двадцать, как ему показалось, просто вертя в руках эмблему его звания,
небольшой золотой эполет в виде звездного огня, который он намеревался
носить на левом плече в образуемой цепью петле. Девушка бесконечно долго
передвигала этот эполет то в одну, то в другую сторону, чтобы разместить
его как можно точнее по центру, вымеряя доли дюйма, пока, наконец, не
сказала:
стороны, и сунула ему под нос. Хиссуне увидел мутное, искаженное отражение
- этакий незнакомец в пышных одеждах, будто собравшийся на маскарад. Наряд
имел картинный, театральный, неправдоподобный вид. И все же он осознал то
новое ощущение величавости и властности, пришедшее к нему благодаря
одеянию. Как странно, подумал он, что торопливо подогнанное у модного
портного из Дворца Масок облачение смогло произвести столь разительную
перемену: теперь он больше не Хиссуне - суетливый уличный оборвыш, не
беспокойный и неуверенный в себе молодой человек, но Хиссуне-щеголь,
Хиссуне-павлин, гордый собой соратник Коронала.
добраться вовремя до большого зала Понтифекса.
дальнейшей задержки. Она вошла в комнату, хрупкая, темноволосая, бледная и
усталая женщина, и посмотрела на него с таким благоговением и удивлением,
будто кто-то поймал комету и запустил в свободный полет по ее убогой
квартире. Глаза Эльсиномы горели, от лица исходил свет, невиданный им
раньше.
великолепие.
Горы!
горностаевая мантия, чудесный зеленый дублет и еще, пожалуй, огромная
затейливая подвеска в виде звездного огня на груди. Однако я и так хорош,
правда, мама?
протанцевала вместе с ним по комнате, а затем, отпустив, сказала:
отправляюсь на ужин к столу самого Коронала, буду сидеть рядом,
сопровождать его в поездке, поселюсь на Замковой Горе...
ряд, и Хиссуне торжественно, друг за дружкой поцеловал их, пожал руки и
отстранился, испугавшись за свои одежды, как только женщины попытались
заключить его в объятия. Он видел, что мать и сестры взирают на него, как
на богоподобное существо или, в крайнем случае, на Коронала, будто он
утратил всякое отношение к своей семье, спустился с небес, чтобы сегодня
вечером величаво пройтись по этим безрадостным комнатушкам. Ему мнилось,
что вовсе не он провел восемнадцать лет жизни в этих закопченных
комнатушках на первом уровне Лабиринта; он есть и всегда был Хиссуне из
Замка, кандидатом в рыцари, завсегдатаем королевского двора, знающим толк
во всех его удовольствиях.
начинал, говорил он себе.
жизни, думал он, спускаясь по бесконечной винтовой лестнице на улицу. Так
много перемен. Когда-то они с матерью работали на улицах Лабиринта: она
выпрашивала кроны у проходящей знати, а он бегал за путешественниками,
настойчиво предлагая им свои услуги в качестве гида за полрояла или около
того, чтобы провести их по живописным диковинам подземного города. А
сейчас он пользуется покровительством Коронала, и мать за счет его новых
связей стала буфетчицей в кафе во Дворе Шаров. И все это - за счет удачи,
сверхъестественной и невероятной удачи.
предложил свои услуги высокому светловолосому человеку, даже не
подозревая, что этот незнакомец был не кем иным, как Короналом Лордом
Валентином, свергнутым и оказавшимся в Лабиринте, чтобы добиться поддержки
Понтифекса в борьбе за утраченный престол.
Хиссуне часто спрашивал себя, чем же он так приглянулся Лорду Валентину,
что заставило Коронала вспомнить о нем, отыскать после реставрации,
забрать для работы в Доме Записей, а теперь призвать в святая святых
государственного управления. Вероятно, причиной тому его непочтительность,
саркастические замечания, холодная, небрежная манера держаться, отсутствие
благоговения перед Короналами и Понтифексами, и его самостоятельность,
проявившаяся уже в десять лет. Должно быть, это и произвело впечатление на
Лорда Валентина. А эти рыцари из Замка, подумал Хиссуне, все такие
вежливые, изысканные: наверное, в глазах Коронала я выглядел чужаком,
почище какого-нибудь хайрога. А ведь в Лабиринте полно всяких мальчишек.
Любой из них мог бы уцепиться за его рукав. Но удача улыбнулась именно
мне.
кривые улочки района Двора Гваделумы, где прошла его жизнь, разбегались в
разные стороны, а по бокам виднелись скособочившиеся от возраста
тысячелетние ветхие здания, составляющие границу мира. При резком, слишком
ярком свете - таким светом, столь не похожим на мягкое золотисто-зеленое
солнце, лучи которого никогда не достигали подземелья, был залит весь этот
уровень Лабиринта - выщербленная серая кладка старых зданий просто кричала
о страшной усталости, об изношенности камня. Хиссуне попробовал вспомнить,
замечал ли он когда-нибудь раньше, насколько тут убого и уныло.
испытывал желание сидеть вечерами в четырех стенах своих полутемных
клетушек; они собрались здесь, чтобы послоняться по какой-нибудь аллее.
Хиссуне в его блистательных новых одеждах казалось, что все, кого он
когда-либо знал, вышли на улицы поглазеть на него, похихикать, пофыркать,
окинуть злобным взглядом. Он увидел Ванимуна, родившегося с ним в один
день и час и ставшего когда-то чуть ли не братом, и стройную, с
глазами-миндалинами младшую сестру Ванимуна, которая уже подросла, и
Хойлана с тремя его кряжистыми братьями, и Никкилона, и маленького с
угловатым лицом Гизмета, и продававшего сладкие корешки гумбы вроона с
глазами-бусинками, и Конфалума-карманника, и трех старых сестер-хайрогш,
которых в открытую называли метаморфами, чему Хиссуне никогда не верил, и
еще кого-то, и еще... И все смотрят, и у всех в глазах молчаливый вопрос:
почему ты так вырядился, Хиссуне, к чему эта пышность, зачем эта роскошь?
начнется, а идти еще далеко. Путь ему преграждали все, кого он когда-либо
знал.
драконов!
все плотнее.
расступиться.
поинтересовался Гизмет.
труднее. - У меня важное дело.
окружили его плотной стеной. Сейчас ими двигали обида и зависть. Его
пышный наряд, наплечная цепь, эполет, башмаки, плащ - это, на их взгляд,
было слишком уж вызывающим, слишком высокомерным способом подчеркнуть
открывшуюся между ними пропасть. Мгновение спустя толпа принялась дергать
его за камзол, тянуть за цепь. Хиссуне стало страшно. Уговаривать их было
бесполезно, пробиться силой - попросту безрассудно, а ожидать, что вот-вот
появится патруль прокторов, - безнадежно. Он предоставлен самому себе.
его толкнуть. Он отстранился, но Ванимун успел оставить грязный след на
светло-зеленой ткани плаща. Внезапно Хиссуне охватила бешеная ярость.
морского дракона.
Хиссуне перехватил его запястье и стиснул так, что наглец побледнел.
себе спиной. Особыми бойцовскими качествами Хиссуне никогда не отличался -
для этого он был слишком маленьким и хрупким и полагался обычно на
быстроту и смекалку, - но не давал спуску никому, когда его подстегивала
Панов Вадим
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Бажанов Олег
Прозоров Александр
Никитин Юрий