множества таких ульев, каждый из которых был отдельной колонией насекомых
или чего-то, что соответствовало насекомым в представлении землян.
историй о колесниках, которые возникали где-то на отдаленных границах
вселенной. И если эти жуткие истории не были вымыслом, значит, человек,
наконец, действительно столкнулся с тем гипотетическим врагом, встречи с
которым он опасался с того момента, как вышел в космос.
жутких созданий, но ни одно из них, размышлял Максвелл, не наводило такого
ужаса, как это снабженное колесами гнездо насекомых. В самой его идее было
что-то тошнотворное.
десятками тысяч прибывали внеземные существа, чтобы учиться и преподавать
в его бесчисленных университетах и институтах. И со временем, подумал
Максвелл, в это галактическое содружество, символом которого стала Земля,
могли бы войти и колесники, если бы только удалось установить с ними хоть
какое-то взаимопонимание. Но до сих пор достичь этого не удавалось.
вызывает необоримое отвращение, хотя человек и все другие обитатели
вселенной научились отлично ладить друг с другом?
существа, прибывшие с множества планет самых разных звезд - и прыгуны, и
ползуны, и дергунчики, и катуны. Земля стала плавильной печью галактик,
думал он, тем местом, где встречаются существа с тысяч звезд, чтобы
знакомиться с чужими культурами, чтобы обмениваться мыслями и идеями.
номер пять-шесть-девять-два, до вашего отбытия остается пять минут. Кабина
тридцать седьмая. Пассажир пять-шесть-девять-два, просим вас немедленно
пройти в кабину тридцать семь!
второй планеты Головной Боли, в мрачные, открытые всем ветрам ледяные
города Горести-4, на безводные планеты Убийственных Солнц или на любую
другую из тысяч и тысяч планет, до которых с того места, где он стоял,
можно было добраться в мгновение ока, потому что их объединяла система
передатчиков материи? Но сама эта система служит вечным памятником
кораблям-разведчикам, которые первыми проложили путь сквозь тьму
космического пространства - как пролагают они его и теперь, медленно, с
трудом расширяя пределы вселенной, известной человеку.
неявившимся пассажирам, от жужжания тысяч голосов, разговаривающих на
сотнях языков, от шарканья, топота и перестука множества ног.
тотчас снова остановился, пропуская автокар с аквариумом, заполненным
мутной жижей. В туманной глубине аквариума он разглядел неясные очертания
фантастической фигуры; вероятно, это был обитатель какой-нибудь жидкой
планеты (жидкой, но отнюдь не водяной!), профессор, прибывший на Землю
прочесть курс лекций по философии, а может быть, на стажировку в тот или
иной физический институт.
добрался до дверей и вышел на красивую эспланаду, которая террасами
спускалась к бегущим полосам шоссе. Он с удовольствием заметил, что около
шоссе нет очереди - это случалось не так уж часто.
холодной осенней свежестью. Он казался особенно приятным после недель,
проведенных в мертвой затхлой атмосфере хрустальной планеты.
крупным шрифтом, она торжественно и с достоинством зазывала почтенную
публику:
бежал какой-то человек.
но тут же опустил ее, увидев, что окликнул его кто-то совсем незнакомый.
Тот перешел на рысцу, а потом на быстрый шаг.
познакомились с вами около года назад. У Нэнси Клейтон на ее очередном
вечере-гала.
фамилию. Как будто юрист. И кажется, специализируется на посредничестве.
Один из тех, кто берется за любое дело, лишь бы клиент хорошо заплатил.
из поездки. Не слишком долгой. Но все-таки до чего же приятно вернуться
домой! Ничего нет на свете лучше дома. Потому-то я вас и окликнул.
Несколько недель ни одного знакомого лица, представляете?
станционной площадке. Места для двоих хватит. Доберетесь домой гораздо
быстрее.
но он был прав: по воздуху они доберутся туда гораздо быстрее. А это его
устраивало - он хотел поскорее выяснить положение вещей.
если я вас не стесню.
и в наступившей тишине стал слышен пронзительный свист воздуха,
ударяющегося о металл.
то ли от страха, то ли от изумления. Ведь случилось нечто немыслимое, то,
чего никак не могло быть. Автолеты этого типа никогда не ломались.
могучих деревьев, под которыми прятались скалы. Слева вилась серебристая
лента реки, омывавшая подножия лесистых холмов.
колдовство превращает каждую секунду в целую минуту. И с удлинением
времени пришло спокойное осознание того, что должно было произойти - так,
как будто речь шла не о нем, а о ком-то другом, как будто ситуацию трезво
и реалистически оценивал сторонний наблюдатель, подумал Максвелл. Но
где-то в дальнем, скрытом уголке его мозга жила мысль о паническом страхе,
который вспыхнет чуть позже, когда автолет ринется вниз, на верхушки
деревьев и скал, а время обретет обычную быстроту.
увидел поляну - крохотный светло-зеленый разрыв в темном море деревьев.
и начал поворачивать штурвал медленно и нерешительно, словно проверяя,
будет ли машина слушаться.
медленно падать, но уже в нужном направлении. На мгновение он, казалось,
вышел из-под контроля, затем скользнул вбок, теряя высоту быстрее, чем
раньше, но планируя туда, где среди деревьев был виден просвет.
различал их осенние краски - сплошная темная масса стала красной, золотой
и оранжевой. Длинные багряные копья взметнулись, чтобы пронзить их,
золотые клешни злобно тянулись к ним, чтобы сомкнуться в цепкой хватке.
повис между небом и землей, а затем нырнул к зеленой лужайке в самой гуще
леса.
посадочная площадка.
устремил взгляд на несущийся к ним зеленый круг. Он должен, должен быть
ровным! Ни кочек, ни рытвин, ни ям! Ведь когда создавалась эта лужайка,
почва специально выравнивалась в соответствии с принятыми стандартами.
вновь коснулся травы и покатил по ней без единого толчка. Деревья в
дальнем конце лужайки неслись на них с ужасающей быстротой.
пошла юзом. Когда она остановилась, до стены деревьев было не больше пяти
шагов. Их обступила мертвящая тишина, которая словно надвигалась на них от
пестрого леса и скалистых обрывов.