Чтение 3–й страницы книги ~Душа оборотня~

- И об этом расскажу.

Они присели на чешуйчатый ствол сосны, завалившейся с крутого берега. Невзор повертел в руках шапку, хлопнул, выбивая песок, о колено.

- Слушай, парень, раз...

- Олег.

- Слушай, Олег, раз пристало. Отца я почти не помню - хазары его в дозоре срубили, мать на другой год померла. Меня дядька по матери, десятник княжеской дружины, к себе взял. Сам бездетный, без семьи, пока я мал был - у него в веси жил, а как подрос малость - он меня с собой повсюду таскал: и в поле, на дозор, и по оброку в деревни, хотя это редко. Не любит дядька Часлав службу такую. Ни в хоромах княжеских, ни налог собирать. За это и десятник до сих пор, хоть князь и привечает. Почитай, с десяти годов меня к седлу, к брани приучал. А в ту зиму раз шли мы с поля. Две луны в степи, как волки, рыскали. Это раньше хазары под урожай набегали, а теперь - нет. Печенеги в любое время налетают. Под вечер уже смотрим - дым. Дозорный прискакал: печенег деревню пожег, полон ведет. Дядька Часлав нас рассыпал за курганом, аккурат вдоль дороги. Ждем. Точно, ведут полон: бабы, ребятишки. Мужиков мало - побили, видать. Сами веселые, хмельные, нагайками играют. Посчитали врагов - втрое против нас. Но дядька говорит: сдуру не налетать - стрелами побьют, на пики поставят. Как в балочку у кургана втянутся, так и вдарим. Луки готовь, по разу успеем стрельнуть, положим, сколько удастся - и в сечу! Кто мимо стрелу пустит - сам пороть буду. Ребята в смех: кто ж мимо пустит, раз сам десятник и учил. Так и вышло, положили десятка полтора стрелами и вдарили. Крепко рубились печенеги, а один, как увидел, что не уйти, стал полон сечь. У меня - аж в глазах темно. Кинулся к нему, себя не чуя, ну, и достал он меня. Его Часлав срубил, а я помню только - глаза синие надо мной, и все... Очнулся - в избе лежу на лавке. Хотел встать, да куда там. Только ноги свесил и, как куль с зерном, на пол и грянулся. Тут вбегает девка, в темное вся одета, волосы темного золота, глаза, как трава речная, - и давай меня обратно на лавку. Да ругается так, что и последний вор позавидует. Куда, говорит, собрался, телок непутевый? Тебе лежать да лежать еще. Я спрашиваю: где дядька? Она - ушли уж неделю как. Велели, мол, за тобой ходить. Оказалось, привезли меня в ту деревню. Когда печенег налетел, эта девка с братом только одни и спрятались. Брат у нее колдун оказался, да и она тоже то ли ведунья, то ли знахарка. Колдун печенегам глаза отвел, так и переждали беду. Ну, дядька Часлав и велел ей меня выхаживать. Она и сама не против - как-никак людей из неволи отбили...

Невзор замолчал. Из-за поворота, осторожно ступая по песку вдоль реки, показался Вторуша с топором в одной руке и с дубиной в другой.

- Тьфу ты, я думал, вы тут насмерть побились, а они разговоры ведут.

- Все в порядке, - успокоил его Олег, - ты иди пока, мы подойдем скоро.

Бывший дружинник дождался, пока купец скроется за поворотом, и продолжил. Выходила его знахарка, и колдун помог, а как первый раз из избы вышел - чуть не упал. Да не от слабости, а от тех глаз синих, что в поле возле кургана привиделись. Стоит деваха, росточка небольшого, опрятная, в платке теплом, руки в рукавах зипуна греет. Увидела его - в ноги бросилась. Оказалось, это за нее Невзор под саблю подставился.

- Я же, говорит, каждый день хожу, пособить чем, помочь, а меня Велена да брат ее гонят. - Невзор покачал головой. - Я и сам заметил: знахарка ко мне так и тянется, хоть виду не кажет. Она добрая, только уж очень ругается, если не по ее выходит. Стал я гулять помаленьку. С Малушей, с девахой этой, встречаемся. Они всей деревней в амбаре жили - от изб одни головешки остались. Стали строиться помаленьку, я, хоть и непривычен избы ладить, тоже помогать взялся. А жил покамест у Велены с братом. Она поняла уже, что потерян я для нее, но виду не подавала, только ночью часто плакала. А брат - так просто змеей шипел. Ты, говорит, уже в земле бы лежал, если бы не сестра. Весной, на Травень уже, прискакал дядька Часлав за мной. Пора, говорит, и на службу. Попрощался я с Малушей... Ты чего ухмыляешься?

