Можно даже запереть на ключ, - добавил я, вышел в коридор и умышленно
громко, чтобы он слышал, два раза повернул в замке ключ. Я хотел завоевать
доверие Хардена.
Он никак не походил на схему. Он вообще ни на что не походил, разве что на
детские каракули: попросту нарисованы соединенные между собой квадраты,
обозначенные буквами и цифрами, - не то распределительный щит, не то
какой-то телефонный коммутатор, изображенный так, что волосы вставали
дыбом. Символы не использовались, конденсаторы и дроссели были набросаны
"с натуры", словно их рисовал пятилетний ребенок. Смысла во всем этом не
было ни на грош, поскольку оставалось неизвестным, что означают эти
квадратики с цифрами. Тут я заметил знакомые буквы и числа обозначения
различных катодных ламп. Всего их было восемь. Но это не был радиоаппарат.
Под квадратиками располагались прямоугольнички с цифрами, которые уже
ничего мне не говорили; там же виднелись и греческие буквы - а все вместе
выглядело как какой-то шифр или просто как рисунок сумасшедшего.
дыхание Хардена. Я не мог даже приблизительно уловить идею аппарата в
целом, но продолжал изучать рисунок, чувствуя, что из Хардена больше
ничего не вытянешь, а стало быть, придется обойтись тем материалом,
который лежал передо мной. Не исключено, что если я нажму на Хардена и
потребую показать и разъяснить кое-что, то он перепугается и сбежит. И так
уж он оказал мне большое доверие. Поэтому я решил начать с рисунка.
Единственная понятная часть напоминала фрагмент каскадного усилителя, но
скорее это был мой домысел, поскольку, как я уже сказал, все в целом
представляло собой нечто совершенно неизвестное и запутанное. Была
подводка тока с напряжением в 500 вольт - настоящий бред радиотехника,
которого мучают кошмары. Имелись также надписи, которые должны были,
по-видимому, служить руководством тому, кто бы собрал эту установку;
например, замечания о материале, из которого следовало изготовить
распределительный щит. Присмотревшись как следует к этой путанице, я
обнаружил нечто удивительное: наклонные прямоугольнички, стоящие на ножках
и обрамленные шторками, что-то вроде колыбелек. Я спросил Хардена, что это
такое.
точно такой же прямоугольничек, в который действительно было вписано
мелкими буквами слово "экран".
себе отчета в том, что слово "экран" означает в электротехнике нечто
совершенно иное, чем в обыденной жизни, и там, где речь шла об
экранировании отдельных элементов аппаратуры, то есть об отделении друг от
друга электромагнитных полей заслонками, или экранами, из металла, со
святой наивностью нарисовал экранчики, которые видел в кино!
частот, подключенный совершенно новым, неизвестным мне способом,
необычайно остроумно - это была просто первоклассная находка.
меня:
друг... он, стало быть, является в некотором смысле автором...
дрожать.
Казалось, ему делается дурно. Я принес из мастерской табурет, на который
он опустился, словно одряхлев за время разговора.
голову.
расстоянии, то я могу одолжить вам мой радиоаппарат, - сказал я не без
умысла.
действительно здесь.
исказила какая-то спазматическая улыбка.
моя тайна, я не имею права ее выдать... - неожиданно горячо сказал Харден
с такой доверчивостью, что я поверил в его искренность. От напряжения у
меня разламывалась голова, но я не мог уразуметь, о чем идет речь. Одно
было абсолютно ясно: Харден совершенно не разбирался в радиотехнике, а
схема была творением друга, о котором он выражался столь туманно.
быть полностью уверены в моем уменье хранить тайны. Я не хочу даже
спрашивать, что вы делаете и для чего это предназначено, - я указал на
рисунок, - но, чтобы помочь вам, мне надо, во-первых, скопировать рисунок,
а во-вторых, мою копию должен просмотреть ваш друг, который, по-видимому
знает в этом толк...
оставить вам рисунок?
Губы у него дрожали, он заслонил их шляпой. Мне стало очень жаль его.
столь неточной схеме, вряд ли можно смастерить что-либо путное. Пусть ваш
друг просмотрит схему или, черт побери, просто перерисует ее толково.
рисунок у меня из рук, спрятал его во внутренний карман и окинул комнату
невидящим взглядом.
благодарен, до свидания. Я приду, стало быть, если можно. Но никто...
никто... никому...
Выходя, он неожиданно остановился.
достать желатин?
кажется...
подождал минуту, пока не утихли его шаги на лестнице, запер клуб и пошел
домой, настолько погруженный в раздумье, что натыкался на прохожих. Дело,
за которое я, пожалуй, легкомысленно взялся, не вызывало во мне восторга,
но понимал, что участие в постройке этого злосчастного аппарата -
единственный способ узнать, что же, собственно, предпринимают Харден и его
загадочный друг. Дома я взял несколько листов бумаги и попробовал
нарисовать странную схему, которую показал мне Харден, но мне почти ничего
не удалось вспомнить. Наконец я разрезал бумагу на куски и написал на них
все, что знал об этой истории; просидев над листками до вечера, я
попытался сложить из них что-либо осмысленное. Не очень-то мне это
удалось, хотя должен сказать, что дал волю фантазии и, не колеблясь,
выдвигал самые неправдоподобные гипотезы, вроде того, что Харден
поддерживает радиосвязь с учеными какой-то другой планеты, как в рассказе
Уэллса о хрустальном яйце. Но все это как-то не вязалось. Наиболее
очевидное, напрашивающееся заключение, что я имею дело с обыкновенным
сумасшедшим, я отбросил: во-первых, потому, что в чудачествах Хардена было
слишком много методичности, а во-вторых, потому, что так, без сомнения,
звучал бы приговор огромного большинства людей во главе с Эггером. Когда я
уже ложился спать, мелькнула догадка, заставившая меня подпрыгнуть. Я
удивлялся, почему не подумал так сразу, настолько все это было очевидно.
Неведомый друг Хардена, скрывающийся за его спиной, был слепым! Некий
профессионал-электрик, слепой, возможно даже хуже, чем слепой! Когда я
быстро перебрал в памяти некоторые замечания Хардена, а главное -
представил себе жалостливую улыбку, с которой он встретил мое предложение,
чтобы его друг зашел сам, я пришел к заключению, что неизвестный полностью
парализован. Какой-то старый, вероятно, очень старый, человек, много лет
прикованный к постели, в вечном мраке, окружающем его, придумывает
изумительные приборы. Единственный друг, услугами которого он может при
этом пользоваться, совершенно несведущ в электротехнике. Старик, конечно,
со странностями, подозрителен и опасается, что его секрет могут выкрасть.
Гипотеза эта показалась мне вполне правдоподобной. Оставалось лишь
несколько неясных мест: для чего потребовался провод и вилки. Я не
замедлил тщательно исследовать эти пункты. Провод был разрезан на куски
разной длины - по два, два с половиной, три и четыре метра, у вилок
(совершенно новых, неиспользованных, когда я вручил их Хардену) была
сорвана нарезка, а из некоторых торчали отдельные волоски медной
проволоки. Значит, провод был использован не только как предлог, чтобы
завязать со мною знакомство.