можно одурачить людей, но не робота. Робота надо пронять главным... А
какой самый главный вид безумия? Вероятно, робота может ужаснуть
по-настоящему только безумие, связанное с потерей способности к полезному
действию.
потому, что правила Центра не позволяли послать Прелесть одну. Мы были
полезны лишь потенциально.
карты и спорили. Большую часть времени мы не сидели без дела. В космосе
так: все время что-то делай, какими бы бессмысленными или бесцельными ни
казались тебе собственные занятия.
составить ему компанию. Я сел на пол и привалился спиной к стене; я не
потрудился даже сесть на стул. Я не курил, потому что курение - это уже
дело, и твердо решил стать настолько инертным, насколько это возможно для
живого человека. Я не собирался шевелить даже пальцем, когда не надо было
есть, спать или садиться.
не любил карт и был занят писанием стихов.
немного, а потом снова сел рядом со мной.
не делаете?
всех этих дел.
чувствовал, что он уже понимает, к чему я клоню. Немного погодя Прелесть
оставила нас в покое, и мы так и сидели, как кайфующие турки.
Прелесть обратила на нас его внимание, когда мы потащились обедать. Она
злилась все больше и называла нас лентяями, каковыми мы, собственно, и
были. Она беспокоилась за наше здоровье и заставила нас пройти в
диагностическую кабину; здесь выяснилось, что мы в полном здравии, и это
довело Прелесть до белого каления.
с Беном снова сели на пол и прислонились к стене. На этот раз к нам
присоединился Джимми.
Сначала чувствуешь себя как-то неловко, потом мучительно и в конце концов
невыносимо. Не знаю, что делали другие, а я вспоминал сложные
математические задачи и пытался решить их. Я играл в уме в шахматы партию
за партией, но ни разу не мог удержать в памяти больше двенадцати ходов. Я
окунулся в свое детство и пытался последовательно восстановить в памяти,
что когда-то делал и что испытал. Чтобы убить время, я забирался в самые
странные дебри воображения. Я даже сочинял стихи, и, откровенно говоря,
они получились получше, чем у Джимми.
поведение наше нарочито, но на сей раз возмущение, что могут существовать
такие бездельники, взяло верх над холодным мышлением робота.
она драла глотку. Она пыталась пристыдить нас. Она говорила, что мы
никчемные, низкие, безответственные люди. Я и не представлял себе, что она
знает некоторые эпитеты и похлестче.
почти поблекла поэзия нашего Джимми.
соглашались со всем, что она говорила, и это, по-моему, раздражало ее
больше всего.
холодность.
приходилось трудно. Мы боялись произнести хоть слово и поэтому не могли
сговориться, как быть дальше. Мы были вынуждены продолжать ничего не
делать. Вынуждены, потому что это лишило бы нас тех преимуществ, которых
мы уже добились.
нами. Она кормила нас, мыла посуду, стирала, убирала койки. Она заботилась
о нас, как и прежде, но делала это молча.
мыслящей машины наслоился женский ум? В конце концов, никто из нас не знал
досконально устройства Прелести.
обойденной жизнью, что она с радостью ухватилась бы за любую авантюру,
даже рискуя собой, так как с годами ей уже было бы все равно.
о кошке, канарейке и меблированных комнатах, в которых она жила бы.
бесцельная болтовня, ее маленькие воображаемые победы и желания,
распиравшие ее.
побежденная, наконец сдалась и несет нас к Земле, но, как всякая женщина,
она не хочет признаться в этом, чтобы мы не утешились и не испытывали
удовольствия от сознания, что выиграли и летим домой.
курбетов, которые она выкидывала, Прелесть не осмелится вернуться. Ее
превратят в лом.
чувствовал, что ошибаюсь, но убедить себя в этом не мог и стал поглядывать
на хронометр. Я то и дело говорил себе: "На час ближе к дому, еще на час и
еще. Мы уже совсем близко". Что бы я себе ни говорил, как бы ни спорил с
собой, я все больше склонялся к мысли, что мы движемся по направлению к
Земле.
преисполнен благодарности и облегченно вздохнул.
и надежду. Естественно, никто из нас не мог спрашивать. Одно слово могло
свести нашу победу на нет. Нам оставалось только молча сидеть и ждать, что
будет дальше.
когда люк откроется совсем, а подбежал, протиснулся в образовавшуюся щель
и ловко выскочил наружу. Шлепнувшись на землю так, что из меня чуть не
вышибло дух, я кое-как встал и дал деру. Я не желал рисковать. Мне
хотелось быть вне пределов досягаемости, пока Прелесть не передумала.
меня как ветер. Значит, я не ошибся. Они тоже учуяли запах Земли.
днем. Слева, за широкой полосой песчаного пляжа плескалось море, справа
виднелась гряда голых холмов, спереди чернел лес, отделенный от нас рекой,
которая впадала в море.
оттуда Прелести было бы нелегко. Оглянувшись украдкой, я увидел при свете
луны, что она не двигается с места.
было довольно далеко, а мы улепетывали быстро; после стольких недель
сидения человек не в состоянии много бегать.
принюхиваясь к прекрасным земным запахам: пахло прелыми листьями, травой,
а ветерок со спокойного моря был солоноватым.
были странные - на Земле таких деревьев нет. А когда я выполз на опушку и
посмотрел на небо, то увидел, что и звезды совсем не те.
Земле, и мой ум восставал против всякой иной мысли.
где я.
вовсе не Земля.
повернула домой. Или, может быть, им только хотелось в это верить. Как и у