- Нет, нет, - ведун поднял руки, - это я так, свое вспомнил.

- А-а. Ну, вот, хорошо попрощался, не обидел. Уговорились, что приезжать стану, как день свободный - деревня-то от Чернигова недалече. За день-ночь обернуться можно, ежели конь хороший. Вот и стал я наезжать к ней. Дядька Часлав все смеялся: чего ты, говорит, молодой, хомут на шею ладишь. Возьми девку, да и гуляй. А я не могу так. Только на Русальной неделе, перед Купалой, стала она моей. Сама захотела, я не торопил. Осенью думали свадьбу играть, да когда провожал я ее, перешел нам колдун дорогу. Велена еще по весне в чужие края подалась - горько ей было на наше счастье смотреть, - а братец ее меня не простил. Мы и опомниться не успели, как оборотил он и меня, и Малушу, а сам сгинул невесть куда. В деревню дороги нет - подались мы к дядьке. Ох, и серчал он, а что поделаешь. Так и сказал мне: ищи колдуна или сестру его, пущай порчу снимают. Малушу твою я спрячу, а ты ступай. В таком обличье не жить вам - камнями забьют...

- И ты пошел искать колдуна? - спросил Середин.

- Не будет он помогать, - вздохнул Невзор, - надо Велену искать. Сказывали, где-то под Туровом она.

- А чего ж к Днепру идешь?

- Думал, на ладью наняться. Что ж мне, как волку, по лесу пробираться, что ли?

- А на кровь не тянет?

- Бывает, - задумчиво сказал Невзор, - в полную луну сильно тянет. Но если раз попробую - все! Считай, съест меня тот волк, что внутри сидит.

- Да-а, - протянул Олег, - попал ты, Невзор. Хочешь, до Днепра с нами пойдешь, ежели крови нет на тебе? Но уговор: коли людской крови отведаешь - лучше уходи сам. Не пожалею.

- Не пугай, мне терять почти что и нечего. С вами не пойду - лошади меня бояться стали. Я потому к вам с подветра и подбирался. Пойду рядом, лесом. Если что, вы мне поможете, а то и я вам пригожусь.

- Договорились, - одобрил Середин, поднимаясь, - ну, пойдем, Невзор. Рыбки тебе так и не довелось отведать, а жрать-то хочется, поди. Только купцу не рассказывай, кто ты. У него брата оборотни всего неделю как заели.

- А сам он как вывернулся? Я ведь видел, как они его встретили, с собой повели.

- Я помог, - коротко объяснил Середин.

Вторуша без порток, в одной рубахе, едва прикрывавшей чресла, стоял в воде и бросал сеть. Широко размахиваясь, он профессионально закидывал невод, ждал, пока тот затонет, и споро вытягивал на берег добычу. Брал он не всю рыбу: по песку прыгали два огромных сазана и щука размером с молодого крокодила.

- Эй, купец, смотри, откусит щучка чего не надо! - крикнул Олег.

- Я ему откушу, - проворчал Вторуша, - чай, сгодится еще. Давай, рыбу доедай, и в дорогу. По холодку пойдем.

- Слышь, парень с нами пойдет, - добавил Олег, - по пути ему.

- Да пусть идет, мне-то что, - буркнул занятый делом купец.

Олег и Невзор присели на берегу и, прямо пальцами доставая из горшка рыбу, позавтракали.

Время было едва ли больше пяти часов. Над рекой еще слоился туман, рыба прыгала, гоняя малька - утренний жор. Середин любил раньше посидеть вот так, на заре, с удочкой, на прикормленном месте. Затемно он приходил на пруд возле бабкиного дома в деревне, налаживал снасть, забрасывал удочку и ждал. Над водой стелился туман, птицы еще молчали, ветер спал в березовой роще. Но стоило показаться солнцу - даже не показаться, а обозначить свой восход, - как разом, будто по взмаху дирижера, заливались птицы, и туман поднимался и пропадал, разгоняемый ветерком. Все осталось дома - за тысячу лет отсюда: и углепластиковое удилище, и японская леска-хамелеон, и острейшие крючки...

