАРГ ДОБИЛСЯ СИСТОЛИЗАЦИИ ПЕРВОГО ЭНЗОМА.
ГОЛОС ЗНАМЕНИТОГО ГРАВИСТА МЫ БУДЕМ ПЕРЕДАВАТЬ В ДВАДЦАТЬ СЕМЬ ЧАСОВ. РЕКОРД
АРРАКЕРА. АРРАКЕР ПОДТВЕРДИЛ СВОЕ ЗВАНИЕ ПЕРВОГО ОБЛИТИСТА СЕЗОНА НА
ТРАНСВААЛЬСКОМ СТАДИОНЕ.
шеренги пылающих канатоходцев, плыли над морем голов, в их свете женские
одежды внезапно вспыхивали холодным металлическим блеском. Я шел, ничего не
замечая, а во мне все звучали слова: "Значит, даже счет времени изменился".
Это добило меня. Хотелось только одного: выйти отсюда, выбраться из этого
дьявольского космопорта, очутиться под открытым небом, на воле, увидеть
звезды, ощутить ветер.
алебастре потолка острый язычок пламени выписывал какие-то слова: ТЕЛЕТРАНС
ТЕЛЕПОРТ ТЕЛЕТОН; стрельчатая арка входа - неимоверная, лишенная опор арка,
словно перевернутый нос ракеты, - вела в зал, крытый окаменевшим золотым
пламенем. В нишах стен - сотни кабинок, люди вбегали в них, поспешно
выбегали, швыряли на пол обрывки лент, нет, не телеграфных, каких-то иных, с
выдавленными на них бугорками, другие ступали по этим обрывкам. Я попробовал
выйти, по ошибке забрел в темную нишу, не успел отступить, что-то
забренчало, вспышка, будто фотолампа, и из щели, окаймленной металлом, как
из почтового ящика, выпал сложенный вдвое листок блестящей бумаги. Я взял
его, развернул, из него выскочила человеческая голова с полураскрытыми,
слегка искривленными тонкими губами, уставилась на меня, сощурив глаза: это
был я сам. Я снова сложил листок, и объемное видение исчезло. Я осторожно
начал раскрывать его - ничего; шире - изображение появилось опять, как будто
выпрыгнуло из ниоткуда, - отдельно от тела, висящая над листком голова с
глуповатым выражением лица. Я всматривался в нее - что это такое, объемная
фотография? Потом сунул листок в карман и вышел.
пожаром, казалось, низвергались на головы толпы, но никто не смотрел вверх,