первый раз сказала Кора. - За пять лет многое могло измениться.
задумываясь. Так сколько же лет прошло? Ни в прошлом, 1994, ни в
позапрошлом году я Флориду не покидал, точно. В 1992... Я не мог
припомнить, что делал в девяносто втором.
мне и подсказывала память.
беспокоился о дальнейшем. Главное... я улыбнулся... главное, что мы
вместе.
ничего не мог узнать. Но шоссе в окружении высоких деревьев, старая
железнодорожная ветка, водонапорная башня там или сям - все было до боли
знакомо.
крупной станцией от "Ангро энерджи", которую я так отчетливо помнил. У
въезда стоял новый знак: "Багдад. Нас. - 442".
дороге, которую в черте поселка с известной натяжкой можно было бы назвать
улицей. Незаасфальтированные дорожки, поросшие кое-где травой, развалюхи
сараи и скособоченные домики с облупившимися фасадами...
я помнил. Впрочем, возможно, на другой стороне поселка...
начались поля.
столичной жизни, то уж во всяком случае мира, в котором существовали
города, - не эта богом забытая дыра. Я помнил... что-то большее. Где
красная кирпичная школа с покрашенными в черный цвет пожарными лестницами,
где белая церковь со шпилем, театр с большим шатром? Где дом моих
родителей?
догадалась, что что-то не так. Вернее, то, что все это время было не так,
теперь обрело конкретную форму.
собственно, не было никакого, даже сейчас, в разгар лета, - и медленно
поехал назад, в ту часть, которую условно можно было бы назвать центром.
Мимо проплыли старые фасады четырех магазинов, совершенно мне не знакомых.
было оставить ее посреди улицы - и мы зашли в кафе.
охлажденный чай. День выдался жаркий, и, наверное, неудивительно, что я
вспотел.
официантку с голубым лаком на ногтях.
безошибочно угадывался старожил. - Вроде, в Перронвиле есть Беллы, -
добавила она.
залетевшей за стекло на кокосовый орех, украшавший что-то сухое и желтое.
Я не хотел смотреть на Кору и на ее ни к чему не обязывающие фразы отвечал
односложным мычанием.
внимательно всматривался в боковые улочки - ничего. Все выглядело
совершенно иначе.
здесь и не пахло - так далеко на север от Солнечного пояса электромобили,
как видно, не дошли. А на новой станции "Ангро", которую я, вроде бы,
помнил - действительно помнил! - устройства для подзарядки были.
Белпатри. Увы, эту фамилию он слышал впервые.
ожидать. Где-то глубоко внутри я все время знал, что и запечатленный в
памяти дом, и мое детство - изощренная ложь. Важно было приехать сюда и
убедиться. И главное, чтобы при этом рядом была Кора.
другие, и дома другие, и люди... А все, что я вижу вокруг, - я этого не
помню. Я никогда в жизни не был в Багдаде.
милях к северо-востоку от Эсканобы по одной дороге? Причем дорогу я помню,
все сходится. Все до края поселка. Потом... словно вживили что-то
чужеродное.
киноэкрана или страницы книги. Мама и папа. Милейшие люди.
лучше, чем там, во Флориде, без единого облачка на горизонте. - Вернешься
со мной во Флориду?
роз...
Майами. Кора попросила меня сесть у иллюминатора, и я наблюдал, как
чернильную тьму прокалывают светящиеся колодцы звезд.
догадываясь и об этом.
автомобиль барахлит, его показывают механику.
психоаналитике. Предположим, какое-то повреждение органического
характера... Куда-нибудь давит осколок кости - последствие твоего
несчастного случая - или что-нибудь в этом роде.
горечью сказала Кора.
домой!" Сильвия Платт. Из поэмы об амнезии. Предпочитаешь жить без памяти?
я, но последняя ее фраза мне не понравилась.
счастливое неведение, сказал я себе. Нет. И тут же опять пришло странное
чувство - а может, отмахнуться от всего этого и плыть по течению, никогда,
никогда, никогда не возвращаясь домой?..
Но мы остановились в гостинице в Майами, где выбор врачей значительно
шире. Кора сразу же села на телефон и разыскала приятеля одного знакомого,
каким-то образом связанного с администрацией медицинского института. По ее
теории, надо обращаться к тому специалисту, к которому приходят с
собственными проблемами другие врачи. Через несколько часов после нашего
приезда я был записан на прием к психиатру, доктору Ралфу Даггетту, на
следующее утро.
высыпало калейдоскоп снов. Из-за бензоколонки в какой-то дикой глуши
выглянул Малыш Уилли Мэтьюс, предупредил меня, что следующий полет в
самолете добром не кончится, и превратился в медведя. Кора, раздевшись,