- Олег, запрягай пока.

- А? - опомнился Середин. - Рыбу-то не будешь готовить? Пропадет ведь на жаре.

- Ништо, - отозвался Вторуша, выбрасывая на берег еще пару рыбин, - не пропадет. - Ты, мил человек, скажи, как звать тебя? - обратился он к Невзору.

- Невзором кличут, - сказал тот.

- Вот, давай-ка ты рыбку успокой, да холстину принеси. Пожалуй, хватит ловить.

Невзор оглушил рыбу поленом, принес от телеги кусок грубой материи и, смочив его в реке, подал купцу.

- Вот, правильно. - Вторуша натянул порты и принялся рвать траву на откосе.

Разложив ее на холсте, он пристроил сверху рыбу, снова закидал травой и скатал материю в тугой сверток:

- Теперь не пропадет.

Олег вернул Невзору нож, тот прицепил его к поясу и исчез в лесу.

- Чего он? - удивился Вторуша.

- Не любит дорогой ходить.

- Да? А я подумал, коней пугать не хочет. - Купец внимательно поглядел на Середина: - Смотри сам, Олег.

- Ладно. Больно зоркий ты, - буркнул тот. - Хороший человек, не повезло ему. Вот, тебя провожу, а потом с его бедой разберемся.

Глава 3

До полудня ехали вдоль реки, что проглядывала иногда справа сквозь деревья. Раз дорогу впереди перебежали косули - метнулись, как тени, только белые хвостики мелькнули, пропадая в лесу. Вожак, правда, остановился на обочине, настороженно поглядывая на приближавшиеся телеги, но потом тоже исчез среди стволов.

- Твой Невзор шуганул, - сказал Вторуша, - эх, кабы лук да стрелы - так мясом, глядишь, разжились.

Река свернула к югу, отсекая сосны на крутом берегу от холмистых полей. Чуть подальше, затаившись меж двух пологих взгорков, виднелась деревня. Вторуша повеселел, подхлестнул кобылу: к людям вышли. Увязая в песке, телеги скатились к броду. Невзор, стоя по колено в воде на середине реки, махнул рукой: давай, двигай. Лошадей взяли под уздцы, чтобы не взбрыкнули от бегучей воды. Сивка, привязанная к последней телеге, заартачилась было, но Середин огрел ее плетью - давно напрашивалась, - и лошадь послушно вошла в реку.

Навстречу, от деревни, к реке спускалось стадо коров голов с десяток. Пастушок, мальчишка лет семи, бежал рядом, подгоняя отставших ивовым прутом.

- Слышь, малой, - окликнул его Вторуша, - что за деревня?

- Наша деревня, - буркнул парнишка.

- Понятно, что ваша, - проворчал купец, - что, может станем на ночь, аль как?

- Тебе виднее, - пожал плечами ведун, - мне не к спеху.

Через сжатое поле подъехали к околице. В огородах возле крайних домов копошились бабы. Завидев приезжих, женщины некоторое время вглядывались в их лица, приложив руки к глазам, и снова принимались за работу.

- Вот и у нас так, - прокомментировал Вторуша, - пока ведро - все в поле, или морковку-капусту рядят. Знамо дело - день год кормит. Вы пока посидите тут, я пойду, харчей спрошу и насчет ночлега.

Олег спрыгнул с телеги и подошел к присевшему возле колодца Невзору.

- Купец предлагает здесь переночевать. Ты как?

- Под плетнем посплю. Если скотину в доме держат: ягнят, или курей - помрут со страху.

- Зачем под плетнем? Лошадей в стойло, а ты на телеге. Вроде как охрана.

К колодцу подошла молодуха в простом домотканом платье с коромыслом и двумя ведрами. Покосившись на приезжих, взялась за плечо "журавля", опуская бадейку к воде.

- Давай пособлю, красивая. - Олег помог вытянуть бадью, подхватил снизу, перелил воду в ведро. - Что, ночевать пустите странников?

- Коли сами останетесь, чего ж не пустить.

- А чего ж не остаться?

- Ой, не знаю. - Молодуха подхватила ведра на коромысло и засеменила прочь. - Не все ко двору, что в дом просятся.

