видимости, предназначен ему.
Консул ни с кем из них раньше не встречался, но некоторые имена были ему
знакомы, и сейчас он воспользовался своим опытом дипломата, чтобы с
первого раза запомнить лица своих будущих спутников.
секты, известной как Католическая Церковь. Несколько секунд Консул
удивленно разглядывал черное одеяние и узкий глухой воротничок, а затем
вспомнил госпиталь Св.Франциска на Хевроне, где почти сорок лет назад его
приводили в чувство после того, как он перебрал во время своего первого
дипломатического поручения. Услышав имя Хойта, он тут же подумал о другом
священнике, пропавшем без вести на Гиперионе во время его консульства.
но создавалось впечатление, что совсем недавно он катастрофически быстро
постарел. Чем дольше Консул смотрел на его изможденное лицо с выступающими
скулами, туго обтянутыми кожей, с большими, глубоко запавшими глазами и
тонкими губами, постоянно искривленными в болезненной гримасе, на его
редкие волосы, поврежденные радиацией, тем ему становилось яснее, что
человек этот уже много лет тяжело болен. Однако Консул с удивлением
обнаружил за маской с трудом подавляемой боли нечто мальчишеское - эти
едва заметные следы детской округлости, слабый румянец и мягкий рот явно
принадлежали более молодому, более здоровому и менее искушенному Ленару
Хойту.
большинство граждан Гегемонии узнали бы в лицо. Правда, внимание публики в
Великой Сети никогда не задерживалось на одном предмете надолго, а сейчас
она меняет кумиров, должно быть, еще быстрее. Если так, то ореол славы и
позора, окружавший полковника Федмана Кассада, "мясника Южной Брешии",
вероятно, уже погас. Впрочем, для поколения Консула и для всех тех, кто
жил неторопливой и отстраненной жизнью, забыть Кассада оказалось не так-то
просто.
Хету Мастину) был в форме ВКС без знаков отличия и наград. Черный мундир
до странности напоминал сутану отца Хойта, но на этом сходство и
заканчивалось. Внешность смуглого и поджарого Кассада являла собой
разительный контраст болезненной худобе священника: на плечах, руках и шее
бугрились могучие мышцы, маленькие темные глаза разом схватывали все
вокруг, как объектив старинной видеокамеры, лицо, казалось, состояло лишь
из углов, теней, выступов и граней. Не изможденное, как у Хойта, а словно
высеченное из холодного камня. Узкая полоска бороды подчеркивала остроту
его черт, как кровь на лезвии ножа.
ягуара, которого ему довелось увидеть много лет назад на Лузусе в частном
зоопарке при корабле-"ковчеге". Говорил Кассад негромко, но Консул не
преминул заметить, что даже молчание полковника привлекает общее внимание.
собрались на одном конце. Напротив Федмана Кассада сидел человек, которого
капитан представил как поэта Мартина Силена.
был худощавым и высоким, а Мартин Силен - низеньким и каким-то
расплывшимся, лицо Кассада навсегда застыло в каменной неподвижности, а
физиономия поэта постоянно ходила ходуном, как у земных приматов. Говорил
он громким дребезжащим голосом. Консул подумал, что в облике Мартина
Силена есть что-то от театрального дьявола: красные щеки, большой рот,
вздернутые брови, острые уши, подвижные руки с длинными пальцами
пианиста... Или душителя? Серебряные волосы поэта были подстрижены простой
челкой.
предательскую синеву на шее и ладонях поэта и заподозрил, что тот уже не
раз омолаживался. Тогда истинный возраст Силена лежит где-то между
девяноста и ста пятьюдесятью стандартными годами. И чем он ближе к верхней
границе, тем вероятнее, что этот служитель муз выжил из ума.
сдержан его сосед, погруженный в невеселые мысли. Услышав свое имя, Сол
Вайнтрауб поднял голову, и Консул увидел короткую седую бородку,
исчерченный морщинами лоб и печальные светлые глаза известного ученого.
Ему доводилось слышать историю этого Агасфера и его безнадежных поисков,
но все равно он был потрясен, увидев на руках старика его дочь Рахиль,
которой сейчас было не более недели. Консул отвел глаза.
Ламия Брон. Когда ее представляли, она посмотрела на Консула так
пристально, что он продолжал ощущать давление ее взгляда даже после того,
как она отвернулась.
Брон ростом была не выше поэта, но свободный вельветовый комбинезон не мог
скрыть ее великолепной мускулатуры. Черные кудри до плеч, брови,
напоминающие две темные полоски, проведенные строго горизонтально поперек
широкого лба, крупный нос с горбинкой, придающий лицу нечто орлиное.
Портрет довершал широкий и выразительный, можно даже сказать, чувственный
рот. На губах у Ламии играла легкая улыбка, то надменная, то шаловливая, а
ее темные глаза, казалось, призывали собеседника выкладывать все
начистоту.
тамплиеру.
Вайнтрауба - это и есть седьмой?
считаться паломником.
тоже) знал, что, согласно правилам церкви Шрайка, количество паломников в
группе должно выражаться простым числом.
тамплиерского звездолета-дерева "Иггдрасиль" и Истинный Глас Древа. Все
замолчали. В наступившей тишине Хет Мастин сделал знак матросам-клонам, и
те принялись накрывать стол для последней трапезы перед высадкой на
планету.
Ламия Брон. Ее хрипловатый, гортанный голос показался Консулу каким-то
необычно волнующим.
несколько стандартных суток. Наши приборы зарегистрировали термоядерные
выхлопы в районе облака Оорта.
дается ему с трудом. Не получив ответа, он повернулся к сидевшему справа
от него Консулу, как бы адресуя свой вопрос ему.
не руководствуются человеческой логикой!
руководствовались человеческой логикой! - Он сделал большой глоток, вытер
рот и снова засмеялся.
власти могут не разрешить нам сесть.
капюшон и осветил желтоватую кожу.
смертью от рук Шрайка, - пробормотал отец Хойт.
- пропел Мартин Силен. Консул вздрогнул: пение поэта могло разбудить даже
человека, погруженного в криогенную фугу. Силен допил вино и поднял пустой
кубок, как бы обращаясь с тостом к звездам:
его декламации тишине, потянулся за бутылкой. Остальные шестеро обменялись
взглядами. Консул заметил, что Сол Вайнтрауб слегка улыбается. Девочка,
спавшая у него на руках, шевельнулась, и он склонился над ней.
- если конвой Гегемонии уйдет и Бродяги захватят Гиперион без боя,
оккупация может оказаться бескровной, и они позволят нам сделать свое
дело.
планету, они сначала разграбят ее, а потом сделают то, что у них
получается лучше всего: сожгут города, раздробят обугленные развалины на
мелкие кусочки, а затем будут жечь эти кусочки до тех пор, пока они не