симпатичный, терпеливый юноша. Его мать здесь и желает говорить с
доктором.
очень бледна, а покрасневшие глаза и нервно трепетавшие руки
свидетельствовали о бессонных ночах. Ее низкий приятный голос дрожал,
когда она обратилась к высокому хирургу с ясными голубыми глазами.
должны завершить туберкулезные врачи.
легкое мы изъяли из употребления, удалив несколько ребер.
причиняет вред. Многие люди, старые и молодые, живут с одним легким, и
чувствуют себя великолепно... А ваш сын, я думаю, будет совсем здоров. Это
также мнение и специалиста по легочным болезням, который присутствовал при
операции. Никаких излишеств. Если он обладает спокойною и уравновешенною
природою, он проживет дольше, чем кто-либо из нас.
доктора и горячо пожала ее.
сын, я вырастила его моими трудами. Сегодня - самый счастливый день в моей
жизни!
глазах.
матери, - словно молодая девушка, выбежала она из серой больничной
комнаты.
виднелась вывеска красного креста.
всевозможных обещаний... На углу аллеи Бюгдэ великан на минуту
остановился. Он откинул назад голову и медленно, глубоко вздохнул. Впереди
направо простирался фиорд, сияя своей свежей лазурью. Фиорд манил его.
- Приди ко мне, и я подарю тебе новые приключения, новые чувства и новую
весну!..
Никогда он не ощущал так ясно, как в эти норвежские весенние дни, что он
сидит в клетке, красивой, раззолоченной, с будничным, обычным уютом, в
клетке, которая так мало соответствует его непрерывному стремлению, его
тоске по чужим странам, где найдется место для его силы и отваги.
лучше, чем тот человек с одним легким. Здесь было достаточно воздуха,
здесь было солнце над фиордом и скалами. Но посреди всего этого
великолепия повсюду досадно кишели люди, с их обывательскими интересами.
театральное кафе. Он заказал чашку кофе и газету. Кофе показался ему
недостаточно крепким. Газета угнетала его политикой, финансовыми
процессами, ненужными концертами. Крупные заглавия, мелкие события, - все
наводило на него скуку своим мещанским благополучием.
сил страна, что называется Норвегией, задыхается под гнетом лицемерной
действительности. Она носит на челе знак приключений, но их давно уже нет
в ее жизни.
пел в его ушах. Сильнее, чем когда-либо, ощущал он чей-то зов. Словно
какое-то нетерпение зудело под его кожей. Он ясно чувствовал, что снова
наступает время уехать далеко, далеко отсюда. Это чувство уверенности, не
раз приходившее к нему в течение богатой событиями жизни, охватило его на
миг с такой силой, что он уже ожидал какого-то события, которое должно
произойти здесь, между деревьями Дворцового парка. Но, так как ничего не
случалось, он ускорил шаги, и через несколько минут большие чугунные
ворота его жилища в квартале Гомансбюси с шумом захлопнулись за ним.
показалось, что сад странным образом встрепенулся и ожил. У стены стоял
бюст человека с широким лицом и с опущенными веками. Казалось, большое
лицо улыбалось ему.
что новенького?
обманул его.
достойный фактотум и принялся за чистку медных прутьев перед окнами.
бронзовым кулаком, лежало толстое письмо, имевшее такой вид, словно оно
прошло множество почтовых испытаний. Конверт был истрепан и покрыт
пятнами. Ряд штемпелеванных марок указывал на то, что письмо пришло из
Асунсьона, столицы Парагвая. Непохоже было, чтобы доктор спешил открыть
это письмо. Он взвесил его на руке с выражением напряженного любопытства в
глазах. Там, внутри большого грязного конверта, дремало приключение. Он не
ошибся.
время поездки на север, в мало исследованные местности, он встретил
умиравшего человека, назвавшегося профессором патологии Лимского
университета. Этот профессор был так близок к смерти, что на пространные
объяснения не хватило времени. Но умирающий француз поручил Пакваю
передать находящиеся при нем бумаги какому-нибудь смелому и энергичному
молодому ученому, который захотел бы продолжать опасные и необычайно
интересные исследования, о которых сообщал дневник профессора. Несмотря на
то, что Паквай не имел понятия о содержании дневника, написанного
по-французски, он все же был убежден, что речь здесь шла о чем то
совершенно особенном. Поэтому Паквай думал, что это дело заинтересует его
великого господина и друга. И Паквай надеялся, что его друг совершит
путешествие через великое море, и что документы попадут в его руки. Если
же дело потребует экспедиции в Перу или Боливию, то Паквай находится в его
распоряжении и будет ожидать приказаний своего друга и господина у их
общей приятельницы, донны Франчески, которая со своим мужем проживает в
Буэнос-Айресе, все в том же месте, у Палерм-Парка.
по-видимому, было в полном порядке, составлено лимским адвокатом и
подписано надлежащими свидетелями. Оно гласило, что все имущество Раймона
Сен-Клэра, движимое и недвижимое, должно было перейти после его смерти к
его единственной внучке, Инесе Сен-Клэр. Кроме этого, завещание содержало
точный баланс денежного имущества Сен-Клэра. Состояние, хотя и небольшое,
все же вполне обеспечивало юность Инесы Сен-Клэр и давало ей возможность
заняться чем она захочет и спокойно окончить свое образование.
Недвижимость состояла из небольшого летнего домика-бунгало в окрестностях
Лимы, а движимость в деньгах и бумагах была помещена в парижском отделении
Лионского Кредита.
назначенного исполнителем завещания.
стилем, указывающим, что у автора не было времени на подробности и на
красноречивые описания природы. Он обрывался приблизительно за три месяца
до смерти профессора.
в состоянии отчуждения, которого она всегда боялась. Он стоял с блестящими
глазами, наклонившись над какими-то пожелтевшими бумагами. Он отказался от
обеда, - нет, ему не хочется есть, - снял трубку с телефона, и даже
малютка Йунас должен был безуспешно удалиться, так как он застал отца
углубленным в чтение тонкой, в кожаном переплете, книги, которая имела
такой вид, словно долго пролежала в кофейной гуще.
бутерброды. Он не притронулся к ним. Только когда часы пробили полночь,
Йунас Фьельд вскочил со своего стула и огляделся вокруг себя с таким
выражением, какое бывает у человека, внезапно очнувшегося от странного
сна. Он заметил бутерброды и поспешно съел их, запивая пивом из бутылки,
поставленной рядом.
что он прочитал. Он рассеянно и удивленно смотрел на окружавшие его