Олег хмыкнул, пожал плечами. Деревня, вроде, не бедная, хотя большинство строений крыты соломой. Ладные домишки прячутся в садах, на плетнях торчат горшки и кувшины, во дворах копошится голопузая ребятня.

Из большой избы с подклетью и прирубом вышел Вторуша. Утирая бороду, он подошел к Олегу.

- Вот, молочком угостили.

- Понятно, ты своего не упустишь. А как насчет ночлега?

- Вишь, какое дело, Олежек, - умильно заглядывая в глаза, забормотал купец, - не все ладно тут. Ежели поможем кой в чем - так и разговор другой будет.

- И что же за помощь требуется?

Вторуша поскреб затылок.

- Ты уж не серчай на меня. Сказал я, что человек с нами, который вроде как ворожбой промышляет...

- Это ты о чем? - насторожился Середин.

- Да вспомнил я, как ты с нечистью разобрался. Хоть и темно было, но глаз-то у меня верный. Не прост ты, Олег, ох не прост. На руку скор и глаза отвести можешь. Ну, и сказал я старосте, что горе его - не беда, а так, пустое...

- Да говори толком, - начал злиться ведун.

- Девка у него неможет. Неделю как слегла. На деревне разговоры пошли: мол, как бы не чума, али еще какая напасть. Того гляди избу запалят да с деревни погонят. Ты девку-то погляди, а хозяин уже и стол накрывает, к себе зовет. А и денег не возьмет. Ну, глянешь? Не выйдет, так не выйдет. Ты главное, брови сдвинь и губами шевели. Ага?

- Ну, ты хитер, купец. А и впрямь не выйдет - как я мужику в глаза посмотрю?

- Ништо. Нам переночевать, а с утра уйдем, и вся недолга.

Олег прищурился, в упор разглядывая Вторушу.

- Ты знаешь, купец, я уже жалеть начинаю, что тебя не съели.

- Что ты, что ты! Рази ж так можно! Не хочешь - не надо. Поехали дальше. Да только глянь: день к вечеру, тучки заходят. А дождь пойдет? В поле под телегой ой как несподобно будет...

- Ты что скажешь? - Олег обернулся к Невзору.

- Мне все одно: что в поле, что здесь. Эх, Вторуша... Люди от тебя помощи ждут. - Невзор криво улыбнулся, в углу рта блеснул острый клык. - Вот за что не люблю я купчишек - выгоды не упустят.

- Да что вы, как на приблудного, накинулись, - деланно обиделся Вторуша, - я ради вас, понимаешь! Не хотите - сей же час дальше едем.

- Сделаем так: я пойду к хозяину. Если помочь не смогу - едем отсюда. А ты... - Ведун взял Вторушу за рубаху и подтянул к себе поближе. Купец приподнялся на цыпочки, преданно глядя Олегу в глаза. - Смотри, самого себя не обмани, купец.

Хозяин уже вышел из избы, распахнул ворота, приглашая гостей. Проходя мимо, Олег взглянул ему в лицо. Мужику было по виду лет около сорока, седина пробивалась в окладистой бороде, нависшие кустистые брови почти скрывали глаза. Середин заметил, что мужик сильно косит на один глаз, и качнул головой: как его старостой-то выбрали с таким взглядом. "Дурной глаз", - не любят таких в народе. Понятно, что, когда дочка занедужила, в деревне решили: не к добру.

Заехали во двор. Олег велел пока не распрягать. Вторуша подогнал лошадей к долбленому корыту на козлах, которое староста наполнил водой.

- Проходите в дом, гости, - пробурчал он, не поднимая глаз.

Поднялись на крыльцо в две ступени, наклонив головы под низкой притолокой, вошли в сени. Из-под ног Невзора с мявом шарахнулась кошка.

- Ить, зараза. Сюда, сюда, в горницу. - Хозяин услужливо распахнул дверь слева.

Здесь уже ждал гостей стол: молоко, свежий хлеб, каша в горшке, холодная убоина. На лавке в углу сидела девчонка лет пяти, хлопала на вошедших глазами, увлеченно обсасывая большой палец. Из подклети поднялась хозяйка - круглолицая, пышнотелая, - приветливо поздоровалась, поставила на стол лукошко с яйцами.

- Чем богаты, - прогудел староста, - не ждали гостей.

