например, как поступают ко мне продукты питания, откуда берется чистая
вода, как ткут и шьют мою одежду, каким образом канализация содержит
города в чистоте и о других обыкновенных вещах. Наша жизнь представляла
собой сложное взаимодействие специалистов, которые справлялись со своими
обязанностями более или менее эффективно и требовали того же от остальных.
Вот почему мне не верилось, что больница дезорганизована полностью. Я был
уверен в том, что кто-то где-то продолжает держать ее в руках - только, к
сожалению, этот кто-то совершенно забыл о палате сорок восемь.
коридор, мне пришлось признать, что дезорганизация коснулась не только
единственного обитателя сорок восьмой палаты.
шум голосов. Слышались шаркающие шаги, время от времени в пустоте
коридоров отдавалось эхо громкого выкрика, но не было ничего похожего на
сумасшедший рев, который так напугал меня. На этот раз кричать я не стал.
Я осторожно переступил через порог - почему осторожно? Не знаю. Просто
было вокруг что-то настораживающее.
стороны коридор кончался французским окном с матовыми стеклами, на которых
лежала тень балконных перил, и я направился в другую сторону. За поворотом
секция отдельных палат кончалась, и я очутился в более широком коридоре.
а затем, сделав несколько шагов, я заметил человеческую фигуру,
выступившую из тени. Это был мужчина в белом халате, наброшенном поверх
черной куртки и полосатых брюк. Я решил, что он один из штатных врачей
больницы, только непонятно было, почему он так жмется к стене и
пробирается словно на ощупь.
испуганным.
- сорок восьмая палата. Я вышел, чтобы узнать, почему...
Только ко мне все не приходили снять бинты, и я сделал это сам. Мне
кажется, ничего худого в этом нет. Я взял...
позвонить.
толку буквально все.
сейчас?
раздражение.
Глядите глазами, черт подери, вы же зрячий! Вы что, не видите, что я
ослеп?
смотрели, как мне казалось, прямо на меня.
напротив лифта я обнаружил большую цифру "5". Я вернулся и сказал ему об
этом.
лифта, нужно свернуть направо. Затем первый коридор налево, третья дверь.
кабинете я подвел его к столу и вложил ему в руку телефонную трубку.
Несколько секунд он слушал. Затем ощупью поискал на столе телефон и
нетерпеливо постучал по рычагу. Выражение его лица медленно менялось.
Раздражение и тревога исчезли. Он выглядел теперь просто усталым, очень
усталым. Он положил трубку на стол. Несколько секунд стоял молча и словно
бы глядел прямо перед собой на противоположную стену. Затем повернулся ко
мне.
спросил он.
подоконник и край рамы, затем отступил назад. Прежде чем я понял, что он
собирается делать, он с размаху всем телом ударился в стекло и выбросился
наружу...
я просидел несколько минут, стараясь подавить дурноту. Вскоре она прошла.
Я вышел из кабинета и вернулся туда, где встретился с доктором. Добравшись
до этого места, я все еще чувствовал себя не совсем хорошо.
были матовые, только на уровне глаз темнели прозрачные овалы. Я подумал,
что в палате должна быть дежурная, которой можно сообщить о самоубийстве
врача.
вечером, когда окончился небесный спектакль, да так и не подняли.
несколько часов... Слушай, приятель, подними ты эти проклятые шторы. Что
мы здесь в темноте валяемся! Ума не приложу, что это нынче стряслось с
этой проклятущей больницей...
солнечного света. Это была хирургическая палата, в ней находилось около
двадцати лежачих больных. Большинство были с повреждениями ног, некоторые,
кажется, с ампутированными конечностями.
Поднимай же их.
мужчина с обветренным лицом. Он сидел на постели лицом ко мне и к
солнечному свету. Глаза его смотрели прямо на меня, и глаза его соседа, и
глаза остальных...
собой. Затем я сказал:
исправили.
понимать. Но поверить, что все, все до одного в этой палате ослепли, как
тот врач, было невозможно. И тем не менее...
себя в руки и, набравшись смелости, заглянул в другую палату. Постели там
были разбросаны. Сперва мне показалось, что палата пуста, но это было не
так... не совсем так. На полу лежали двое в ночном белье. Один был весь в
крови, у другого был такой вид, словно его хватил удар. Оба были мертвы.
Остальные ушли.
голосов, которые я слышал все время, доносились снизу; теперь они стали
ближе и громче. Мгновение я колебался, но ничего другого мне не
оставалось, как продолжать спускаться.
поперек ступеней. Ниже, на лестничной площадке, лежал еще один человек,
который, видимо, тоже споткнулся, но не удержался на ногах и раскроил себе
череп о каменные ступени.
вестибюль. Вероятно, все, кто был способен передвигаться, инстинктивно
бросились сюда - в надежде либо найти помощь, либо выбраться на улицу.
Возможно, некоторые сумели выйти. Одна из парадных дверей была распахнута
настежь, но большинство больных не могло найти ее. Это была плотная толпа
мужчин и женщин, почти все в больничном ночном белье, медленно и
беспомощно кружившаяся на месте. Тех, кто был на краю толпы, это движение
безжалостно прижимало к мраморным углам и лепным украшениям. То один, то
другой человек спотыкался, и если толпа позволяла ему упасть, то шансов
подняться у него уже не было.
в аду? Но Доре не мог изобразить звуков: рыдания, стоны, вопли отчаяния.
лестнице.
их на улицу. Во всяком случае прекратить это чудовищное медленное движение
по кругу. Но довольно было одного взгляда, чтобы понять, что мне не
удалось бы пробраться к выходу и тем более повести их за собой. А если бы
и удалось, что дальше?
ужасные крики и стоны все стояли у меня в ушах. Тогда я отправился на