- Медку бы неплохо, или бражки, - потирая руки, намекнул Вторуша.

- Будет за что пить - поставим и медок, - хмуро сказал хозяин. - Кто из вас ворожбит? Не ты ли, - уставился он на Невзора.

- Я, - подал голос Олег, усаживаясь за стол.

Женщина услужливо налила ему молока.

- Молод ты, однако. А шапку в избе снимать положено, - прогудел мужик, опять обращаясь к Невзору.

- Головой страдает, пусть так будет, - пояснил Олег. - Ты расскажи, что с девкой?

- А что с девкой... слегла девка. Не знаю, сглазил кто, или хворает. Только лежит колодой, даже говорить не хочет...

- Кровиночка наша, жизнь вложили, себя не берегли, - заголосила вдруг хозяйка так пронзительно, что Вторуша расплескал молоко, - как дите стала, ни...

- Тихо ты, - прикрикнул мужик, - вот беда с бабами. Помоги, парень, век благодарен буду. Самая работа в репнице: капусту, репку собрать, под зиму скоро запас готовить, - а тут вишь как.

Глядя на мать, заревела девчонка на лавке. Олег допил молоко, поднялся с лавки:

- Веди.

- В светелке она, за печкой, - пояснил староста, - сами здесь, в горнице спим. Не ровен час, зараза какая на девке.

Через сени он провел Олега в небольшую комнатку, по стенам помещались широкие лавки. Окна здесь были заткнуты тряпками, стоял тяжелый запах давно не проветриваемого помещения, отхожее ведро в углу тоже не добавляло свежести. В полутьме Олег разглядел на лавке укрытое до головы тело.

- Ну-ка, давай отсюда, - велел он. - Хотя постой. Сперва тряпки убери да ведро вынеси. Тут и здоровый сляжет.

Староста открыл окна, подхватил ведро и захлопнул за собой дверь. Середин огляделся. Возле печи ухват, горшки на подставке. В тишине слышалось легкое дыхание лежащей на лавке девушки. Он постоял, вглядываясь в изможденное лицо, опасаясь увидеть багровые пятна или волдыри - если и вправду чума, лучше бежать отсюда быстрее. Но лицо девушки было чистое, хоть и бледное. Лет шестнадцать, от силы - семнадцать. Короткий вздернутый носик, полные губы. Ее можно было назвать симпатичной, если бы не заострившиеся черты лица. Середин попытался найти в памяти инкубационный период чумы - вспомнить не вышло, - и, махнув на это рукой, присел на лавку. Взяв руку девушки, нащупал пульс - ровный. Рука оказалась вялая, но жара не ощущалось. Глаз больная не открыла, будто ей было все равно, кто рядом.

Середин привстал, откинул полотно, прикрывавшее девицу. Она лежала в нижней рубахе с широким вырезом. Олег наклонился, повернул ей голову. На шее пульсировала голубая вена, следов укуса не было.

- Уже хорошо, - пробормотал Олег. - Что ж с тобой приключилось, красавица? Или принц тебя поцеловать должен в уста сахарные?

Он слегка похлопал ее по щеке. Девушка поморщилась, медленно открыла глаза, посмотрела на Середина отрешенно, словно его и не было в избе, но ничего не сказала.

- Ты говорить можешь?

- Зачем? - Шепот был едва слышен, и ведуну пришлось наклониться, чтобы разобрать, что она говорит.

- Что с тобой стряслось?

Девушка прикрыла глаза, по щеке скатилась одинокая слезинка.

Кто-то подергал Олега за штаны, и он недоуменно оглянулся. Младшая дочь хозяина, невесть когда пробравшаяся в избу, поманила его ладошкой поближе. Ведун присел на корточки.

- Она не болеет, - продолжая посасывать палец, сказала кроха.

- Так, - Середин присел на лавку и посадил ее к себе на колено, - ты палец-то вынь, вдруг откусишь. Ну, говори, что знаешь.

- Любовь у нее, - горячо зашептала она ему в ухо, - вот и сохнет. А парень не наш, пришлый. Они ночью встречаются, я видела. Белослава к колодцу ходит, а он ждет ее там. Потом в поле идут, а я за ними не хожу - нехорошо. Парень красивый, светится весь. Под утро она как приходит, поет потихоньку, что-то примеряет на себе, будто бусики, а чего - не увидишь. И день потом лежит, вот как сейчас. Да, лежит и лежит.

- Часто они гуляют?

- Я три дня за ними смотрела, а вчера парень меня увидал. Рукой повел так вот, - девчушка помахала ладонью, - и все, не помню больше. А проснулась я - уж петух кричит, а тятенька по двору ходит.

- Ага, - Олег задумался, - а не знаешь, звезду падучую сестра твоя не видела?

- Ой, видела! Она меня тогда с собой спать положила, все шептала, какая красота в небе была. Звезда, сказывала, синенька, а след у нее пушистый, беленький, как снегом порошит.

- Вон оно что, - протянул Середин. - Не горюй, кроха. Поправится Белослава. Веселей прежнего будет. Тебя как звать то?

- Пока Синичкой кличут, а в Грудень, под день Сварога, новое имя дадут. Я тебе тогда скажу. А ты правда ворожбишь? А заговоры знаешь? А кошку нашу заговори - царапается сильно, а еще...

Про то, чтобы в пять лет ребенку давали новое имя, ведун слышал впервые, но сильно не удивился. Времена такие, что в каждой деревне свои обычаи. Не успели еще попы всех смертных под одну гребенку причесать.

- Стоп. Пока с твоей сестрой разберемся, а насчет кошки потом думать будем. Договорились?

- Ладно. - Девчушка скользнула на пол и выскочила в сени.

Олег прикрыл Белославу и прошел в горницу. Вторуша набивал рот всем, до чего мог дотянуться; в бороде застряли крошки, на усах повисла молочная пенка. Невзор вяло жевал мясо.

- Значит так, хозяин. Беде твоей помочь можно, если сделаете, как я велю. А сейчас скажи-ка, торфяник или глина рядом где-нибудь есть?

- Как не быть. Глина на речке из-под песка выходит правее от брода, а и торфяник там, чуть подальше, за ивняком.

- Это хорошо. - Олег огляделся: - Где младшая твоя?

- На двор, небось, побегла, егоза.

- Ладно. Ты к ночи баньку истопи. Вторуша, распрягай лошадей. На ночь останемся.

- Угу, - купец утер рукавом бороду и с готовностью поднялся с лавки, - все сделаем.

Подхватив со стола кусок мяса и ломоть хлеба, он засеменил к дверям.

Середин вышел на двор. Поднявшийся ветер гнал по улице пыль, облака затянули небо. Синичка пыталась стащить с плетня пятнистую кошку, крепко ухватившись за пушистый хвост. Кошка некоторое время терпела, цепляясь когтями и отчаянно мяукая, потом молниеносно хватанула девчушку когтистой лапой и кинулась в лопухи. Синичка затрясла рукой, побежала к избе и тут увидела Олега.

- Вот, опять, - лицо ее скривилось от обиды, - я погладить хотела...

- За хвост таскать не надо, тогда и царапаться не будет. Только не реви. На вот, - Олег сорвал подорожник, - лизни и залепи царапину. Отец твой сказал, возле брода глина есть. Покажешь?

- Пойдем. - Синичка вприпрыжку выскочила на улицу.

- Не беги, коза.

Ветер поднимал на реке волну, гудел в соснах на противоположном берегу.

- Ой, кабы грозы не было. Боюсь, ох боюсь, - причитала девчушка. - Перун гневается, огоньком кидает. По весне березу подпалил... Вот глина, а тебе зачем?

Середин огляделся.

- А где торфяник? Ну, болотце или озеро такое. Вода темная, черная почти.

- Так это дальше. Только я не пойду - страшно. Сказывают, там ичетики живут и игошки. Утянут.

- Со мной не утянут, - подбодрил ведун.

Они поднялись чуть повыше, продрались сквозь кустарник и вышли к ручейку, стекавшему в реку из торфяного озера. Вода была почти коричневого цвета, зацветшая возле топких берегов. Ведун оставил Синичку на краю озера, а сам направился к темно-зеленому кустарнику. Туя разрослась густо - переплетаясь плоскими ветками, образовала собой живую стену. Олег нарвал веток, набрал в карманы несколько горстей пахучих шишечек, и, подхлестываемые все усиливавшимся ветром, они направились в деревню.

Дождь все-таки накрыл их возле околицы. Олег с Синичкой припустили бегом, наперегонки и, смеясь, влетели в избу.